Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны - Алексей Архипович Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эпилог
1975–2003
Генерал-майор Алексей Леонов
ЗВЕЗДНЫЙ ГОРОДОК. МОСКВА, 2003 г.
Своими колдовскими чарами Луна приковывала внимание каждой цивилизации с самого зарождения человечества. В каждой культуре есть мифы о нашей ближайшей соседке по космосу. Древние греки верили, что Луна – это место упокоения душ, которым назначен путь в рай среди звезд. Северные охотники видели в ней девушку, которая попала в неволю, неосторожно отправившись за водой. Островитяне Тихого океана, глядя по ночам в небо, представляли себе божественную женщину, которая ткет белый парус, чтобы путешествовать по небу.
Маленьким мальчиком я тоже смотрел на Луну, и мне казалось, что я вижу всадника, скачущего по ее серебряному полю. Годы спустя, начав изучать Луну по-настоящему, я научится отличать многочисленные кратеры на ней от так называемых лунных морей. Я узнал много прекрасных и таинственно звучащих названий: Озеро Сновидений, Болото Гниения, Залив Радуги.
Все те годы, что готовился к лунным экспедициям, я сосредоточенно думал о Луне и о том звездном пути, которым приду туда. Но впервые полетев в космос, я испытал радость и благоговейный трепет, когда увидел нашу собственную планету. Взгляд на ее голубой шар с такого большого расстояния глубоко переменил мое ви́дение времени и пространства.
Многие из нас привычно принимают на веру, что Земля круглая. Но я увидел это собственными глазами. Я увидел, как тонка та оболочка атмосферы, которая окружает нашу родную планету. Из космоса она похожа на невесомую, окутывающую Землю пелену. И только она защищает нас от ультрафиолетовых лучей и ударов прилетающих из космоса метеоритов. Увидев это, я стал по-другому понимать жизнь.
Хотя в космос я вознесся на волне конфликта двух сверхдержав, двух различных идеологий, но когда я взглянул на нашу планету, меня потрясло, что она – дом лишь для одного-единственного человеческого вида.
После нашего полета «Союз – Аполлон» в середине 1970-х глобальные группировки вновь начали проваливаться в прискорбный антагонизм, делясь по линии «Восток – Запад». Когда в 1980 году к власти в США пришел Рональд Рейган и заговорил о Советском Союзе как об «империи зла», чувство товарищества между нашими двумя странами, порожденное совместным проектом, кажется, исчезло.
Преемник Брежнева Юрий Андропов хорошо понимал, что мир меняется и наша страна тоже должна меняться. Он призывал заморозить ядерные арсеналы и начать создавать частные предприятия в Советском Союзе. Если бы его избрали на пост раньше, то государство уже двигалось бы в этом направлении. Но Андропов был стар, он скончался в 1984 году, проведя у власти меньше двух лет.
Лишь в годы правления Михаила Горбачёва, который был избран Генеральным секретарем Коммунистической партии Советского Союза в марте 1985 года, наметилось улучшение отношений между Советским Союзом и всем остальным миром. Если Горбачёва и стоит вспоминать добрым словом, то именно за это. Однако, руководя ликвидацией коммунистического режима, он уничтожил и экономику нашей страны, что привело в конце концов к распаду самого Советского Союза. Те элементы прежней системы, которые приносили пользу обществу, например, качественное бесплатное высшее образование и медицина, а еще дешевые коммунальные услуги, тоже оказались разрушены.
Горбачёв не жаловал советскую космонавтику. При его руководстве отношение государства к программе освоения космоса ухудшилось. Особенно это проявлялось в сравнении с отношением к космосу его предшественника Андропова; я не беру в расчет Константина Черненко, который за короткий срок пребывания в должности лидера государства (1984–1985 годы) не успел сделать для страны вообще ничего. Но Андропов с энтузиазмом поддерживал космонавтику. Он всегда одобрительно относился к деятельности основанной мной Ассоциации участников космических полетов, считая правильным налаживание тесных контактов с теми, кто имел отношение к космонавтике других стран.
– Пусть правительства поспевают за вами потом, – говаривал он.
Но при Горбачёве все, что касалось космоса, вошло в глубокое пике.
Так было, думаю, не потому, что лично ему космонавтика была неинтересна или вызывала неприязнь. Когда Горбачёв встречался с участниками отряда космонавтов, он всегда держался вежливо и учтиво. Но, без сомнения, его обескураживало все то, что требовалось сделать в нашей стране. Думаю, жена Горбачёва Раиса отчасти виновата в том, как поменялось его поведение. Она сильно на него влияла. Хотя она была очень популярна за границей, на родине многие ее не любили в основном потому, что она бестактно пыталась встрять в каждый государственный вопрос.
Раиса Горбачёва крайне холодно относилась к отряду космонавтов. Кажется, она ревновала к тому интересу, который мы вызывали. Она хотела сама быть в центре внимания. Например, она ни разу не пыталась познакомиться с Валентиной Терешковой, хотя жены Хрущёва и Брежнева относились к ней как к дочери.
При Горбачёве нам приходилось постоянно отстаивать важность того, что делается по программе исследования космоса, на которую выделяли все меньше денег. Но наши усилия были почти бесплодны. В начале 1980-х началась работа над проектом отечественного многоразового космического корабля «Буран», в разработке которого я тоже участвовал. Но состоялся лишь один полет «Бурана» в беспилотном режиме, в 1988 году. После этого Горбачёв отменил всю программу.
Все, что оставалось от отечественной пилотируемой космонавтики к моменту, когда Бориса Ельцина избрали президентом Российской Федерации в мае 1990 года, это орбитальная станция «Мир», начавшая работу в космосе в 1986 году, а еще сильно урезанные программы космических аппаратов серий «Салют» и «Союз» и документы о намерении начать строительство международной космической станции.
После полета «Союз – Аполлон» я продолжал занимать должность замдиректора Центра подготовки космонавтов имени Юрия Гагарина и директора программы «Интеркосмос». Отвечая за подготовку космонавтов на базе ЦПК, я постепенно отменял самые жесткие физические испытания, которым нас подвергали на заре космонавтики и которые я считал уже ненужными. Например, я больше не требовал, чтобы космонавтов-новичков так долго испытывали в сурдокамере при сильной жаре. И я не хотел, чтобы они подвергались жесточайшим перегрузкам в центрифуге, из-за которых в прежние годы некоторые новички теряли сознание.
С годами критерии отбора кандидатов в космонавты смягчались. Но и после этого они оставались жесткими, и отыскать подходящего под
