Толкование Евангелия - Гладков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Государь, умилосердившись над рабом тем, отпустил его и долг простил ему (Мф. 18, 27). Тот просил отсрочки, этот дал прощение; стало быть, тот получил больше, чем просил!
Раб же тот, выйдя, нашел одного из товарищей своих, который должен был ему сто динариев
41
,
и, схватив его, душил, говоря: отдай мне, что должен. Что может быть преступнее этого? Еще в ушах его раздавались слова благодеяния — и он забыл уже о человеколюбии господина! Видишь, какое благо помнить свои грехи! Ведь и этот должник, если бы постоянно помнил их, не был бы так жесток и бесчеловечен. Никто не может сделать душу так любомудрой, смиренной и кроткой, как постоянное памятование о грехах. Памятуя о них, мы не только изгладим их, но и будем ко всем людям снисходительнее.
Тогда товарищ его пал к ногам его, умолял его и говорил: потерпи на мне, и все отдам тебе. Теми же словами, посредством которых тот нашел прощение, и этот просит о спасении.
Но тот, по безмерной жестокости, не тронулся этими словами. Если бы он даже простил, так и это не было бы уже делом человеколюбия, но долгом и обязанностью. В самом деле, если бы он сделал это прежде, чем был расчет с господином, то поступок его был бы делом его собственного великодушия; теперь же, после прощения стольких грехов, он был уже обязан, как бы неизбежным долгом, не злопамятствовать на товарища. Но должник ни о чем этом не думал, а вдруг, воспламенившись гневом,
посадил его в темницу, пока не отдаст долга. Товарищи его, видевши это, вознегодовали и рассказали государю своему (Мф. 18, 30—31). Услышав это, господин призывает его, опять начинает суд и говорит:
злой раб! весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня; не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя? (Мф. 18, 32). — Слушайте, лихоимцы (к вам слово)! Слушайте, безжалостные и жестокие! Вы жестоки не для других, а для самих себя. Когда ты питаешь злобу, то знай, что ты питаешь ее к самому себе, а не к другому, обременяешь самого себя грехами, а не ближнего! Что бы ты ни сделал последнему, все это сделаешь, как человек, и притом в настоящей только жизни, но Бог не так поступит: Он подвергнет тебя большему и вечному мучению в жизни будущей:
и
отдал его истязателям, пока не отдаст ему всего долга (Мф. 18, 34), то есть навсегда, потому что он никогда не будет в состоянии заплатить своего долга. Итак, после того, как дар уже оказан, и человеколюбие явлено, приговор отменен ради злопамятства. Не погрешит, кто назовет этот грех тягчайшим всякого греха: другие грехи все были прощены, а этот не только сам не мог быть прощен, но возобновил опять и другие грехи, которые были уже изглажены совсем. Ни от кого так не отвращается Бог, как от человека злопамятного и коснеющего в гневе. Это в особенности показал Он здесь; да и в самой молитве заповедовал нам говорить так:
и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим (Мф. 6, 12). Если уж помнить грехи, то помнить должно только свои. Помня собственные грехи, о чужих мы никогда и не подумаем, а коль скоро о тех забудем, эти легко придут нам на мысль. Если бы и этот должник помнил о десяти тысячах талантов, то не вспомнил бы ста динариев, но как забыл о тех, когда стал душить товарища, то привлек на свою голову тяжесть множества прежних грехов.
Так и Отец Мой Небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его».
Условность прощения грехов
Эта притча, помимо главной мысли о всепрощении, прекрасно разъясненной Иоанном Златоустом, вмещает в себя и другую, весьма важную для нашего спасения. Наказание прощенного уже, но вновь согрешившего грешника, при том же наказании его не только за новый грех, но и за все прежние, покрытые уже прощением грехи, доказывает, что прощение грехов в этой жизни не дается безусловно и навсегда; напротив, всякое прощение дается под условием, чтобы прощенный более не грешил.
Иди и впредь не греши (Ин. 8, 11). Тогда прежние грехи твои не будут вменены тебе в вину ни здесь, ни на окончательном Суде; но если ты вновь начнешь грешить, то призовешь на свою голову наказание и за те грехи, за которые не был осужден и мог бы быть окончательно прощен.
Уплата подати на храм
Когда Иисус с Апостолами находился в Капернауме, то сборщики храмовой подати подошли к Петру и спросили:
Учитель ваш не даст ли дидрахмы? (Мф. 17, 24).
