Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI – СХХ. - Сюэцинь Цао

Покачав укоризненно головой, Кункун вздохнул:

– Брат-камень, еще в прошлый раз, когда я встретился с тобой, мне показалось, что история твоя удивительна и ее можно поведать миру. Потому и переписал ее, но никогда не думал, что ты снова сюда вернешься. Когда же успели сделать на тебе эту новую запись? Только сейчас я понял, что ты побывал в мире смертных, избавился от заблуждений, усовершенствовался, и тебе больше не придется роптать на судьбу! Боюсь только, что запись эта со временем потеряет четкость, и ее будут ошибочно толковать. Поэтому я перепишу и эту твою историю, найду человека, свободного от мирских страстей, и попрошу поведать всем людям на земле, дабы поняли, что в самом удивительном нет ничего удивительного, в простом – ничего простого, в истинном – ничего истинного, в ложном – ничего ложного. Возможно, побывав в мире людей, ты лишь на время вернулся сюда, и дух священной горы вновь заставит тебя претерпеть превращение? Этого знать никому не дано!

Кункун переписал историю камня, спрятал в рукав и отправился в мир роскоши и процветания искать нужного ему человека. Он побывал во многих местах, но везде люди только и думали что о богатстве да славе, о хорошей одежде да сытной еде. Кто же из них станет заниматься историей какого-то камня?!

Но вот праведник забрел в камышовую хижину у брода Заблуждений на переправе Стремительного потока и увидел там спящего человека. Решив, что это и есть тот человек, которого он ищет, праведник стал дергать его за рукав и будить, чтобы отдать записанную им «Историю чудесного камня».

Но человек и не думал просыпаться. Кункун дернул сильнее. Наконец человек открыл глаза и сел. Приняв от даоса записи, он бегло просмотрел их, а затем сказал:

– Я был свидетелем событий, о которых здесь говорится. Вы все правильно записали. Я знаю человека, который поведает эту историю людям.

Даос Кункун осведомился, кто такой.

– Когда наступит такой-то год, такой-то месяц, такой-то день, – сказал Цзя Юйцунь, – явитесь на террасу Скорби по ушедшему счастью, там вы найдете господина Цао Сюэциня. Скажите, что Цзя Юйцунь просит его рассказать людям историю камня. – Сказав это, человек лег и снова уснул.

Даос запомнил слова Цзя Юйцуня, через несколько калп и веков отыскал террасу Скорби по ушедшему счастью и увидел господина Цао Сюэциня, листавшего какую-то древнюю книгу. Кункун передал ему просьбу Цзя Юйцуня и дал прочесть «Историю чудесного камня».

Цао Сюэцинь улыбнулся и промолвил:

– Ваше писание – не что иное, как собрание вымышленных историй, написанных простонародным языком[90]. Поистине «Измышления Цзя Юйцуня».

– Но откуда вы знаете этого Цзя Юйцуня и почему согласились выполнить его просьбу? – удивился Кункун.

– Недаром вас зовут Кункун – Пустой. Право же, в голове у вас пусто!.. Пусть история эта вымышленная, но в ней нет ни ошибок, ни противоречий, так что после обильного вина и сытного обеда я охотно буду с друзьями коротать над нею длинные дождливые вечера. Мне не нужен росчерк кисти высокопоставленного лица, который открыл бы моему повествованию широкую дорогу в свет. Доискиваться до истины, подобно вам, я считаю столь же нелепым, как «искать упавший в реку меч по зарубке, сделанной на борту плывущей лодки», или «играть на лютне с заклеенными колками»!

Выслушав его, даос Кункун поглядел на небо и расхохотался, а затем швырнул рукопись и стремительными шагами пошел прочь.

– Значит, все это выдумки! – воскликнул он. – Ни автор, ни переписчик, ни читатель не узнают, истинные ли события положены в основу повествования! Вся эта история – просто вымысел и написана под влиянием настроения!

Впоследствии, когда повествование попало в руки потомков, они в заключение к нему сочинили гату, дополнявшую вступительное стихотворение автора к «Истории чудесного камня»:

Из-за того, что в скорбное сказаньеВместилось много лжи и хвастовства,

Звучат еще грустней и безутешнейЕго страницы – за главой глава…

Но есть итог, и он пришел невольно:Все это – сон! Лишь сон – таков итог!

…Но, право же, не следует смеяться,Когда над миром властвует порок!

Д. Воскресенский

Сага о большой семье

«Сон в красном тереме» («Хунлоумэн») в китайской литературе явление уникальное: эпическая масштабность и широкий охват изображения сочетаются в романе с глубиной поставленных автором проблем (философско-религиозных, этических, социальных), художественная образность – с психологической точностью и тонкостью раскрытия человеческих характеров. В многоголосице суждений о нем уже давно сформировалось мнение: «Сон в красном тереме» – одна из вершин в истории китайской прозы, может быть, самая высокая. К такому выводу приходили не только почитатели романа, но и его суровые оппоненты. Случалось, его сравнивали с произведениями Бальзака или Толстого, имея в виду не только эпическую мощь произведения, но и мастерство, с каким удалось автору запечатлеть жизнь китайского общества и психологию людей, выразись национальный дух и национальный характер.

