Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя - Сергей Беляков

Николай Полевой, последовательный критик Гоголя, писал, будто малороссиянин – человек прошлого. Малороссия завоевана великороссами, как Ирландия завоевана англичанами. Будущее – ассимиляция. Поэтому остается лишь вспоминать былое. А великоросс – человек настоящего времени, в его руках историческая судьба великой страны, им же и созданной. Этот взгляд был если не всеобщим, то чрезвычайно распространенным. Он не мог не повлиять и на Гоголя.

Гоголь согласился с исторической неизбежностью триумфа России, российской империи и великорусского народа. И русского языка, конечно. С этим до Шевченко, кажется, украинцы и не решались спорить. Лишь автор «Гайдамаков» с отчаянным упорством будет писать:

Ви розумнi люде –А я дурень; один собіУ моїй хатиніЗаспіваю, заридаю,Як мала дитина[1696].

Вы разумны, а я глупый…И я вас не знаю.Я один в родимой хатеЗапою украдкой,Запою про то, что любо,И заплачу сладко.

Казалось, что великому кобзарю только и остается, что плакать, вспоминая славное прошлое своей родины и понимая, что никогда оно не вернется. Но оно вернулось. Сначала – только в стихах, в творческой фантазии поэта.

…розвернуласьВисока могила,Аж до моря запорожціСтеп широкий вкрили.<…>Пишними рядамиВиступають отамани,Сотники з панамиІ гетьмани – всі в золоті,У мою хатинуПрийшли, сіли коло менеІ про УкраїнуРозмовляють, розказують…[1698]

Вот раскрылись, развернулисьКурганы глухие.И покрыли степь до моряКазаки лихие.<…>В жупанах богатыхИдут, идут атаманыС гетманами в хату.Входят разом в мою хатуРади доброй встречиИ со мной про УкраинуНачинают речи.

Гоголь застанет начало украинского национального возрождения. Но когда вышли из печати «Кобзарь» и «Гайдамаки», Гоголь, хотя и прочитал их, явно не предвидел той роли, какую они сыграют в судьбе украинского народа. Грамотные малороссияне уже переписывали «Кобзаря» и «Гайдамаков» в альбомы и тетрадки, но Гоголь жил в другой реальности.

Итак, настоящее и будущее за Россией, за русским народом. Не в Полтаве, книг почти не читавшей, и даже не в культурном Харькове, а в Петербурге появились «Вечера», «Миргород», «Арабески». Столичная сцена принесла автору «Ревизора» невиданную славу. И Гоголь, хорошо зная украинскую мову, предпочел именно русский язык, язык Пушкина и Жуковского, и связал себя с Россией навсегда.

О России Гоголь говорил всё чаще и охотнее, говорил «с любовью, интересом, часто с юмором; выставлял светлые стороны Русского народа и скорбел о темных сторонах нашего отечества»[1700]. Не уверен, что с любовью, но с интересом – безусловно.

Как известно, «Мертвые души» задуманы еще в счастливом для Гоголя 1835-м, когда вышли «Арабески» и «Миргород». Получивший славу певца Малороссии, Гоголь намеревался «показать хотя с одного боку всю Русь»[1701].

По словам Смирновой-Россет, «Гоголь смотрел на “Мертвые души”, как на что-то, что лежало вне его, где должен был раскрыть тайны, ему заповеданные»[1702]. Этими тайнами были Россия и русский человек.

10 января 1848 года, когда первый том «Мертвых душ» был уже прочитан и перечитан русскими читателями, а Гоголя еще не оставила надежда на второй том, он писал Жуковскому: «Уже давно занимала меня мысль большого сочиненья (курсив Н. В. Гоголя. – С. Б.), в котором бы предстало всё, что ни есть и хорошего и дурного в русском человеке, и обнаружилось бы пред нами видней свойство нашей русской природы»[1703].

Работая над первым и в особенности над вторым томом «Мертвых душ», Гоголь собирает материалы о России и русских: записывает пословицы и поговорки, обычаи и приметы, интересуется старинной русской иконописью и архитектурой русских храмов, историей и настоящим русских городов – Костромы, Владимира[1704]. Он стремился узнать, что растет в русском лесу. Какие там поют птицы? Какие птицы живут у реки? Как ведет хозяйство русский крестьянин, сколько у него скота? Чем торгуют на нижегородской ярмарке? Что носят простые русские люди? Выписывает значение слов «шуба», «однорядка», «опашень», «зипун». Наконец, составляет для себя словарь неизвестных ему русских слов. Если в юности он составлял «Лексикон Малороссийский», то теперь берется за великороссийский.

Рыбник – пирог с рыбою.Калинник – с калиною.Заваруха – саламата.Затируха – затертое.<…>Битый коровай – кладется масло, мука, яйца.Шанишки – род вотрушки, немного меньше.Зеленая каша из аржаной муки, зелена.<…>Сквалыга – скупердяй.Монах – штоф с водкой.Ториться – толкаться, болтаться.Торная дорога – битая дорога; откуда: простор, расторопный[1705].