Драхмой называлась серебряная монета весом около 4 грамм; две таких драхмы, дидрахма, равнялись по ценности еврейскому полсиклю и составляли ежегодную подать на храм, которой облагались все евреи, где бы они ни находились, богатые и бедные, кроме священников и левитов. Подать эта установлена первоначально Моисеем (Исх. 30, 11-16), но ежегодной стала после построения храма Соломонова (2 Пар. 24, 6).
На вопрос сборщиков Петр ответил утвердительно, не сомневаясь, что Иисус уплатит требуемую подать, а это дает основание полагать, что и прежде Иисус, не желая нарушать закон, платил установленные подати. Хотя Иисус не слышал ни вопроса сборщиков, ни ответа Петра, так как находился в это время в доме, но последовавшим затем разговором Своим с Петром дал ему и другим Апостолам понять, что от Него, как всеведущего, ничто не может скрыться. Когда Петр вошел в дом, где находился Иисус, то, конечно, должен был тотчас же передать Ему требование сборщиков. Но Иисус не дал ему высказаться, предупредив его рассказ вопросом:
как тебе кажется, Симон? цари земные с кого берут пошлины или подати? с сынов ли своих, или с посторонних? (Мф. 17, 25).
С Иисуса требовали подать на храм Божий, как бы для Бога; конечно, Сын Божий свободен был от платежа этой подати, подобно тому, как и цари земные берут подати только с посторонних, освобождая от уплаты их своих сынов, то есть членов своего семейства. Но чтобы не подавать повода к новым обвинениям в нарушении закона, Иисус, не имея средств уплатить храмовую подать, указал Петру — как и где он найдет статир для уплаты подати за Него и за себя.
Пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми, и, открыв у ней рот, найдешь статир; возьми его и отдай им за Меня и за себя (Мф. 17, 27). (Статир — две дидрахмы).
«Если он знал, что во рту рыбы, которая первая попадется Петру, есть проглоченный ею статир, то Он всеведущ. Если создал Он статир во рту рыбы, то Он всемогущ» (Епископ Михаил. Толковое Евангелие. 1. С. 337).
Евангелист не говорит, пошел ли Петр к морю и поймал ли рыбу со статиром во рту, но мы не сомневаемся в том, что рыба со статиром во рту действительно была поймана, так как Иисус Христос совершил множество чудес, значительно превосходящих это чудо своим величием.
40.
Около 260 000 кг серебра.
41.
Около 430 г серебра.
ГЛАВА 23. Путешествие Иисуса в Иерусалим на праздник кущей. Толки о Нем. Речь Иисуса о Себе. Приказ первосвященников и фарисеев схватить Иисуса
Приближался праздник Иудейский — поставление кущей, установленный в воспоминание сорокалетнего странствования евреев в пустыне, когда они шли из Египта в землю обетованную; праздновался он семь дней, с 15 дня седьмого лунного месяца (тирси). В продолжение всех семи дней народ должен был жить в особых палатках, или шалашах, называвшихся кущами.
На этот праздник сходились в Иерусалим почти все евреи, имевшие к тому какую-нибудь возможность. Толпы народа уже шли туда, а Иисус, по-видимому, ничем не обнаруживал желания Своего идти на праздник. Последнее время Он заметно избегал народной толпы и большую часть времени посвящал беседам с Апостолами наедине.
Приглашение Иисуса так называемыми братьями его идти в Иерусалим и объявить себя миру
Так называемые братья Иисуса (о том, что они не были Его родными братьями, — отправляясь на праздник, уговаривали и Его идти туда же. «Иди, - говорили они, — в Иудею; там яви Себя миру; зачем скрываться здесь в Галилее желающему быть известным?» Передавая слова их, Евангелист поясняет, что они не веровали в Иисуса.
Нет ничего удивительного в том, что так называемые братья Иисуса не веровали в Него как в Мессию
42. Они, как и большинство современных им евреев, были убеждены, что ожидаемый ими Мессия будет непобедимым завоевателем, блистательным царем всего мира, и подчинит весь мир евреям. Понятно, что при таких воззрениях на назначение Мессии они не могли признать кроткого и бедного Иисуса желанным Избавителем. Они несомненно знали о совершаемых Им чудесах, но с учением Его едва ли были знакомы. Если назаретяне не хотели верить, не хотели даже и подумать о том, что их согражданин, плотник Иисус, мог быть Мессией, то тем более не могли верить в Него его ближайшие родственники, от которых тоже была скрыта тайна Его рождения. Что эти родственники не ходили за Иисусом, а знали о делах Его только по слухам, видно из их же слов. Они советуют Ему не скрываться здесь, а идти в Иудею:
