История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе - Равиль Бухараев

Теперь, вкратце рассказав о главных проявлениях государственной культуры Золотой Орды, мы можем сказать несколько слов и о самой золотоордынской поэзии. В нашу книгу, кроме анонимных авторов, вошли образцы творчества таких поэтов Золотой Орды как Кутб, Хорезми, Хисам Кятиб и Сайф-и Сараи.

Все они писали на старинном тюркском языке, который в рамках нашего предисловия, не вдаваясь в глубины языкознания, можно было бы назвать огузо-кипчакским[418]. В этом смысле все поэты, которые создавали свои бессмертные произведения в Сарае аль Махруса и других поволжских городах, в Хорезме, и даже в Иране и Египте, являются литературными классиками татарского и всех других тюркских народов, чьи предки когда-то жили на территории Великого государства. Стихи в этой книге переведены с чрезвычайно близких к золотоордынским по языку старотатарских текстов, опубликованных в XIX веке со старинных рукописей, которые и сегодня обнаруживаются археографами в татарских деревнях Поволжья и Приуралья.

Очевидно, что на золотоордынскую поэзию, являвшуюся продолжением и развитием тюркской письменной поэзии кашгарца Юсуфа Баласагуни (XI век), туркестанца Ходжи Ахмеда Яссави (XII век) и погибшего при взятии монголами города Биляр в 1236 году волжского булгарина Кул Гали, оказывали в XIII и XIV веках влияние и великие поэты остального мусульманского мира. Среди этих поэтов – Амир Хосроу, который, происходя из Мультана в Синде, сам наполовину являлся тюрком. Его поэтическое наследие и наследие других великих поэтов той эпохи, – конийца и тюрка Джалалетдина Руми с его «Маснави» и ширазца Муслех ад-Дин Саади, чьи бессмертные произведения «Бустан» и «Гулистан», написанные в 1256-58 годах, – стали неисчерпаемым источником вдохновения для поэтов Золотой Орды.

Все они творили в течение XIV века – блистательного века золотоордынской истории. Увы, мы практически ничего не знаем о поэтах поволжских территорий Золотой Орды в предыдущем, XIII веке – уже потому, что культура Волжской Булгарии, в начале этого века давшая миру великую поэму Кул Гали «Сказание о Юсуфе», перенесла от монгольского нашествия воистину великое потрясение. Другое дело, что с налаживанием связей между Золотой Ордой и мамлюкским Египтом многие булгарско-кипчакские произведения стали появляться именно там, в Каире и Александрии.

Там, например, созданы на тюркском наречии в XIII веке такие книги как арабско-тюркский словарь «Тарджимани Тюрки ва Араби» (1245 г.). Абу Хайян ат-Тюрки (1265–1344) и Джамалетдин Абу Мухаммад Абдулла ат-Тюрки тогда же создали в Египте словарь «Китаб ал Булгат аль Мештак фил-Люгат ат-Тюрк валь Кипчак». Примерно в то же время на булгарско-кипчакский язык был переведен бессмертный дастан «Шах-наме» Фирдоуси. Естественно, что самый, быть может, тонкий и изящный поэт Золотой Орды Сайф-и Сараи, бежав из столицы Золотой Орды от ужасов Черной смерти и политического неспокойствия в мамлюкский Египет, нашел там среду, в которой его творчество не оторвалось от родной почвы.

О нем, как и о других поэтах этой книги, известно немного: он родился на берегу Волги, в городе Камышлы, в котором угадывается современный Камышин. Поэт затем жил и творил в столице, городе Сарай аль-Махруса на Ахтубе, странствовал по землям Золотой Орды, а затем переселился в Египет. Известно, что в 1393 году поэт был еще жив. Помимо газелей, коротких стихотворений и трагической поэмы «Сухейль и Гульдурсун», помещенных в этой книге, ему также принадлежит чрезвычайно значительный труд – вольный перевод на тюркский язык «Гулистана» великого Саади.

Другими значительными поэтами Золотой Орды XIV века были Кутб, который в Белой орде переложил на свой родной язык поэму «Хосров и Ширин» Низами, и Хорезми с его «Мухаббат-наме» – «Посланиями о любви». На фоне таких помещенных в нашей книге религиозно-назидательных сочинений как «Кисекбаш» и «Сказание о лани» его стихи о любви и радостях жизни подчеркивают, насколько разнообразна была золотоордынская поэзия, которая не чуралась ни светской беседы, ни застольной песни, ни проникновенной религиозной проповеди.

