Трезвый расчет - Кейт Вудсток

Дик еле удержался от смеха, видя озадаченную физиономию гиганта. Ну и язычок у мисс Уилбери! Бостуику вряд ли приходилось слышать о себе что-либо подобное.

Великан, однако, не разгневался, а, наоборот, посмотрел на Джилл, как на истинную королеву, с искренним почтением.

– Дик, малыш, ты не соврал. Это настоящие леди. Самые что ни на есть всамделишные.

И клянусь, такие еще не переступали порог моего заведения. Что ж, миледи, в таком случае имею нижайше вам доложить, что к утру вам придется влезть в полусухое платье.

Джилл коротко кивнула и холодно подтвердила:

– Да, это так.

Казалось, уважение Бостуика еще больше возросло. Он даже как будто смутился и отступил к дверям с неким подобием поклона.

– Я пришлю одну из своих дев…ушек с едой и подогретым элем. Не волнуйтесь, подам все самое лучшее. И будьте спокойны, сюда никто не войдет без вашего, стал быть, высочайшего, блин, соизволения. Отдыхайте и ни о чем не тревожьтесь.

С этими словами гигант попятился, по дороге наткнувшись обширным задом на дверной косяк, и исчез в темноте коридора. Дик улыбнулся.

– Смотрите-ка, мисс, как вы напугали старину Бостуика! И вам не стыдно?

Джилл не ответила на шутку, устало вздохнув.

– Пожалуйста, уйдите, мистер Аллен, и заберите с собой вашего подельника. Мы до смерти устали, а вам, наверное, хочется повеселиться.

Дик кивнул, зная, что она говорит правду – обе девушки едва держались на ногах.

– Здесь вы в безопасности, как и обещал Бостуик. Я никого не подпущу к этим дверям, отдыхайте спокойно.

Джилл покачала головой.

– Вам тоже нет нужды сторожить под дверью. Как я и обещала, мы не собираемся бежать… ЭТОЙ ночью.

Говоря это, Джилл смотрела, как Дина со стоном опускается на одну из кроватей. Рокко шагнул было к девушке и хотел помочь, но Дина оттолкнула его руки, не желая ничего принимать от одного из своих тюремщиков.

Дик медлил. Он положил руку на спинку одного из кресел и как бы в раздумье произнес, не поднимая глаз на Джилл:

– Нам тоже нужно поспать, мистрис Джилл. Неужели вы откажете нам с Рокко даже в одной из этих жалких табуреток, не говоря уж о кроватях, которые приготовили, между прочим, и для нас тоже…

Он поднял глаза и одарил Джилл своим коронным взглядом. В нем сквозила смесь ангельской невинности и дьявольского соблазна. Голос Дика был тих и вкрадчив.

Этой тактикой он пользовался неоднократно, и не было в Англии существа женского пола, которого она не тронула бы хоть чуть-чуть. Даже его собственная мать, столь же умная женщина, как Джилл Уилбери, не могла устоять перед этими чарующими интонациями и умоляющим взором.

Но Джилл Уилбери устояла.

Она презрительно сморщила свой прямой нос, словно от Дика несло чем-то неприятным, и заявила:

– Не вижу причин, по которым вы не могли бы вернуться в паб и получить там и отдых, и сон, и удовольствия одновременно. Это не будет стоить вам слишком дорого, к тому же, – тут серые глаза опасно сузились, – я не думаю, что женщины, которых мы видели в таверне, так легко смирятся с вашим отсутствием. Полагаю, что вы с Рокко будете слишком заняты этой ночью, мистер Аллен, чтобы вернуться в это скромное убежище. Так что не говорите ерунды и уходите. Там самое место для таких, как вы!

Впервые за долгие годы Дик Аллен почувствовал, что смущен и раздосадован поведением женщины. Такого с ним не случалось. На него смотрели, как на урода. Как на нечто отталкивающее, неприятное, грязное. Нежеланное.

Дик привык оставаться хозяином положения во всем, тем более в отношениях с женщинами. Однако сегодня все шло наперекосяк, мир Дика рушился, и он выпалил злые, грубые слова, прежде чем понял, что делать этого не следовало бы…

– У вас острый язычок, мисс Джилл Уилбери, но вы слишком заносчивы! Неудивительно, что в столь почтенном возрасте вы остаетесь девицей, и у меня нет сомнений, что так ею и останетесь!

Он никогда в жизни так не говорил с женщиной, никогда не был так жесток и непочтителен. Лучше бы он ударил ее ножом – это было бы не так больно.

А главное – не так стыдно.

Дик видел, как расширились серые глаза, как смертельно побледнело лицо Джилл, а еще заметил боковым зрением, как верный Рокко отстал от Дины и с невыразимым удивлением глазеет на него. Потом старый дружок прошептал:

– Бог ты мой!..

Это было сказано с таким выражением, что у Дика сдавило сердце. Рокко, дитя трущоб, круглый сирота, подобранный в канаве и выращенный самыми отпетыми бандитами Сохо, прошедший огонь и воду, знавший цену и ножу, и золоту, и смазливому личику, вечно насмешливый и злой, этот Рокко был искренне потрясен и смущен словами, которые так легко вырвались из уст его друга.

Стыд застилал Дику глаза. Он оскорбил женщину, и не важно, что разум этой женщины получше, чем у иного мужчины, а язык напоминает жало.

Он опустил глаза и пробормотал:

– Простите меня. Я не должен был так… Спокойной ночи!

С этими словами Дик Аллен торопливо направился к дверям. Рокко нагнал его по дороге и возбужденно схватил за руку.

– Что это с тобой? Что на тебя нашло?

Дик сердито вырвал руку.

– Ничего. Она меня допекла. Ты слышал, что она сказала.

– Я слышал, что сказал ты!

– Ну и что? Я же говорю, она меня достала! Оскорбила. Вывела из себя.

– Женщины сроду тебя не выводили из себя. Никогда в жизни. Ты на них просто не обращал внимания, кроме матушки и сестер, конечно. И что я вижу? Один неполный день в компании мисс Джилл Уилбери – и ты уже выбит из седла! Мне это не нравится, совсем не нравится.

Дик запустил пятерню в густую шевелюру и несколько раз дернул себя за вихры.

– Мне самому это не нравится. Никогда в жизни я так не говорил с женщиной. Я хочу выпить!

– Да уж, выпить нам просто необходимо. Ох зря мы связались с этим Боуменом…

Дина смотрела на Джилл с тоской и сочувствием.

– Он совсем не то имел в виду, что сказал, Джилл! Это он от злости, честное слово, от злости.

– Конечно, конечно, Дина…

На самом деле Джилл ужасно переживала сказанное Диком. Она слишком хорошо знала, что некрасива.

Это глупо! Ведь о недостатках своей внешности она знает с детства, это больше не должно мучить ее, к тому же ей наплевать, что думает о ней этот Аллен. Такой негодяй не заслуживает внимания, что бы ни плел его мерзкий язык.

Она заметила, что Дина дрожит, и пришла в себя. Решительными движениями Джилл принялась стягивать мокрое платье.

– Поторопись, Дина! На двери нет засова, но я посторожу и никого не впущу, пока ты не завернешься в одеяло.

С этими словами Джилл развесила свое платье на спинке стула и направилась к тяжелой дубовой двери. Дина с тяжелым вздохом последовала примеру хозяйки, собираясь развесить собственное платье на спинке другого стула.