Разведка и шпионаж. Вехи тайной войны - Андрей Юрьевич Ведяев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снос Дома Ипатьева при помощи «шар-бабы» начался 16 сентября 1977 года и продолжался два дня. Через четыре месяца после этих событий, 31 января 1978 года, Роза Кулешова умерла от кровоизлияния в мозг.
Безусловно убийство царской семьи, как и убийство Распутина, является величайшей трагедией и знаменует собой шаги по разрушению российской государственности, спланированные и задуманные в недрах английской секретной разведывательной службы, созданной в 1909 году именно с этой целью. Об этом русский военный разведчик генерал-майор Алексей Ефимович Вандам предупреждал в своих геополитических работах, написанных в 1910 году. Он считал, что удалённость России от мировых морских торговых путей и её суровый климат обрекают страну на бедность и невозможность развить свою деловую энергию, вследствие чего, «повинуясь законам природы», она «неудержимо стремится к югу, ведя наступление обеими оконечностями своей длинной фронтальной линии». Целью англосаксов является «уничтожить торговый и военный флоты России и, ослабив её до пределов возможного, оттеснить от Тихого океана вглубь Сибири <…> Приступить к овладению всею полосою Южной Азии между 30 и 40 градусами северной широты и с этой базы постепенно оттеснить Русский Народ к северу». По мнению Алексея Ефимовича, «хуже войны с англосаксом может быть только дружба с ним».
В феврале 1966 года папа уехал в Киев на 6‑месячные курсы усовершенствования руководящего и оперативного состава КГБ при СМ СССР. «Однажды на курсы из Москвы приехал начальник Службы “А” (аналитическая служба) Второго Главного управления (контрразведка) КГБ Горбатенко Алексей Михайлович, — пишет отец в своих воспоминаниях. — Во время лекций и бесед А.М. Горбатенко со слушателями я проявлял активность в обсуждении вопросов анализа в контрразведке, задавал вопросы, рассказывал о своих задумках и попытках применения в анализе оперативной обстановки логических и количественных методов. Алексей Михайлович обратил на меня внимание, пожелал встретиться со мной. Наша встреча состоялась, и для меня она оказалась судьбоносной. В дальнейшем я близко познакомился с А.М. Горбатенко, который был не только оперативным работником-агентуристом высокого класса, но и творческим, прогрессивным, большой души человеком, неутомимым тружеником контрразведки. Горбатенко А.М. пригласил меня на обратном пути из Киева в Тюмень встретиться с ним во Втором Главном управлении и конкретно обсудить вопрос о моей дальнейшей работе».
После того как мои родители уехали в Москву, я ещё год жил у бабушки в самом центре Тюмени на улице Семакова, 15, — это всего через дом от знаменитого Александровского реального училища (ныне там расположен Государственный аграрный университет), которое мой прадед Прокопий Степанович Опрокиднев окончил в 1887 году с золотой медалью вместе с будущим соратником Ленина и гениальным инженером Леонидом Борисовичем Красиным, первым наркомом внешней торговли СССР. Это же училище в 1908 году окончил Станислав Иосифович Карнацевич.
Когда я приехал в Москву, то сразу погрузился в интереснейший мир интеллектуалов, чекистов нового поколения, составивших в будущем так называемую команду Андропова. Всех тонкостей чекистской кухни я тогда, конечно, не понимал, но был охвачен романтикой научного поиска и энтузиазмом создателей теоретических основ контрразведывательного искусства, разработка и становление которых происходили на моих глазах. Одним из основоположников теории был «шестидесятник» и невероятный эрудит Андрей Петрович Фролов — в те годы лучший друг моего отца. Это была яркая личность, в какой-то мере даже эксцентричная, с крупными чертами удлиненного несколько грубоватого лица с широкими скулами, темными густыми волосами и роговыми очками. Говорил он всегда медленно, весомо, низким звучным голосом. Смесь южнорусского «ГЭканья» и «мАААсковского» растягивания первых гласных, а также проглатывания последних, выдавали в нем воронежца. В его облике и манере держаться сквозило невероятное самомнение и ощущение превосходства над окружающими. Когда мы ходили на стадион «Динамо» в двух шагах от Высшей школы КГБ — она тогда располагалась на Ленинградке — он неистово болел за «бело-голубых», весь отдаваясь игре и не замечая никого вокруг.
Кибернетическая модель контрразведывательного процесса открывала широкие возможности для внедрения «электронных мозгов» в практику выявления агентурного шпионажа. Через некоторое время начальник спецкафедры № 1 (основы контрразведывательной деятельности) Владимир Иванович Масленников вызвал Фролова и неожиданно предложил ему перевести теоретические наработки в практическую плоскость и продемонстрировать работу системы на экспериментальной ЭВМ ответственным работникам Второго Главка КГБ СССР.
При подготовке эксперимента активные консультации велись на всех уровнях, в том числе и у нас дома. Масленников позвонил в соответствующее подразделение КГБ и договорился о том, чтобы в Высшую школу КГБ были направлены архивные материалы по делу Пеньковского. Поскольку дело было совсем свежим — 1963 года, то требовалось разрешение руководства КГБ. Масленников не остановился и перед этим препятствием и настоял на том, что необходимо именно само дело, а не обзор, потому что оно «богаче», в нём есть все те показатели, которые можно перевести на машинный язык. Я помню, что мы с папой и Фроловым специально посещали какие-то подъезды и места закладок Пеньковским тайников, в том числе и на Ваганьковском кладбище, которое я прекрасно знал, поскольку до 1970 года мы жили рядом с ним в Городке на Беговой. Когда всё было готово, состоялась демонстрация системы, на которой присутствовали большие начальники, в том числе первый заместитель начальника Второго Главка КГБ СССР генерал-лейтенант Фёдор Алексеевич Щербак, которого называли патриархом советской контрразведки.
Как вспоминает отец, после демонстрации компьютерной информационно-поисковой системы Фёдор Алексеевич шутливо заметил: «Надо же, мы работали больше двух лет, а она помигала, помигала и вот тебе — агент Пеньковский! Ребята, дело очень интересное. Надо работать!» По общему мнению, это был настоящий прорыв. «До сих пор эти три человека Григоренко Г.Ф., Горбатенко А.М. и Щербак Ф.А. остаются в памяти чекистов моего поколения как три кита контрразведки», — вспоминал позднее отец.
В 80‑е годы по поручению Юрия Владимировича Андропова генерал-полковник Виталий Федотович Никитченко — в 1954–1970 годах председатель КГБ Украины, а затем начальник Высшей школы КГБ СССР — сформировал группу «мозгового штурма» для обсуждения актуальных вопросов контрразведки и выработки стратегических решений. В группу вошёл и мой отец. С остальными участниками я тоже был знаком. Среди них был Георгий Георгиевич Рогозин, который с 1988 по 1992 год работал в Институте проблем безопасности (НИИ КГБ) учёным консультантом 1‑го отдела, а мой отец был заместителем начальника этого института. В 1992 году Георгий Георгиевич стал первым заместителем начальника Службы
