Однажды я тебя найду - Ричард Мэдли

«Черт побери, – думал Джеймс, глядя на изучающую меню Диану, – она даже красивее, чем я помнил. Эти глаза… как изумруды. Она похожа на фею или богиню. Только бы ничего не испортить».

И неожиданно для себя он вдруг решил внести изменения в тактику, что случалось с ним очень редко. Разумеется, изменения не будут радикальными и коснутся лишь сегодняшних вступительных маневров.

Когда заказ был сделан и Диана принялась рассказывать о своей жизни в Кембридже, забыв упомянуть, однако, о внутреннем разладе относительно того, кто она есть и чего хочет от жизни, Джеймс подумал, что следует слегка притормозить. Немного потянуть время. Эта девушка прозорлива и рассудительна (пожалуй, в сообразительности она не уступает даже ему), и торопливые действия вызовут у нее подозрения. Поскольку война не особо спешит разворачиваться, времени в его распоряжении, по всей вероятности, вполне достаточно.

Но даже в этом случае не будет вреда в том, чтобы сегодня же предпринять первый шаг в осуществлении своей стратегии.

Возможность появилась, когда Диана внезапно прижала ладонь к щеке и воскликнула:

– Прости! Я только и делаю, что болтаю о своих делах, и даже не удосужилась ни о чем тебя расспросить. А это куда важнее. Ты сказал, Адольф о нас забыл. Понимаю, это шутка, но ты веришь, что война может просто… как бы поточнее выразиться… сойти на нет?

Ему совсем не хотелось рассуждать об этом. Такой расклад снимает безотлагательность поставленной задачи. Диана должна думать, что ему грозит опасность, если не прямо сейчас, то в ближайшем будущем.

– Ты немного неверно истолковала мои слова. Мы страшно устали, раздражены и ждем не дождемся, когда наступит наш черед действовать. Но, по-моему, события вот-вот начнут разворачиваться, скоро станет жарко. Во всех смыслах слова. Одна из причин затишья – затянувшаяся, невероятно холодная зима. На континенте морозы были еще сильнее. Но, несмотря на все это, – он махнул рукой на кружащие за окном хлопья снега, – весна уже близко. И он – я имею в виду Гитлера – скоро сделает первый шаг. Вот тогда мы взвоем и выплачем глаза, лишь бы вернуть сегодняшнюю «странную войну».

Диана посмотрела на него с любопытством.

– Ты боишься? А мой брат в этом вопросе чрезвычайно оптимистичен.

Джеймс сделал глоток вина. Действовать нужно крайне осмотрительно, ведь это и есть та самая почва, на которую он рассчитывал бросить зерно.

– Не знаю точно, боюсь ли я. Как-то раз наш командир эскадрильи сказал: «Когда дойдет до дела, парни, выиграет тот, кто быстрее убьет врага. Успейте прихлопнуть противника раньше, чем он до вас доберется». И мне вдруг подумалось: вот прямо сейчас какой-нибудь немецкий офицер говорит ровно те же слова своим подчиненным. Поэтому да, боюсь, я не столь оптимистичен, как твой Джон. Тем не менее это не значит, что я напуган. Ох, что-то я разболтался… Впрочем, одно я знаю точно.

Он притих, ожидая ее вопроса.

– И что же ты знаешь?

Джеймс отпил еще вина. Осторожнее, осторожнее…

Он наклонился вперед и мягко накрыл ладонью ее руку.

– Мне кажется, что нам… таким людям, как ты и я… больше непозволительно жить, как прежде. У нас просто может закончиться время. Ты спрашивала, почему я так стремился приехать в прошлом году, я сказал тебе правду, однако кое-что утаил.

Джеймс помолчал. Сейчас очень важно не ошибиться.

– Дело вот в чем, – будто в задумчивости продолжил он. – Я не хотел терять время. Возможно, мои слова покажутся напыщенными или хвастливыми, но я реалист и прекрасно осознаю, что могу не пройти все уготованные мне испытания. До войны в нашем распоряжении было достаточно времени, чтобы познакомиться ближе и увидеть, подходим ли мы друг другу. Сейчас приходится действовать быстрее, принимать решения намного раньше. Думаю, так поступают все люди нашего возраста.

Диана пристально посмотрела ему в глаза.

– Вряд ли я… – начала она.

Джеймс поспешно улыбнулся и покачал головой:

– Не волнуйся. Я далек от того, чтобы делать неприличные предложения. Или рассказывать, что обожаю тебя и мечтаю прожить с тобой до конца своих дней. Ты сочтешь меня сумасшедшим и будешь права. Мы с тобой едва знакомы. На размышления у меня ушла целая зима, и сейчас я лишь пытаюсь сказать, что если мы решим встречаться, – особенно когда начнутся боевые вылеты, а не эти изматывающие учения, – мы вполне можем захотеть… в общем, ускорить события.

Он откинулся на спинку стула, сделал глубокий вдох и шумно выдохнул.

