Трилогия Харканаса. Книга 1. Кузница Тьмы - Стивен Эриксон

– Ах тот дар? Да, твое предположение правильно. Это суждено не мне. – Азатанай улыбнулся.

Отец Аратана недовольно скривился.

Незнакомец негромко рассмеялся:

– Воистину. Тебя одолевает нетерпение, но что толку? Тебе придется продолжить путь. В лучшем случае до следующего селения.

– До следующего, стало быть? Или ты просто надо мной насмехаешься?

– Да нет, думаю, до следующего. Насчет твоей… просьбы было много разговоров. И по поводу ответа на нее тоже.

– Я и так уже слишком долго пробыл вдали от двора, – раздраженно проворчал отец Аратана.

– Подобного рода жесты возбуждают воображение того, кто их совершает, – сказал незнакомец, – но нельзя с уверенностью утверждать того же в отношении того, кому они предназначаются. Боюсь, тебя ждет крупное разочарование, Драконус. Возможно, даже боль, глубокая рана…

– Меня не интересуют твои пророчества, Старец.

Аратан нахмурился, услышав это имя, столь неподходящее стоявшему перед ними мужчине.

– Это не пророчество, Драконус. Я не стал бы лишний раз рисковать в твоем присутствии. Скорее уж я боюсь, что та ценность, которую ты вложил в свой дар, окажется чересчур опасной.

– Кто ждет меня в следующем селении?

– Не могу даже предположить, – ответил Старец. – Но любопытные точно соберутся. Никто прежде не использовал подобным образом Ночь, Драконус, и тебе стоит взглянуть, в какую ярость придут верующие.

– Меня это не заботит. Пусть поклоняются хоть камню, коли им нравится. Если только, – добавил он, – они не намерены бросить мне вызов?

– Не тебе и не тому, чья рука исполнила твое желание. Они будут рыдать и жаждать сатисфакции, Драконус.

– Как я и ожидал.

Старец долго молчал.

– Драконус, будь осторожен, – наконец произнес он. – Всем нам нужно теперь быть осторожными. Ибо, желая исцеления, некоторые проникают в глубины Витра. И мы не знаем, что из этого выйдет.

– Витра? В таком случае они полные глупцы.

– О нет, Драконус, их враг – не глупость, но отчаяние.

– И кто же туда проникает?

– Я слышал, как упоминалось имя Ардаты. И Сестры Сновидений.

Драконус отвел взгляд. Понять выражение его лица было невозможно.

– Всему свое время, – пробормотал он.

– Многое предстоит исправить, – снова улыбнулся Старец. – А пока что мое дитя приближается.

– Ты постоянно это твердишь.

– И буду повторять, пока в том не исчезнет нужда.

– Никогда не понимал, почему ты довольствуешься простым отражением, Старец.

Улыбка его собеседника стала шире.

– Да, я знаю.

Повернувшись, он направился обратно к дому. Светящийся шар следовал за ним, забирая с собой пронизывающий холод, пустое обещание мертвого воздуха.

На полпути Старец остановился и обернулся:

– Да, Драконус, чуть не забыл. Есть новости.

– Какие еще новости?

– Верховный Король построил корабль.

Аратан внезапно ощутил исходящую от отца незримую силу, которая заставила его отступить на пару шагов. Юношу затошнило, и ноги у него подогнулись…

Рука Драконуса привлекла его к себе.

– Извини, – сказал отец. – Это было слишком неосторожно с моей стороны.

Аратан кивнул, буквально согнувшись пополам. Старец скрылся в своем странном доме, забрав с собой свет.

– На меня всегда плохо действуют неприятные новости, – признался Драконус.

Лошади с легкостью почуяли источник, и Ринт, перегнувшись через луку седла, взглянул на окруженный камнями пруд. Как и предсказывал Драконус, над неподвижной водой кружили и порхали стрижи, а теперь к ним присоединились еще и летучие мыши.

– И что ты думаешь насчет этого изваяния, братец? – буркнула стоявшая рядом Ферен.

В центре пруда возвышалась статуя – огромная, погруженная по бедра, слишком грубо высеченная из серпентина, будто вопреки возможностям этого камня, прекрасно поддававшегося даже тончайшей полировке. Ринт, правда, никогда не видел сплошного куска серпентина столь чудовищных размеров, куда чаще сталкиваясь с маленькими фишками для игр и тому подобными поделками. В любом случае изваяние выглядело крайне безыскусным. Туловище и все конечности были вывернуты, будто камень кричал от боли. Бедра покрывал слой засохших водорослей – возможно оставшихся после недавнего весеннего разлива. Голова сидела на толстой, почти квадратной шее. И только искаженное выразительной гримасой лицо статуи свидетельствовало о том, что над ним поработал опытный скульптор. Ринт смотрел на него как зачарованный.

К двум пограничникам подъехал сержант Раскан, ведя лошадей к грубо выложенному плиткой краю пруда.

Вздохнув, Ферен соскользнула с седла, бросив поводья своей лошади, чтобы та смогла напиться вместе с остальными.

– Мне кажется, это должно было изображать телакая, – наконец сказал Ринт.

– Естественно, это телакай, – пробормотала сестра. – Только взгляни на его страдания.

Держа в руках три бурдюка для воды, она присела у края пруда и начала их наполнять.

Почувствовав себя глупо, Ринт отвел взгляд от искаженного мукой гигантского лица и спешился, сняв с седла еще несколько бурдюков.

– Интересно другое, – продолжала Ферен. – Зачем понадобилось водружать статую посреди водопоя? Тут нет даже ничего похожего на пьедестал.

– Если только он не провалился в ил.

– И кто же это, интересно, ставит памятники на иле, братишка?

Вода была холодная и прозрачная. Казалось, будто пруд уходит на неведомую глубину, но Ринт подозревал, что виной тому лишь сгущающиеся сумерки.

– Я не доверяю магии, – объявил он. – А в этом селении ею прямо-таки несет отовсюду.

– То же самое чувствую и я, Ринт, – проворчал Раскан. – Аж мороз по коже. Если нечто подобное ожидает нас повсюду по эту сторону Баретской пустоши, вряд ли стоит удивляться, что мы редко посещаем здешние земли. Или тех, кто предпочел так жить.

Ферен выпрямилась и обернулась.

– Кто-то идет сюда, – промолвила она.

Ринт хотел было плюнуть в воду, но передумал. Возможно, Раскан теперь пожалел о своем опрометчивом заявлении, поскольку его, вполне вероятно, слышал приближавшийся к ним азатанай. Продолжая сидеть на корточках, Ринт взглянул на пришельца, вернее, на пришелицу, ибо это была женщина средних лет, довольно-таки тучная, – казалось, будто жир свисает с ее рук и ног, а его складки на поясе раздвигали полы кожаной рубахи, обнажая белую как снег, покрытую растяжками кожу. Ринт решил, что прежде она была намного толще.

Женщина остановилась в нескольких шагах от них и нахмурилась.

– Вы меня не знаете, – глухо произнесла она на языке тисте с сильным акцентом.

Ферен откашлялась.

– Прости нас, азатанайка. И впрямь не знаем.

– Меня знают песьегоны. Зимними ночами меня можно встретить среди них. Они видят меня в свете своих костров. И в отраженном пламени в их глазах я вижу, как они поклоняются мне.

– В таком случае, – заметил Ринт, – ты проделала немалый путь, прежде чем оказалась здесь.

Незнакомка перестала хмуриться и пожала плечами.

– Я предпочла бы облик красавицы. Но вместо этого они кормят меня до отвала, так что я едва могу