Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I - Юрий Александрович Лебедев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тексте романа есть пронзительный эпизод, блестяще сыгранный В. Тихоновым в экранизации – встреча Штирлица со связником и его попытка написать письмо жене.
Обнаружив в личном архиве Жоржа Абрамовича его письмо из Америки к Людмиле Александровне, я обратился к Геннадию за комментариями. Он подробно изложил все семейные предания о жизни Людмилы Александровны в то время (1942 год). Но в конце письма добавил:
«В публикации чужих писем я тебе не помощник, но и возражать не буду. Ты это письмо раскопал, сам и публикуй».[1175]
Заметку я написал, используя присланные мне материалы и впрямую цитируя без кавычек факты из письма Геннадия. И только после этого он согласился стать соавтором.
Заметка в несколько сокращённом виде была опубликована в «Историческом вестнике РХТУ им. Д. И. Менделеева».[1176]
Это единственная наша совместная публикация и я привожу её текст в том виде, который был представлен редакции «Исторического вестника».
«Пищать нельзя…»
Штирлиц спросил связника:
– Как у вас со временем? Если есть десять минут, тогда я напишу маленькую записочку.
– Десять минут у меня есть – я успею на парижский поезд.
Ю. Семенов, «17 мгновений весны».
Среди документов семейного архива Ж. А. Коваля особое место занимают рукописные письма «доэлектронной эры». У Жоржа Абрамовича немного корреспондентов. В основном он переписывался со своими родственниками в Хабаровском крае – отцом Абрамом Ковалем, братом Шаей, племянницами Гитой, Софой и Галой (так их звали в семейном кругу) – и со своей женой Людмилой Александровной (Милой), когда они разлучались (поездки, командировки, санаторное лечение). Общий объем этой периписки достаточно велик – более сотни посланий, написанных и карандашом, и «фиолетовыми чернилами», и шариковой ручкой.
Самой удивительной частью эпистолярного раздела архива являются письма самого Жоржа Абрамовича из своей самой длительной командировки – из «командировки в разведку». Письма охватывают период с 1940 по 1948 годы. Их осмысление и возможная публикация ещё потребуют времени.
Сегодня мы публикуем одно из них. Подлинник – на клетчатой бумаге, написан фиолетовыми чернилами. Над текстом – карандашная пометка, сделанная рукой Людмилы Александровны: «Получ. 27/IV-42 в Уфе».
Сколько границ нелегально пересек этот тетрадный лист, сколько тысяч километров он проехал на автомобилях, проплыл на кораблях, пролетел на самолетах сквозь грохочущие пространства Второй Мировой войны, сказать невозможно.
В этих пространствах победа под Москвой вскружила голову Сталину и породила у него иллюзию возможности быстрого разгрома немецких войск, а Гитлеру доложили об успешном испытании ракеты «Фау-2». Где-то в Северной Ирландии первые подразделения американских войск высаживались на берега Европы, а Япония отказалась следовать «признанным нормам» морской войны. Но всё это нам сегодня уже и не очень важно. Среди этих громких событий войны сегодня мы слышим тихое шуршание простого тетрадного листа. И очень важно то, что весной 1942 года между Нью-Йорком и Уфой состоялся неслышимый никому диалог двух любящих друг друга людей.
Мировой ужас уже исковеркал их судьбы, и ещё не раз он будет вторгаться в их жизнь. Что может противопоставить этому Жорж? Только стоическое – «делай, что до́лжно…» и нежно-отеческое – «Не пищать!».
06.52. Письмо Ж. А. Коваля к Л. А. Ивановой, 1942 г.[1177]
Получено1 27/IV-42 в Уфе2
Дорогая!3
У меня ровно 5 минут, в которых я должен написать тебе письмо. Это очень короткий срок, но главное можно сказать очень быстро, остальное неважно.
Я часто думаю о вас всех, о всем том, что вы прошли и ещё проходите. Хотелось бы очень быть там вместе с тобой – но знаешь, Мила – теперь такое время, что можно быть там, только где надо быть. И это, к сожалению, не решаем мы нашим желанием. Пищать нельзя.
А ты там не становись ещё злее. Ты меня испугала твоим письмом.4 Ты, наверно, совсем измоталась и нервная стала. Береги себя – прошу – для меня сбереги,5 не для себя.
Мила, время ушло. Я здоров, бодр, занят очень – скучаю по дому – но – увидимся и все расскажем. А теперь пока.
Целую!3
До скорого свидания6
Твой Жорж
Спасибо Т. В. за письма7 – большое спасибо – привет родителям.8
Жорж
Примечания
1 Отправлено, скорее всего, из Нью-Йорка, где Жорж в это время работал в фирме Raven Electric Company.
06.53. Нью-Йорк, Пятая авеню, 1942 год.[1178]
2 В Уфу Людмила Александровна попала в октябре 1941 г. Есть сведения, что инициатива этой эвакуации исходила от ГРУ и сотрудники ГРУ помогли Людмиле Александровне и её матери попасть в эвакуационный военный эшелон. Всего в 1941–1942 годах Уфа приняла 104 тысячи эвакуированных людей.
06.54. Уфа военная…[1179]
3 В подлиннике вместо восклицательного знака стоит двоеточие. Это – следствие того, что в английском правописании не принято ставить восклицательный знак после обращения в письме. Жорж уже слишком долго не пишет по-русски, и эта «пунктуационная ошибка» – «родимое пятно» его «американоязычия»…
4 Это – реакция на письмо Людмилы Александровны. Можно предположить, что именно чтение этого письма и оставило на ответ «всего 5 минут» при встрече со связником ГРУ. Очевидно, что писала она ему о своей жизни в Уфе. Много лет спустя она рассказывала об этой жизни в семейном кругу.
На основании этих рассказов и некоторых литературных данных уфимский период её жизни выглядел так. В Уфе она работала на производстве взрывчаток, т. е. почти по своей довоенной квалификации на Дербеневском заводе (лаки и краски). Производство было кустарным, поскольку, по рекомендациям эвакуированных ученых АН СССР, оно было организовано на основе использования отходов нефтепереработки Уфимского нефтеперерабатывающего завода. Как сообщает Е. Н. Будрейко[1180], именно в Уфе было освоено производство мононитротолуола. Технология сводилась к тому, что реагенты (смеси толуолов и азотной кислоты) «варили» в открытых чанах, перемешивая вручную деревянными веслами. Что-то из ингредиентов (например, сульфит
