Уиронда. Другая темнота (сборник) - Музолино Луиджи

Мало того, что у тебя горе, так еще приходится делать кучу всяких дел, свалившихся, как снег на голову.

Стоя в пелене дождя, окутавшей кладбище, под темным небом, набухшим, как чернильный мешок каракатицы, Элио Дзоппенья смотрел, как гроб опускают в грязную яму.

Он не мог поверить, что там лежит его мать. Неужели у всего на свете, у любого чувства, улыбки, у слез и борьбы, конец только один – быть заколоченным в деревянный ящик и сгнить в сырой земле?

Как матрешка, которой уготовано небытие.

Он бросил цветок на гроб, и небо над головой раскололось с оглушительным треском. Эхо отразилось от склепов и часовен страны мертвых.

По дороге домой Элио рыдал, как маленький, думая о том, что остался один.

Он три дня разбирал вещи матери – столько в квартире было сервантов и шкафов, коробок и всякого барахла, безделушек и пропахшей нафталином одежды. Элио то и дело погружался в воспоминания, натыкаясь на фотографии, старые любовные письма и украшения, которые мать носила незадолго до того, как испустила последний, страдальческий вздох.

Почти все вещи он вынес на помойку. То, без чего раньше нельзя было обойтись, стало никому не нужным.

Наведя порядок в квартире, Элио принялся за кладовку. Словно уродцы в кунсткамере, с полок на него смотрели банки с консервами, тронутыми плесенью. Старые матрасы, велосипеды, пыль, паутина и снова пыль. Он даже нашел какую-то странную книгу, завернутую в несколько слоев газеты, пахнущую навозом и дымом и поеденную молью. Пролистал маленький томик, оказавшийся мудреным сочинением, полным всяких бредовых рассуждений об архитектуре, оккультизме, сельском хозяйстве, археологии, промышленности и процессах гниения. Разорвал на мелкие кусочки, почему-то решив, что так надо, и выбросил в пакет из супермаркета.

Потом вооружился перчатками, маской и терпением и утащил все мешки с больше никому не нужными кусочками прошлого к мусорным контейнерам.

Уже вечером, при свете двух грязных лампочек, Элио нашел коробку. На ней аккуратными печатными буквами, выведенными рукой матери, было написано: «ИГРУШКИ ЭЛИО».

Он оторвал скотч, сомневаясь, стоит ли, и окунулся в детство. На глаза навернулись слезы – видимо, еще не все он выплакал на похоронах. В коробке лежали фигурки «Властелинов вселенной», Micro-Machines, Exogini, альбом комиксов про Деток из мусорного бачка, куски игрушечного трека, машинки Hot Wheels и другие приветы из восьмидесятых.

Сердце защемило от невыносимой тоски и боли.

На дне коробки лежал упакованный в газету сверток. Развернув его, Элио почувствовал противный горький привкус во рту.

– Пука! – воскликнул он, и услышал эхо, пролетевшее по мрачному коридору.

Пука был его любимой игрушкой. Как же он мог забыть о нем, в каком темном уголке памяти спряталось это дорогое воспоминание?

Плюшевый слоненок, розовый в белый горошек, бивни с закругленными кончиками и над длинным хоботом – два черных глазика-пуговки, которые изучающе смотрят вокруг.

Пука. И почему я так его назвал?

Сырость, время, десятки лет, проведенные в одиночестве в темной кладовке, не прошли для Пуки бесследно. Он тоже постарел. Обмяк, усох. На спине появились желтоватые пятна, мех на одной лапе порвался, а в дыре виднелся пенополистирол, который был слоновьими мясом и костями.

Чувствуя себя глупо, Элио с ужасом подумал о том, сколько лет Пука провел в темноте совсем один, и устыдился. Слоненок был его верным другом в лучшие годы, скрашивал одиночество, когда Элио, единственный ребенок в семье, тосковал по вечерам, а он бросил его одного в этой бетонной коробке, вдали от мира, от света, от всего.

Элио с нежностью положил слоненка в целлофановый пакет.

– Я заберу тебя с собой, – пробормотал он, выходя из дома матери на улицу, где даже тени застыли от холода.

Уже давно наступила ночь, и Элио засыпал на ходу.

Завтра его снова ждала работа в офисе – еще одна тягостная обязанность, которой очень хотелось бы избежать.