«Я знаю Русь» – говорит герой Достоевского, списанный, кажется, именно с Гоголя. А знал он Русь?

Набоков в своей знаменитой лекции о Гоголе утверждал, будто гоголевские герои не имеют вовсе ничего общего с реальностью. Они порождение его фантазии, а не отражение реальности современной ему России.

Задолго до Набокова, в начале XX века, историк литературы С. А. Венгеров заключит: «…Гоголь совсем не знал русской действительности»[1706]. Гоголь никогда не видел настоящей России, Великороссии, не знал и не мог знать жизни русской провинции.

В самом деле, Гоголь жил в Петербурге, в Москве, несколько лет провел в Европе. Русские деревни и сёла, губернские, уездные, заштатные города он лишь проезжал по пути из столицы в Малороссию или из Малороссии в столицу. Проезжал, не останавливаясь нигде более чем на неделю.

Булгарин писал, что Гоголь вообще никогда не знал и не изучал «национальной природы» русских, а «описывал везде и всегда Малороссию и Малороссиян»[1707]. Оценка, что и говорить, дана не самым авторитетным экспертом. Булгарин Гоголя терпеть не мог. Но вот профессор Плетнев, хорошо знавший Гоголя, пишет С. Т. Аксакову, что Гоголь «по долговременному из нее отсутствию» России «совсем не знает»[1708]. Славянофил Чижов высоко оценил «Мертвые души», но заметил: Гоголь «не так знает Россию, как Малороссию…»[1709]

Впрочем, откликов на «Мертвые души» было множество, и «трудно найти двух людей, которые говорили бы» о них одно и то же[1710]. Шевырев и Языков были убеждены в достоверности всего описанного Гоголем. Их можно понять. Великий писатель сам создает собственный мир, создает героев, которые сходят со страниц его книги в реальный мир. Не Гоголь списывал с натуры Ноздревых, Плюшкиных, Собакевичей, а сами читатели под впечатлением от «Мертвых душ» начали искать вокруг Ноздревых, Плюшкиных, Собакевичей.

Между тем А. Н. Островский верно заметил, что Плюшкин, Собакевич, Хлестаков – «всё это не столько русские типы данного времени, сколько вечные образцы общечеловеческих страстей и характеров»[1711]. Так что они не больше русские типы, чем Гобсек или отец Горио – французские.

Другое дело, что фантазия Гоголя, при всей уникальности и загадочности, – явление нашего мира. Окружающий мир и на нее оказывал определенное влияние. Могли повлиять на автора «Мертвых душ» и национальные стереотипы, как русские, так и, в большей степени, украинские, малороссийские. Не случайно же Гоголь сделал своим героем Чичикова, воплотившего именно те черты русского национального характера, что бросались в глаза украинцам гоголевского времени.

Чичиков как москаль

Герой рассказа Шукшина Роман Звягин, колхозный механизатор, однажды прислушался к словам сына, зубрившего гоголевскую «Русь-тройку» – знаменитый финал первого тома «Мертвых душ». Его десятилетиями читали и заучивали наизусть. Роман задумался над словами Гоголя и с ужасом понял страшную, не уместившуюся в сознание истину:

«“А кого везут-то? Кони-то? Этого… Чичикова…” Роман даже привстал в изумлении… Прошелся по горнице. Точно, Чичикова везут. Этого хмыря везут, который мертвые души скупал, ездил по краю. Ёлкина мать!.. вот так троечка! <…> Русь-тройка, всё гремит, всё заливается, а в тройке – прохиндей, шулер…»[1712]

Потрясен герой. Очевидно, потрясен и автор внезапной догадкой: «Русь-то – Чичикова мчит? Это перед Чичиковым шапки все снимают?»[1713]

Не то чтобы мысль была такой уж новой. Кто только не обращал внимание на парадокс гоголевской тройки: и Мережковский, и Овсянико-Куликовский. Но, скажем, для Мережковского Чичиков – один из «героев нашего времени», дитя меркантильного XIX века[1714]. Шукшин, с его тонким эстетическим чувством и некоторой наивностью, не испорченный излишними познаниями в литературоведении, идет к цели кратчайшей дорогой. Сразу берёт быка за рога. В самом деле, если тройка – это Русь, то везет тройка русского человека. Но для Шукшина идеальный русский человек – это Стенька Разин, борец за волю, сильный, благородный, свободный человек. А Чичиков – мошенник. Ну, пусть даже не мошенник, а «хозяин», «приобретатель». Но неужели его везет Русь-тройка? Это всё равно, как если б она везла, скажем, шукшинского Аристарха Петровича Кузькина из пьесы «Энергичные люди». Немыслимо! «Остановился, пораженный чудом…»