О Хорезми известно лишь то, что можно почерпнуть из его произведения, которое было посвящено одному из областных правителей Золотой Орды, родственнику хана Джанибека Мухаммад-Ходже-беку и написано было в низовьях Сыр-Дарьи, по всей видимости, в столице Хорезма – Ургенче. Его послания и газели завершаются рассказом о дальних странствиях самого поэта, который побывал и в Византии, и в Сирии. Самое же удивительное в этом поэтическом рассказе – это призыв, обращенный к мусульманам, которые, как и сегодня, так часто подпадали в его время под власть надменного невежества:

Зажги ж свечу во тьме и мусульманствуУчись у христиан – в досаду чванству!

Одни эти строки показывают, что мусульмане минувших веков сознавали, насколько духовно близки истинное христианство и истинный ислам, которые, согласно Священному Корану, разделяют одно и то же трудное нравственное учение о любви к ближнему. Разве это случайно, что Иисус Христос являлся героем многих стихотворных произведений средневековой мусульманской эпохи – как в стихах несравненного Джалалетдина Руми, так и в сюрреалистической поэме «Царь-Череп» Хисама Кятиба, помещенной в этой книге? Думается, что люди, не отдающие исламу справедливости и считающие всех его представителей нетерпимыми и далекими от других культур людьми, призадумаются над этими стихами, бережно хранившимися у мусульманских народов России и мира в течение семи веков.

В процитированном произведении Хорезми интересен и изображаемый им быт, когда он описывает реальное застолье у ордынского князя. Чаша в его посланиях – символ, о котором следует сказать особо. Чаще всего – это чаша мудрости, поэтому поэт и зовет ее чашей легендарного царя-мудреца Джамшида. Вино в его стихах – это духовная категория, что, впрочем, не исключает вполне реальных возлияний – их поэт также не обходит вниманием.

Помимо всего, важную роль в золотоордынском застолье играл аристократический этикет, взявший свое начало еще задолго до образования Великого государства. В своих впечатлениях от поезки к великому кагану монголов, венецианский путешественник Марко Поло отмечал:

«В том покое, где сидит великий хан, посередине стоит чаша из чистого золота; входит в нее бочка вина; кругом нее, по углам, чашт поменьше. Из большой чаши вино или другой напиток разливается по золотым сосудам; а в каждом из них вина хватит на человек восемь или десять; один такой сосуд ставится на стол между двух человек, а у каждого своя чарка с ручкой, ею он и черпает вино из золотого сосуда[419]».

Другое, но также чрезвычайно церемониальное, застолье наблюдал в Сарае времен хана Узбека Ибн Баттута в 1333 году:

«Потом приносят золотые и серебряные сосуды для питья…

Когда султан захочет пить, то дочь его берет кувшин в руку, присядет и потом подает ему кувшин. Он пьет, а затем она берет другой кувшин и подает его старшей хатуни, которая пьет из него. Потом она кувшин остальным хатуням по старшинству их. Затем наследник престола берет кувшин, кланяется и подает его отцу, который пьет (из него), потом подает хатуням и, наконец, сестре, кланяясь им всем. Тогда встает второй сын, берет кувшин, угощает брата своего и кланяется ему. Затем встают старшие эмиры, каждый из них дает пить наследнику престола и кланяется ему. Потом встают младшие эмиры и подают пить царевичам[420]».

Удивительным произведением, сочетающим в себе глубину религиозного чувства с яркими и живыми осязаниями мира, является уже упомянутая нами выше таинственная поэма Хисама Кятиба «Царь-Череп». Об авторе ее известно лишь то, что он был писцем (кятибом), который работал в канцелярии светского или религиозного лица. Как увидит читатель, его поэма вызывает одновременные ассоциации с «Гамлетом» Шекспира и «Божественной комедией» Данте, что дало повод исследователям искать параллели между мусульманским ренессансом Золотой Орды и первой зарей ренессанса в Италии.

Зная, что во времена чумной эпидемии столица Золотой Орды была перенесена выше по Волге в город под названием Гулистан (Сад Роз) близ современного Саратова, спрашиваешь себя, а где же что-то вроде золотоордынского «Декамерона», созданного Бокаччо, как известно, в сходных декорациях чумной эпидемии? В какой-то степени эту нишу заполняет сохранившееся прозаическое произведение Махмуда бин Али «Нахдж эль Фарадис», созданное в Хорезме в 1358 году, но ведь были – не могли не быть – и иные золотоордынские книги?

Неужели неизвестные нам пласты подобной золотоордынской литературы пропали навеки?

Есть, однако, надежда: неведомые нам прежде рукописи и сейчас обнаруживаются в библиотеках и книгохранилищах мира. Уже тех радужных осколков, которые сохранились в тысячелетней литературе татарского и литературах других тюркских народов России, довольно, чтобы представить себе все величие этой поэтической культуры.