Том 3. Товарищи по оружию. Повести. Пьесы - Константин Михайлович Симонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Убил я его или не убил?» – подползая все ближе, спрашивал себя Артемьев. Сейчас, задним числом, он понимал, что стрелял расчетливо, но все же была ночь, а не день, он мог и не попасть в японца.
«Откуда этот японец? – подумал он, в ту же секунду скорей почувствовав, чем увидев, что-то лежавшее в темноте в двух шагах от него. – А вдруг не японец, а наш? Не может быть! – с облегчением отверг он эту мысль. – Мы же громко говорили по-русски».
Согнув в локте руку с пистолетом и отведя ее назад, он как можно дальше вытянул другую и наткнулся на чье-то плечо. Оно не дрогнуло. На плече был погончик. Артемьев стал ощупывать дальше – воротник и голову с жесткой щетиной коротко остриженных волос. На темени волосы слиплись от крови. Японец, отстреляв, наверно, бросился на землю и был убит тем самым третьим выстрелом, который Артемьев дал на этот случай.
– Товарищ капитан! – донесся голос сзади.
– Ползите сюда, – приказал Артемьев.
Через минуту Кольцов был рядом.
– Как пленный?
– Не догнал, пришлось подранить, – извиняющимся тоном сказал Кольцов.
– А где он?
– Там и оставил. Он без сознания. Я ему ноги связал.
– А куда ранили?
– Я ему в ноги стрелял. Но он как раз упал… – с запинкой сказал Кольцов, и Артемьев понял, что, кажется, дело плохо.
– Снимите шинель, – сказал он Кольцову, – выясним, кого я тут застрелил. Накройте меня с ним шинелью, я зажгу под ней спичку и посмотрю.
Почувствовав над головой шинель, которую со всех сторон плотно обжимал Кольцов, Артемьев сразу ощутил духоту и запах крови. Сунув было руку в карман за спичками, он вспомнил, что они намокли, как и батарейка, и спросил Кольцова, есть ли у него спички.
Кольцов молча просунул их под шинель. Артемьев чиркнул спичкой. Убитый был старший унтер-офицер, артиллерист. Ощупав карманы его мундира и брюк, Артемьев взял бумажник с документами и сбросил с себя шинель.
Они из осторожности проползли назад шагов тридцать, потом встали и пошли к тому месту, где Кольцов оставил пленного. Пленный был без чувств и лежал на краю того самого овражка, который искал Артемьев. Теперь было наконец ясно, где стоит броневичок, – метров за двести отсюда, если взять влево.
– Ну что ж, понесли, раз уложили, – в сердцах сказал Артемьев.
Они подняли пленного – Артемьев под мышки, Кольцов за ноги – и пошли к броневичку.
Кольцов все время сбивался с ноги. Артемьев не удержался и спросил:
– Ну что вы там ковыляете? Время-то ведь не ждет!
– Я, товарищ капитан, когда за ним бежал, ногу свернул, поэтому мне и стрелять пришлось.
Броневичок оказался еще ближе, чем думал Артемьев. Через сто шагов водитель остановил их окриком: «Стой!» – и лязгнул затвором.
– Это я, капитан Артемьев.
– А я уж беспокоился за вас, товарищ капитан, думал – что за выстрелы?
– По дороге расскажу. Помогите посадить к вам пленного.
– А вы?
– А я в башню.
Бесчувственного японца втащили в броневичок и посадили рядом с водителем. Артемьев полез в башню.
– А мне куда прикажете, товарищ капитан? – спросил Кольцов.
– Обратно в батальон. В таком виде я его и один довезу.
– Извините, товарищ капитан, – удрученно сказал Кольцов. – Разрешите ремень взять?
– Какой еще ремень? – не понял Артемьев.
– Я ему ноги связал.
– Берите.
Кольцов постучал в боковую дверцу, уже закрытую водителем, и несколько секунд возился, развязывая ремень.
– Разрешите идти? – громко хлопнув дверцей, спросил он.
Артемьев не видел его, но почувствовал, как он в темноте козырнул и вытянулся.
– Идите.
Водитель завел мотор, и броневичок, переваливаясь на буграх, покатился по степи.
Остановленный часовыми перед палаткой командующего, Артемьев дожидался, пока зашедший внутрь адъютант доложит о нем. У него не попадал зуб на зуб; вечером, чтобы добираться налегке, он оставил у адъютанта свою шинель и теперь жалел об этом. Палатка за эти часы передвинулась на два километра вперед, и он боялся, что адъютант забыл его шинель на старом месте.
Совсем рядом с палаткой были развороченные гусеницами окопы, в которых еще утром сидело японское боевое охранение. Палатка была кругом оцеплена часовыми. После сегодняшних танковых атак десятки японских солдат в одиночку и группами бродили кругом по степи.
Мокрый до пояса Артемьев стоял рядом с часовым и, ежась от холода, ждал адъютанта, который что-то долго задерживался.
Из палатки кто-то вышел. Артемьев увидел знакомую полную фигуру начальника штаба. Начальник штаба вперевалку дошел до машины, хлопнул дверцей и уехал.
Наконец адъютант вернулся, и Артемьев, войдя в палатку, увидел, что в ней кроме командующего были еще трое: командир танковой бригады Сарычев, молодой, вихрастый, по виду похожий на лейтенанта, командир бронебригады майор Луговой и незнакомый Артемьеву смуглый, черноусый полковник. Он стоя пил чай из крышки термоса.
Командующий сидел в углу на своей неизменной парусиновой табуретке и показывал нагнувшемуся над картой командиру бронебригады, куда тот должен вывести один из своих батальонов, к рассвету переправив его на восточный берег.
– Огнем и броней ударите с тыла по японцам, когда мы их сбросим с Баин-Цагана и они покатятся к переправе, – сказал командующий, подчеркивая слово «покатятся». – Задача ясна?
– Ясна, товарищ комкор!
– А что у нас лицо такое? Сапоги жмут?
– Потери большие, товарищ комкор.
– Потери как потери, – сказал командующий. – Завтра, когда выполним задачу до конца, сравним с результатами. Отправляйтесь! – Он привстал и пожал руку командиру бронебригады, которую сегодня прямо с марша бросил в самое пекло боя.
– Как там пехота? – обратился командующий к Артемьеву, когда командир бронебригады вышел из палатки.
Артемьев доложил, стараясь унять дрожь. Неудачное купание давало о себе знать.
– Батальон заканчивает рыть окопы полного профиля, правым флангом упирается в самый берег. Как вы приказали, лично проверил.
– Это я вижу. – Командующий без улыбки оглядел его с головы до ног.
– Я вам докладывал, товарищ комкор, – перестав пить чай, сказал черноусый полковник, – что мой Красюк все сделает как положено.
И Артемьев понял, что черноусый полковник был командир стрелкового полка Баталов и что его полк, наверно, уже прибыл целиком.
– Так ведь в такую цепочку пришлось растянуть ваш батальон, – сказал командующий, – что поневоле тревожился.
– Теперь весь полк здесь, – сказал полковник. – Можно не тревожиться.
– А я теперь и не тревожусь, можете меня не