«Сон в красном тереме» написан в середине восемнадцатого столетия. Говоря языком сравнения, это наша предпушкинская эпоха. За весьма небольшой период времени вокруг этого произведения возникло столько мнений, легенд и просто небылиц, что сейчас в море фактов и домыслов трудно ориентироваться даже специалистам. Роман привлек внимание читателей сразу же с момента его опубликования. Вокруг личности автора и его создания разгорелись страсти. В спорах затрагивались проблемы религии, морали, культуры, ставились и обсуждались вопросы не только эстетические, но также социальные и политические. Всем, кого волновали проблемы романа, пришлось столкнуться со множеством загадок.

Кто в действительности был автором романа? Выл создатель его китайцем или маньчжуром? Когда он жил, кто был его отец? Какую жизнь прожил писатель: где служил, чем занимался, каков был нравом? Когда и в каком объеме написал он свой роман? Автобиографичен ли он или зиждется на вымысле? Почему автор не закончил свое произведение? Как представлял себе судьбы героев? На некоторые вопросы нет окончательного ответа и по сей день, хотя о романе написаны сотни и сотни статей, издано множество книг. Ценнейший вклад в решение проблем романа и его авторства в последние годы внесли китайские ученые Фэн Циюн, Ван Куньлунь, Чжоу Жучан, У Шичан, Ху Вэньбинь, Сунь Сюнь и другие. И все же «главная книга» в этой области еще не написана.

Принято считать, что автором «Сна» был Цао Сюэцинь, он же Цао Чжань, он же Отшельник Крессового Ручья. Сюэцинь дословно означает «сельдерей (кресс) в снегу». Однако некоторые литературоведы, Дай Буфань и другие, оспаривают авторство Сюэциня, считают создателем романа младшего его брата, о котором почти ничего не известно. Говорят также, что роман-де написал прокомментировавший его Чжияньчжай, о котором еще пойдет речь. Год рождения писателя (1715) вызывает споры (называется еще 1724). Год смерти (1763) также признается далеко не всеми (называется еще 1764). Но все сходятся на том, что писатель прожил менее пятидесяти лет. Годы его жизни пришлись на эры правления трех маньчжурских императоров: Канси, Юнчжэна и Цяньлуна. Особенности каждой из них сказались на положении семьи Цао и его собственной судьбе.

Восемнадцатый век в Китае в официальной китайской историографии иногда называли «золотым веком» маньчжурской империи Дайцин, или Цин. Действительно, это был апогей в ее развитии, после которого начался постепенный, а затем резкий спад. Маньчжуры установили свое господство в Китае в 1644 году после свержения китайской династии Мин, крах которой был предрешен не только в силу внутренних неурядиц (крестьянские войны, бунты горожан, религиозные распри, придворные интриги и склоки), но и из-за беспрерывных войн с соседями – маньчжурами, японцами. Маньчжуры основали новую династию не без помощи китайской знати – феодалов-помещиков и высшего чиновничества. Утвердившись в Китае, они сразу же принялись энергично укреплять подпоры своей власти, используя традиционные китайские институты правления и создавая новые. Первые маньчжурские правители, начиная с Шуньчжи и в особенности Канси, проявили себя достаточно проницательными и дальновидными политиками. Понимая шаткость своего положения (китайским населением они воспринимались как инородцы-захватчики и варвары), они умело прибегали к политике «кнута и пряника»: с одной стороны, выказывали себя «преемниками» прошлых китайских династий и китайских традиций, а с другой – прибегали к репрессиям и открытому террору. Вот почему вторая половина XVII и почти весь XVIII век – это эпоха крайне противоречивая, отмеченная как достижениями культуры, так и духовным падением.

Маньчжурские власти, к примеру, укрепляли государственность, развивали торговлю, ремесла, сельское хозяйство; поощряли гуманитарные науки, философию, совершенствовали систему государственных экзаменов, книгопечатание; способствовали возникновению торговых и культурных связей Китая с Японией, Юго-Восточной Азией, со странами Запада. Через миссионеров, живших при маньчжурском дворе, страна узнавала о религии, науке и искусстве других народов. Запад, в свою очередь, получал сведения о загадочном Китае. Не случайно о китайской философии, просвещении, нравственности писали в это время или несколько позже Вольтер, Монтескье, Гольдсмит, Гете. Мода на «китайщину» захватила многие европейские страны, в том числе Россию. Сравнительно регулярные контакты Китая с Россией установились с открытием в Пекине в 1711 году русской духовной миссии. В 1725 году при китайской Государственной канцелярии была открыта Школа русского языка. Некоторые позитивные стороны развития страны в пору маньчжурского правления не могли не сказаться на общем состоянии материальной и духовной жизни.