Николай II. Отречение которого не было - Петр Валентинович Мультатули
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Около 7 часов утра штабс-капитан И. С. Лашкевич вышел перед построившейся первой ротой. Она приветствовала его как обычно. Штабс-капитан произнёс перед ротой короткую речь, объяснил её задачи и прочитал телеграмму Государя. Тогда Кирпичников заявил офицеру, что солдаты отказываются выходить на улицу. Лашкевич побледнел и вышел из казармы, но внезапно упал убитый выстрелом в затылок. Убийство это было приписано Кирпичникову, из которого февралисты слепили образ революционного героя. Он был произведён Временным правительством в унтер-офицеры, награждён генералом Корниловым Георгиевским крестом. С Кирпичниковым спешили сфотографироваться французские и английские политические деятели. На самом деле, скорее всего Кирпичников не имел отношения к этому убийству. В кровавые февральско-мартовские дни в Петрограде, Кронштадте и Гельсингфорсе было убито много талантливых офицеров, в том числе и старших. Вот лишь некоторые их имена: командир запасного батальона Лейб-гвардии Павловского полка полковник А. Н. Экстен (убит 26-го февраля), начальник учебной команды запасного батальона Лейб-гвардии Волынского полка штабс-капитан И. С. Лашкевич (убит 27-го февраля), командир крейсера 1-го ранга капитан 1-го ранга М. И. Никольский (убит 28-го февраля), главный командир Кронштадтского порта адмирал Р. Н. Вирен (убит 1-го марта).
Все они, якобы, были убиты в результате самосуда «возмущённых» солдат (матросов). Однако при внимательном изучении обстоятельств убийств этих офицеров выясняется, что большей частью этот самосуд был не более чем кровавой легендой, призванной скрыть убийства офицеров профессиональными боевиками. Эти профессиональные убийцы обычно стреляли в свою жертву из толпы военнослужащих, которых потом и считали причастными к убийству. Кроме того, в февральские дни в Петрограде и в зоне дислокации кораблей Балтийского флота действовали боевые группы, одетые в матросскую и офицерскую русскую форму. Тактика боевиков была понятной: таким образом солдатам и матросам отрезался путь назад, ибо после убийства офицеров они были уверены, что их расстреляют.
Как бы там ни было, но убийство штабс-капитана Пашкевича сыграло решающую роль в переходе солдат на сторону мятежников. «Солдаты, — писал Г. М. Катков, — внезапно почувствовали, что возврата им нет. С этого момента их судьба зависела от успеха мятежа, а успех этот мог быть обеспечен только в том случае, если к Волынскому полку немедленно присоединятся другие»[934].
Командование батальоном пребывало в преступном бездействии. Восставших никто не арестовал, к ним даже никто из офицеров не вышел[935].
Командир батальона полковник Висковский бежал в неизвестном направлении. Офицеры разошлись. Солдаты, которые после убийства штабс-капитана Пашкевича были весьма смущены и находились в замешательстве, стали группироваться вокруг Кирпичникова. Взбунтовавшаяся команда «волынцев» двинулась к «преображенцам», из которых к ним присоединилась 4-я рота. Объединённый отряд отправился к «литовцам», по дороге убив полковника, ведавшего нестроевыми частями. Как вспоминал генерал Глобачёв: «К 12 часам дня взбунтовались и перешли на сторону рабочих четыре полка: Лейб-гвардии Волынский, Лейб-гвардии Преображенский, Лейб-гвардии Литовский и Сапёрный. Казармы всех этих четырёх частей были расположены в районе Таврического дворца, и эти части стали первым оплотом революционной цитадели»[936].
Это высказывание Глобачёва очень не точное. На самом деле речь шла не о вышеназванных гвардейских полках, а об их запасных батальонах, да и то об их учебных ротах. Кроме того, не приходится и говорить о том, что эти части сознательно «перешли на сторону рабочих». Скорее, речь шла о растерянности солдат, их страхе перед возможным наказанием и полным отсутствии м их начальства, то есть офицеров. Вообще, как писал Г. М. Катков, «в этот решающий день, 27 февраля, поведение офицеров Петроградского гарнизона имело большие последствия»[937].
27-го февраля можно было наблюдать странную пассивность со стороны многих старших командиров. Пример такой пассивности явил и сам начальник Охранного отделения генерал Глобачёв. Вот что он пишет об обороне здания Охранного отделения: «Для охраны Охранного отделения штабом округа была прислана полурота Лейб-гвардии 3-го Стрелкового полка под командованием прапорщика. В 3 часа дня я позвал к себе командира полуроты и спросил его, отвечает ли он за своих людей, и когда он мне ответил, что поручиться не может, то я ему приказал увести полуроту в казармы; я понял, что кроме вреда эта 931 полурота ничего мне не принесет»[938].
Назвать поведение начальника Охранного отделения генерал-майора Глобачёва странным будет слишком мягким. В его распоряжении было примерно 100 человек. Как мы помним, накануне примерно такое же число военнослужащих успешно рассеивало революционные толпы в разных районах Петрограда. В тот же день 27-го февраля командир Самокатного батальона полковник И. Н. Балкашин со своими солдатами целые сутки вёл успешный бой с бунтовщиками, не получая никакой поддержки. Утром 28-го февраля, осознав, что прорваться невозможно, полковник Балкашин обратился к штурмующей толпе с речью, в которой заявил, что его солдаты выполняли только свой долг. В этот момент он был убит опять-таки из толпы и опять-таки «случайной» пулей.
«Случай с Самокатным батальоном, — пишет Г. М. Катков, — показывает, что мог бы сделать решительный и пользующийся популярностью офицер»[939].
Это мнение полностью подтверждается и действиями отряда офицера Лейб-гвардии Преображенского полка полковника А. П. Кутепова, который, прибыв с фронта в отпуск в Петроград, попал в водоворот революционных событий. Вызванный генералом Хабаловым, полковник Кутепов получил приказ «оцепить район от Литейного моста до Николаевского вокзала и все, что будет в этом районе, загнать к Неве и там привести в порядок»[940].
Кутепов проявил присущую ему смелость и энергию, несколько раз рассеивая революционные толпы, ведя уличные бои с мятежниками. Однако поставленная ему задача была внезапно Хабаловым изменена, Кутепову было приказано возвращаться к Зимнему дворцу. Тем временем кутеповский отряд, голодный и усталый, не был поддержан другими находившимися в Петрограде воинскими частями. Кутепов остался без связи со штабом, без какой-либо поддержки и был вынужден вечером свой распустить отряд. Несмотря на неудачу, полковник Кутепов проявил мужество, стойкость и верность присяге.
В случае же с генералом Глобачёвым мы видим совершенно обратное. Ведь Глобачёв, даже не встретившись с личным составом этой полуроты, доверившись лишь мнению её начальника, не предпринял ничего для организации обороны важнейшего органа государственной безопасности. Можно не сомневаться, что эта полурота, отправленная Глобачёвым в казармы, вскоре присоединилась к мятежной толпе. Что стояло за этими действиями генерала Глобачёва: ложное понимание обстановки, трусость, или сознательное бездействие?
Не соответствует действительности и утверждение Глобачёва, что взбунтовавшиеся «полки стали первым оплотом революционной цитадели». Никакой «цитадели» не было, точно так же как и «взбунтовавшихся полков». Об этом свидетельствовал один из