– Ну вот. За сегодняшний день я сделал это уже дважды.

– О чем ты? Что ты сделал дважды?

– Сказал тебе то, о чем не хотел говорить. Сперва у тебя в комнате – как я к тебе отношусь, а теперь – о том, чем может обернуться для нас будущее. У тебя очень хорошо получается заставить парня излить душу, Диана.

– Я не нарочно, честное слово, – улыбнулась она. – Не возражаешь, если я покурю перед десертом?

Покачав головой, он вновь прикурил сигареты для них обоих и притих.

– Думаю, я понимаю, – произнесла наконец Диана. – Война все изменила. Или изменит, если ты окажешься прав, и вскоре начнут разворачиваться военные действия. Так или иначе, я была с тобой не до конца откровенна.

Он недоуменно поднял брови.

– В каком смысле?

– Ну… – она затянулась сигаретой. – Ты весьма искренне описал свои первые чувства ко мне, а я ничего тебе не рассказала. Поэтому теперь моя очередь.

– Ладно. Я готов. Если это пуля в сердце, я ее приму.

– Да нет же. – Диана вдруг покраснела. – В Дауэр-Хаусе ты произвел на меня неизгладимое впечатление. После ужина я просто закидала брата вопросами. Он… В общем, назвать его мнение о тебе обычным словом «восхищение» будет недостаточно. А еще он рассказал правду о том, почему ты к нам приехал.

– Правду?

– Да. Он сказал, что история о том, что твои родители в Канаде, выдумка и что на самом деле твоя мать работала прислугой в одном доме, а отец – хозяин этого дома – ею воспользовался. А когда понял, что она беременна, выставил за дверь. Это на самом деле так, Джеймс?

Затянувшись и глядя в окно на огромные, рыхлые хлопья снега, он выдержал паузу. Затем посмотрел на Диану.

– Вот и еще один вопрос, который я не планировал сегодня обсуждать. Но раз уж ты спрашиваешь – да, все так и есть. Хотя это не имеет значения. Совершенно никакого. Мама отлично меня воспитала, и я всего добился сам. Какая разница, кто мой отец. Сожалею, что обманул ваших родителей и тебя, но когда я рассказываю людям правду о своем происхождении, на меня косо смотрят. Считают лгуном, или придурком, который тешит себя иллюзиями, или слегка помешанным. Мне кажется, правду лучше выдавать порциями. И все-таки я действительно сожалею – не хотелось начинать наши отношения… дружеские отношения… со лжи.

Наступила очередь Дианы взять Джеймса за руку.

– Не было никакой лжи, – уверенно возразила она. – Я спросила, и ты сказал мне правду. – И улыбнулась ему: – Думаю, это прекрасное начало.

Глава 21

Как обычно, за несколько минут до восьми сработал будильник. Привычка семейства Арнольд просыпаться перед выпуском новостей переместилась и в Кембридж – вот уже больше семи месяцев, с самого начала войны, Диана не пропустила ни единой сводки Би-би-си. Хотя до сих пор ни о чем существенном не сообщали. Ну а вдруг?..

Внезапно она вспомнила, что не одна в комнате: на диванчике с ситцевой обивкой, укутанный одеялами, покрытыми сверху синей шинелью, лежал Джеймс Блэкуэлл. Из-под вороха одеял с края диванчика свешивались голые ноги. Судя по всему, ему было очень неудобно, однако он спал.

Диана включила радио на прикроватной тумбочке – приемник «Робертс» размером с небольшую буханку хлеба, – а сама тем временем накинула на плечи халат, поставила на плиту чайник и раздвинула занавески на окне над раковиной.

Снег больше не падал и уже потихоньку начинал таять. Пока она смотрела в окно, с крыши общежития напротив соскользнул огромный пласт мокрого снега и глухо ударился о землю, распугав стайку скворцов у поилки под карнизом. Джеймс оказался прав – весна наконец пришла.

О возвращении в Апминстер вчера вечером не могло быть и речи. На полпути из «Орла» им пришлось бросить машину и дальше пробираться в Гиртон по сугробам. Привратник спал, поэтому провести Джеймса к себе в комнату не составило труда. Ей было интересно, поцелует ли он ее (она бы не стала возражать, даже если бы дело не ограничилось поцелуем), но он вел себя безупречно. Отвернулся, пока она раздевалась и укладывалась в постель, и настоял, чтобы она тоже не смотрела, пока он будет снимать одежду, предупредив торжественным тоном, что «искры страсти могут разгореться, и тогда ты, Диана, налетишь на меня без стыда и угрызений совести».

Она беззвучно рассмеялась и уснула.

Сейчас, заварив чаю и юркнув обратно в постель, чтобы прослушать новости, она даже обрадовалась, что ночью между ними ничего не произошло, – тогда его вчерашние разглагольствования об «ускорении событий» отдавали бы своекорыстием и цинизмом. Несомненно, он выше этого.