На будильнике было 03:16, когда Элио внезапно проснулся и уставился в темноту широко открытыми глазами.

Шум.

В гостиной.

Какой-то шорох.

Он лежал, чувствуя, как в висках стучит кровь, как хочется в туалет, как плохо соображает голова после тяжелого сна.

Тишина.

Может, это ему просто приснилось?

Он сходил в туалет, и на обратном пути, зевая, в растерянности остановился в гостиной.

– А ты что тут делаешь?

Он оставил слоненка на диване, не вынув из пакета. Теперь Пука лежал на полу, рядом со стеклянным журнальным столиком.

Так вот откуда шум – игрушка упала на пол.

Элио поднял Пуку и покрутил в руках, поднеся к свету.

– Я бы взял тебя в кровать, но ты весь пропах пылью, – сказал он, ставя Пуку на столик.

Поцеловал слоненка в хобот, почувствовал себя дураком и вернулся в постель, пытаясь понять, откуда взялось такое имя.

Пука. Пука. Ну надо же.

Он долго не мог уснуть, а потом ему приснилось огромное кладбище, тонущее в болоте грязи, а над ним – лазурный океан неба, изуродованный бурлящим в самом центре водоворотом мертвецов.

Приказы, печати, электронные счета, идиотские остроты, обсуждение Лиги чемпионов.

Некоторые коллеги выразили ему соболезнования, но это было скорее проявление вежливости, чем искреннего участия.

Элио машинально делал свою работу, и время пролетело быстрее, чем он ожидал.

Метро, автобус, неоновые огни, натертая до блеска плитка подъезда.

Открыв дверь в квартиру и включив свет, Элио отшатнулся с застывшим на губах проклятием.

– Какого?.. Охереть…

В квартире кто-то побывал. Стоя на лестничной площадке и ошеломленно взирая на ужасный беспорядок, Элио чуть не разрыдался. Мелькнула мысль – а вдруг грабители все еще здесь?

Что делать? Не входить в квартиру, звонить в полицию?

Он шагнул к двери и споткнулся о коврик.

– Эй… тут кто-нибудь есть?

Тишина. Проведя руками по волосам, отчаявшийся Элио набрался смелости и зашел внутрь.

– Сволочи!

Казалось, они не пощадили ничего. Ящики выброшены из шкафов, все безделушки разбиты, книги изуродованы, коллекция DVD-дисков разгромлена, одежда разбросана по комнате, телевизор валяется в ванной, а разбитая посуда и еда – в кухне на полу. Почти все фотографии, где он с родителями, разорваны, а некоторые даже выброшены в унитаз. Какой-то козел стер его прошлое.

Однако ценные вещи не пропали.

Просто вандализм чистой воды.

Уроды, наркоманы, сукины дети. Да чтоб вас поразила чума или сифилис! Да чтоб у вас все родственники сдохли!

Да что ж это такое, сил моих больше нет, – разрыдавшись, подумал Элио. А пока звонил карабинерам, смотрел на Пуку.

Слоненок по-прежнему лежал на журнальном столике в центре гостиной, и блестящие глазки-пуговицы над вялым хоботком глядели на Элио с хитрецой.

Не чувствуя себя в безопасности, Элио вызвал мастера и установил новую дверь. Карабинеры же заявили, что найти преступников почти невозможно. Никаких признаков взлома нет, как они проникли в квартиру – совершенно непонятно.

Почти всю следующую неделю Элио прибирался и покупал то, что нельзя было починить. Спал плохо, по ночам ему чудились шорохи и какой-то шум, но стоило открыть глаза, как воцарялась тишина. Потом он больше не мог заснуть. А по утрам ему казалось, что безделушки, книги, диски и ботинки стоят не на своих местах.

Бред. У него что-то с головой.

Элио понял, что жизнь так и не войдет в прежнее русло, если он будет изо дня в день бродить по комнатам и смотреть на новые вещи, напоминающие об учиненном разгроме.

Отпуск. Ему нужно в отпуск. Сколько времени он уже не отдыхал, пока ухаживал за больной матерью?

Да, надо развеяться.

Поехать он решил в Лигурию, на четыре дня. Небольшой отельчик, жареная рыбка, вино и прогулки на свежем воздухе.