Геймер. Книги 1-4 - Юлия Игоревна Андреева

стоящего, кто-то рассказывал, будто бы в городе пошли слухи о похищении мальчиков из самурайских семей от девяти до тринадцати лет. Но пока было ровным счетом не за что зацепиться.

Кроме двадцати постоянно работающих в городе слухачей и столько же следунов Кияма, по одному на каждый район города, присутствующих сейчас на совете, на седельных подушках чинно устроились комендант замка, управляющий, начальники внутренней и внешней охраны, а также сотники, несшие свою нелегкую службу в городе и прилегающих деревнях.

Принимать такое большое собрание пришлось в главном зале замка, куда по приказу управляющего Мицусигэ-сан были доставлены фонари с восковыми свечами, одна из стенок фонарей была красная, что должно было напомнить собравшимся о страшной участи безвинных детей провинции Хиго княжества.

Всего, согласно беглому и весьма приблизительному подсчету, пропавших за последний месяц детей насчитывалось девять человек, хотя совершенно не обязательно, что все они были похищены с — целью убийства, как это произошло с тремя мальчиками, найденными в местечке Хатадзюку возле храма Соун. Дети могли исчезнуть и сами собой, уйти из дома, для того чтобы присоединиться к одной из местных шаек, влюбиться и бежать вместе с предметом своей страсти или просто увязаться за старшими и проводить теперь время в веселых кварталах.

На всякий случай во все чайные домики тут же были отправлены самураи внутренней охраны замковых ворот, целью которых были повсеместные проверки всех комнат и розыск пропавших.

Описания пропавших детей были розданы также патрулирующим в городе стражникам. Кроме того, Кияма вызвал своего секретаря, которому были продиктованы письма к соседям, так как невозможно было исключить и тот факт, что похитители до него отметились у кого-нибудь из знакомых, а уж потом перебрались на земли клана Фудзимото.

Раздав необходимые приказы, Кияма велел постелить ему прямо в зале, даже не пытаясь добраться до собственных апартаментов, и тут же улегся на футон, обливаясь потом: его знобило, перед глазами плавали круги. Глаза отчаянно болели, поэтому Кияма потребовал чтобы слуги вынести все фонари, оставшись в одиночестве и полной темноте.

За окном пели цикады, где-то в замке были слышны шаги и шарканье раздвигающихся и сдвигающихся седзи, люди отходили ко сну, произнося вечерние молитвы, отдавая последние распоряжения, готовясь к ночи любви. Руки Кияма беспокойно шарили по одеялу, которым он был накрыт, в поиске незримой опоры. Однажды, будучи еще ребенком, Кияма, или тогда еще Ким, угодил в яму, откуда его вытащил отец, бросив веревку.

— Где ты теперь, отец? Где кто-нибудь, способный бросить веревку? Способный вытащить из черной ямы смерти в этот мир?

Кияма отчаянно боролся со смертью, не желая унимать разрывающую его тело боль, так как видел в ней добрый знак.

«Когда закончится боль — я тоже закончусь, — решил он. — Господи, дай мне знак, останусь ли я на этой земле, или пора передавать дела в ордене преемнику?» — вопрошал даймё черный потолок, когда боль с удвоенной силой впилась ему в печень.

— Я буду жить! — превозмогая себя, решил Кияма и ненадолго потерял сознание.

Оставшись под предлогом, что его услуги могут пригодиться господину, Такеси велел постелить ему под дверью Кияма, и вскоре тот действительно позвал его к себе.

Взяв в руки крошечный масляный светильник, Такеси на коленях вполз в зал, где совсем недавно проводился важный совет, и дотащился до постели господина.

— Что-то я совсем сдал, старый друг, — слабо улыбнулся ему Кияма. — Мороз нынче, просто сил нет. Прикажи-ка служанкам подать мне хибати.

Такеси тут же поднялся и на полусогнутых, стараясь не поворачиваться к господину спиной (что считалось неприличным), подскочил к двери, высунув голову, передал приказ дежурившему у покоев господина самураю. Тот бросился к комнате служанок, а Такеси вытащил из-за пояса флягу с отравленным саке и, приблизившись к ложу Кияма, поднес ее к губам даймё.

— Выпейте, господин, это согреет вас. — Дрожа всем телом, секретарь прижал горлышко английской фляги к горячим от непрестанного жара губам князя.

Кияма часто дышал, обливаясь липким потом, его дыхание сделалось зловонным. Преодолевая отвращение, Такеси помог даймё приподняться и вновь приложил горлышко бутылки к губам Кияма, раздвигая их. Зубы даймё несколько раз стукнулись о металлический ободок фляги, после чего Кияма начал заглатывать отраву. Сделав несколько глотков, он отдышался, вытирая губы.

— Спасибо, Такеси-кун, я, кажется, согрелся. Иди теперь спать, Господь воздаст тебе за твою доброту.

На последних словах князя Такеси выпустил из рук фляжку, облившись ядом.

Выходя от господина, старик снова столкнулся со служанками, в руках одной из которых была грелка хибати.

— Что это у вас со штанами, господин секретарь? — рассмеялась девушка. — Никак обмочили? — Она захихикала, ожидая, пока другая служанка отодвинет для нее седзи. — Должно быть, наш даймё рассказал вам что-нибудь смешное, раз вы упустили чашечку саке.

Такеси растерянно посмотрел на свои штаны и поспешно прикрыл отвратительные пятна руками.

— Не бойтесь, я никому не скажу, помойтесь и идите спать, — вежливо предложила девушка, после чего встала на колени перед седзи. Дверь нежно отъехала в сторону, и девушка привычно ткнулась лбом в пол, испрашивая разрешение войти.

Глава 17

В ДЕРЕВНЕ МИЯСУ

Самурай всегда должен вести себя так, будто в воинской доблести ему нет равных. Он должен всегда стремиться проявить свою смелость.

Тода Хиромацу. Книга наставлений

Тахикиро очнулась в небольшом сарае в поле, куда, должно быть, добрела ночью. Причем в сарае она была не одна, кто-то стягивал с нее одежду, тянул, тряс, так что слышался хруст разрываемой — ткани.

— Какого черта! — Тахикиро приподняла голову и увидела двух крестьянских парней, которые уже сорвали с ее ног сандалии и лишили ее штанов, пытаясь теперь развести ноги и изнасиловать. Оба мужика были красными от возбуждения и страха. Их руки то и дело срывались с пропитанных лошадиной кровью одежд воительницы. При этом они были настолько глупы, что не подумали — сначала поискать какое-нибудь оружие. А оружие-то было наготове.

Быстро сев, Тахикиро выбросила перед собой меч, кольнув одного из крестьян в плечо, и тут же вновь занесла меч и чиркнула второго насильника по горлу. Получилось чудно, так как мужики даже не подумали закрыться, должно быть решив, что девушка потеряла много крови и не сумеет противостоять им.

Булькая собственной кровью, второй нападавший присел, извергая на себя горячие потоки крови.

— Тебе добавить? — Тахикиро гневно воззрилась на раненного в плечо крестьянина. Но тот мог только скулить, с ужасом поглядывая на бешеную бабу, только что убившую его брата и ранившую его самого.