Ямата-но Орочи - Олег Георгиевич Чудинов

колокольчиков и тяжелое биение большого барабана. Бесшумно распахнулись влекомые дымом ворота храма, выпуская наружу идущих в два ряда мико с яркими бумажными фонарями и колокольчиками в руках, среди них затерялся и Курама. Они, словно линейные на параде, расходились, выстраиваясь по обе стороны от ведущей к храму лестницы.

К музыке добавилось пение. Цветок ли я в твоем саду?

Бабочка иль, может, демон я?

Должна ли я тревожиться о себе иль мире сём?

Красные цветы в руке обратятся в лезвие —

Достойна ль я твоей хвалы?

Хвали меня, хвали меня, хвали меня!

Знакомая мелодия и знакомые слова. Именно этой песней меня впервые встречали как Рюджина. В принципе, первый в этом мире Тайги-мацури создавался по образу и подобию проходящего именно сейчас праздника. В разных местах он имел разные названия: тосигои но мацури, праздник моления об урожае, или хама-ори — схождение в бухту. Но вне зависимости от названия, с праздником связан миф о сочетании женщины со змеем или драконом. Сейчас этот праздник именуется Охараи — великое очищение. Но по сути он остается прежним. Женщина, жрица, живой образ древней богини-матери, богини смерти и жизни вступает в союз с драконом, с Рюджином, приносит саму себя ему в жертву. Это символический ее выход из власти мира смерти и воскрешение в бессмертной воле дракона, а вместе с тем и всех ее потомков — то есть всего человечества. Но также во время ритуала Рюджин, или жрец в качестве его живого образа, облачался в багряные одеяния — символ принимаемой власти над миром живых и мертвых, принятия обязательств хранить и оберегать людей.

Это общая канва мифа, который имеет несколько вариаций, глубин и двойных смыслов, а сам ритуал насыщен символизмом.

В конце первой части песни на отгороженной от людей и устланной цветами улице появился паланкин. Ажурная конструкция покоилась на плечах ящероподобных могучих мужчин из клана Ибури, которые несли ее ко входу в храм, к встречающим их мико.

Я так рада расцвести, лепестки мои остры,

Но цветы обречены все однажды отцвести.

Сломанное лезвие не оборвет ребенка жизнь,

Если он порежется — мне дорога только в ад.

Хвали меня, хвали меня, хвали меня!

Для четверки питаемых природной энергией Ибури поднять паланкин с пассажиркой в нем ко входу в храм не составило большого труда. Откинутая мико занавеска открыла сидящую на подушках Мироку с маской демона на лице. Из храма встречать жрицу вышел очередной мой клон. Эта часть церемонии подходила к концу. Я-Чода в образе Орочимару снимаю с лица коленопреклоненной жрицы уродливую маску, на ее голову опускается золотой венец. На мои плечи — багряная мантия.

Я увяла, как цветок из бутона демона,

Но не могу я прекратить окрашиваться в алый.

Мне не нужны ни те дети, ни красные цветы,

Просто позволь мне вновь бутоном стать…

Чтобы ты хвалил меня, хвалил меня, хвалил меня!

Песня отгремела, затихают колокольчики и барабаны. Чтобы через несколько секунд перейти к следующей части церемонии.

— Это не похоже на прошлое, — задумчиво пробормотал я, кажется, едва ли не впервые сумев поучаствовать в Охараи в качестве зрителя, а не главного участника церемонии. — Жрица — образ богини смерти и жизни — это наверняка отсылка к Кагуе. Но откуда бы взяться нарративу о ее спасении?

— Случайное переплетение с еще более древними культами? — без особой надежды предположил я-Охеми. — Либо мне слишком мало известно о прошлом.

— Этот мир полон тайн и загадок. И вместо их решения мне приходится заниматься войной и политикой, — вздохнув, посетовал я. — Где справедливость?

— Уж явно не в этом мире, — ответил я-Охеми, и на миг замер, чтобы обеспокоенно сообщить: — Я только что ощутил чакру Стихии Дерева.

— Зецу?

— Сложно сказать. Пойду проверю.

— А я найду Югито. Она их цель. Зецу может попытаться отметить ее или заразить спорами.

Порешив на том, я отправился на поиски Нии. Искать ее долго не пришлось — ее чакра мне хорошо знакома, а Коноху я знаю очень хорошо — обнаружить девушку с помощью додзюцу труда не составило. Она, оказывается, тоже на месте не усидела и, привлеченная праздничной атмосферой, решила прогуляться по улице. На поиски приключений вышла, не иначе. И она их, похоже, нашла, потому что когда я добрался до нее, то застал Югито в очень интересном положении.

Девушка оказалась в темном переулке. Ровно за углом светили фонари и ходили люди, но Коноха, как я всегда об этом говорил, тот еще образчик хаоса и нагромождения построек, и все происходящее в небольшом переулке оставалось для прохожих незамеченным. Не будь Лист селением шиноби, здесь наверняка было бы раздолье для преступников. Но так как это все-таки какурезато, Коноха — это раздолье для влюбленных парочек ниндзя.

И к чему я это говорю? А к тому, что Югито нашлась прижатой к стене в том самом темном переулке, над ней нависала темная фигура в синем кимоно, которое в сумерках казалось почти черным. Длинные волосы падали на его плечи, рука уперта в стену, Югито хоть и девушка достаточно высокая, но парень над ней почти нависал. Что они там делают, понятно не было, но... Кажется, у молодежи это называется кабедон?

— Эм... — неуверенно выдал я, думая, стоит ли парочку отвлекать от их занятия. — Я вам не помешал?