P.S. Реквием - I.R

вздохнул. Вся нервозность и неуверенность просто покинули его и пришёл покой. То, чего он так долго ожидал, испытывая беспокойство случилось и ничего страшного в этом не было, лишь желание сберечь этот хрупкий мирок вокруг.

Это был хороший вечер. Природа затихла в странном ожидании. Тучи над Царь — Градом расступились, открывая вид на звездный небосклон и начавшую убывать луну.

Фёдор только что приехал от Ивана. В последнее время его всё чаще беспокоило состояние младшего брата. Он был бледен и продал почти всю мебель в квартире. Из прежнего храма искусства и вдохновения она превратилась в темную каморку. Стало пусто, холодно и неуютно, словно там жил не художник, чьи картины украшали дома знатных господ, а бездарность, мазню, которой не хотели брать и за гроши.

Все это ужасно не нравилось Фёдору. Иван был молчаливей обычного и ловко увиливал от вопросов, переводя тему. Ругань и хмурые брови не помогали, из Ивана ничего, кроме признания о подхваченной простуде, он вытянуть не смог.

Фёдор опустился за рабочий стол, собираясь написать пару строк для успокоения души. Многие свечи были потушены. По квартире плыл нежный голос — Клара пела Любочке колыбельную. Мужчина почувствовал, как тепло окутывает его душу, и он погружается в бесконечную негу.

Вдруг карманные часы, находившиеся у сердца, дрогнули. Фёдор тут же открыл их. На дворе уже была ночь, а Орловы, все без исключения были ранними пташками.

На их крышке витиеватым почерком было написано: «Отец почил». Всего два слова в которых заключалось целое падение. Фёдор знал, что в скором времени этот момент настанет. В последний год отцу становилось всё хуже и хуже. Он перестал подниматься с постели и за каждый вздох приходилось бороться. Не силы Орловых, ни умения Золотаревых уже не помогали.

Но Фёдор все отдалял и отдалял этот момент, словно забыл, что не имеет власти над неизбежным. И вот. Это случилось. В прекрасную весеннюю ночь, горе развеяло уютную атмосферу дома, жестоко напомнив о том, что за пределами его мирка жизнь не стоит на месте.

Ранним утром Фёдор отбыл в родовую усадьбу.

— Вернусь после завтра к вечеру, — сказал он, оставляя целомудренный поцелуй на лбу Клары. — Пожалуйста, не ходи по магазинам в мое отсутствие.

Она была тёплая и сонная, кажется даже не могла понять, что Фёдор ей говорит, но все равно кивала.

Уютный дом остался позади, а впереди ждал Сиреневый Сад. Перешагнув порог усадьбы, Фёдор вдруг понял, что не был здесь больше года. Посещая её в прошлый раз, он оставлял за спиной тёплый очаг и наслаждавшихся размеренной жизнью родственников. Сейчас его встречали горестные лица и сгустившиеся по углам тени. Скорбь поселилась в доме.

Матушке был нанесен тяжелый удар, Пётр воротил нос, а Владимир на вопрос Фёдора: «Куда делся, Саша?», ответил:

— Его срочно вызвали в столицу.

Прощальные речи и горечь. Так Фёдор мог описать похороны. Это было странно, и он хотел поскорее с этим закончить. Ощущение того, что гроб пуст, а отец лежит в своей спальне и уже идёт на поправку, не покидало его. Не верилось и всё тут, но мраморный крест на семейном кладбище был лучше всяких доводов.

Отца присыпали землей, а другие семьи только и говорили о новом графе и воздвигнутой ими иллюзии безопасности, которая покинула эту страну давным-давно.

— Не волнуйся, — сказала ему Надежда, когда Фёдор уже стоял в дверях. Она протянула ему письмо для мужа. — Я ещё побуду здесь. А ты ступай, тебя ждут Клара и Любочка.

— Я думал ты уедешь со мной, — сказал Фёдор, принимая письмо.

— Ох, — тяжело вздохнула Надежда. — Что от столицы проку, если не могу выйти из дома. Наедине с Сергеем и ума лишиться не долго.

Фёдор покивал. Сумасшедших в этом доме только не хватало.

— Если, что…

— Я тут же сообщу, — заверила Надежда, поглаживая свои карманные часы.

Фёдор отбыл с тяжелым сердцем. Той же ночью дождь бил в окно его кабинета, словно желая проложить себе путь внутрь. Он истошно кричал о надвигающейся беде, что не обойдет стороной его дома, а раскатистый бас грома вторил ему.

Это лишило Фёдора покоя. Слова путались в голове и не выходило ни одной хорошей строчки. Промучившись некоторое время он все же решил лечь в постель. Но и это не помогло. Опущенный портьер не мог заглушить голос дождя, говорящего об одном и том же. Фёдор лежал на спине и смотрел в потолок.

К его боку прижималась Клара, дождь только сильнее убаюкивал её, а в соседней комнате сонная нянюшка качала колыбель с Любочкой. Фёдор слышал, как начинает кряхтеть дочь, когда нянюшкины руки перестают касаться колыбели.

Заснуть мужчина смог лишь под утро, когда стихла непогода. А уже со следующим рассветом он вновь отбывал в Сиреневый Сад.

— Почему же я не могу поехать с тобой? — спрашивала, провожавшая его Клара. — Я ведь твоя жена. Ты никогда не берёшь меня в родную усадьбу.

— В другой раз, — отмахнулся Фёдор. — Не стоит тебе сейчас туда ехать. Вдруг оттуда, что — нибудь пропадет, — попытался он подшутить над женой.

Клара тяжело вздохнула.

— Я слышала это много раз.

— Не сердись. Сейчас правда не лучшее время, — намекнул он на причину отъезда.

Клара вновь тяжело вздохнула. Фёдор поцеловал жену в лоб и сел в экипаж. Вот и свершилось то, о чем предупреждал его дождь.

Когда вся семья собралась в гостиной сразу после поминального обеда, тётушка Варвара читала и читала молитвы за упокой души усопшей, хотя матушка просила этого не делать.

— Саша не объявлялся? — спросил Фёдор у дядюшки Льва.

Тот покачал седой головой.

Фёдор нахмурился. Это ему не нравилось. Александр был наследником графского титула, и никогда не пренебрегал своими обязанностями. А тут… Пропустил похороны тех, кого должен чтить выше собственной жизни — родителей. Это было высшей формой неуважения.

Камердинер, что служил в их столичном доме, сказал, что Александр там был, но уехал верхом, не сказав куда. Брат, словно от чего — то бежал.

Вскоре дело прояснилось. Заступивший на пост начальника Тайной Канцелярии Владимир, рассказал, что Александр уехал, оставив лишь просьбу его не искать.

Фёдор негодовал.

— Да, чтоб этому дураку провалиться, — ругал он брата на чём свет стоит.

На старой квартире было холодно, и Фёдор решил не снимать пальто, меряя комнату шагами. Иван смешивал краски. Он был худ, бледен, а в глазах разливалось чернильное море.

— Как он мог вот так все бросить… Бросить нас всех. Уйти, ничего не объяснив. Какой же он