Джентльменов нет – и привет Джону Фаулзу! - Ирина Степановская

Утро было кошмарным. Она готовила завтрак на кухне и упустила из виду, что в комнате, где она оставила Сашку, установилась подозрительная тишина. Лиза прошла в детскую: сын босиком, без штанов, в одной пижамной куртке стоял на подоконнике и дразнил голубей, усевшихся на соседнем балконе. Голуби настороженно косили на Сашку круглыми глазами, но не улетали.

– Кыш! – не выдержав, громко закричал он на них и замахнулся рукой. Еще секунда, мальчик потерял бы равновесие и упал с подоконника, если бы подскочившая Лиза не успела его подхватить. Стопы у ребенка были ледяными. Лиза закружила его по комнате, повалилась с ним на диван и, не давая ему опомниться, стала запихивать его упругие, твердые и сильные ноги в мягкие туннели колготок. «Только бы не простудился!» – думала она. Сашка, втайне опасавшийся, что ему попадет за подоконник и голубей, относительно легко позволил надеть на себя рубашку, штаны, а поверх еще вязаный жилет. В квартире было прохладно.

– А ты ведь еще не умывался! – вспомнила Лиза, закатала ему рукава выше локтей и потащила в ванную. Время упустить было нельзя – Сашка терпеть не мог умываться, поэтому неожиданность и натиск в этом деле были главными слагаемыми успеха.

«Он у тебя ужасно избалован», – говорил Лизе отец в те редкие дни, когда приходил к ней в гости. «Ты не умеешь его воспитывать!» – внушала мать, когда Лиза забегала с Сашкой ее навестить.

К счастью, Сашкины бабушка с дедушкой с другой стороны не проявляли к ним никакого интереса – Лиза, таким образом, была избавлена от необходимости выслушивать еще и их советы. Проблемы разрешать всегда легче издали – это она поняла с тех пор, как родился сын. Почему же он родился именно таким – непослушным, упрямым, болезненным, – было выше ее разумения. Ее бывший муж, Сашкин отец, бравый молодой офицер, после того как они разошлись с Лизой официально, женился во второй раз, к ним заходил редко – раз в год, когда приезжал в Москву в отпуск. Оставаясь с Сашкой, он явно скучал, да и мальчику был безразличен. Сашка не чувствовал в нем отца и с гораздо большим удовольствием играл с дедушкой. Никто по большому счету на общении не настаивал, и Лиза поняла, что никому они с Сашкой и не нужны. Все были заняты своими делами. Получается, что жила она с сыном практически одна, не считая Гали, работавшей у нее няней.

Галя с ее характерным южнороссийским говорком была девушкой умной, приятной, со средним педагогическим образованием и не претендовала на высокую оплату своего труда. Лиза хоть и являлась потомственной москвичкой, но тоже, как и южанка Галя, жила на съемной квартире и платила за жилье сама. Няня, девушка, самостоятельно пробивающаяся в жизни, так же как и сама Лиза, была ей ближе, чем многочисленные занятые собой родственники.

Терпеливо выдержав сопротивление – Сашка во время умывания размахивал намыленными кулаками и специально целился ей в лицо, – Лиза выпустила его и отправилась в кухню. Времени на прогулку с ним у нее уже не оставалось. Еще нужно было сварганить что-нибудь на обед. Выпущенный из ванной, Сашка вновь отправился на охоту за голубями. Теперь он стал целиться в них из ружья дротиками с присосками.

– Яичница остывает, пойдем! – позвала Лиза сына.

Неизвестно еще, пошел бы он сразу или нет, но, к счастью, птиц кто-то спугнул, и на соседнем балконе пернатых не осталось. Вяло поковырявшись вилкой в яичнице, Сашка схватился за сдобный сухарь, который непостижимым образом вытянул из довольно далеко убранной вазочки. Вместе с сухарем он сполз с табуретки и спрятался под столом. Лиза была вынуждена сделать вид, что ничего не заметила. Ей требовалось наконец заняться приготовлением обеда, но вначале был необходим глоток кофе.

«А как же живут другие? У которых нет денег, жилья и родственников? – успокаивала она себя, пока растворимый суррогат порциями проникал в ее желудок. – Как живут? Так и живут, может быть, гораздо хуже, чем я. Но большинство матерей все-таки не пишут книги, не работают в журналах. Если бы мне не нужно было ехать сегодня на интервью, утро не оказалось бы испорчено. Мы пошли бы с Сашкой гулять, потом вместе смотрели мультики, потом обедали… В общем, проблема заключается в том, что я не могу, как другие, терять время, сидя с ребенком дома!»

Машинально она скатывала кругляшками фарш, кипятила в кастрюльке воду для супа. «Но для того чтобы сидеть дома с ребенком, нужен кто-то, кто мог бы зарабатывать деньги. Например муж. У меня его нет, и он мне не нужен. Я должна сама делать карьеру, платить за квартиру, содержать няню… И мне уже двадцать шесть лет».

Чей-то голос, очень похожий на голос мамы, тут же ей возразил: «Зато, если ты сядешь с ребенком дома, он не будет нервничать оттого, что ты все время куда-то уходишь, и перестанет капризничать!»

Она отвечала: «Еще неизвестно, перестанет или нет. Но если я буду сидеть дома – я точно сойду с ума! Не выдержу, не смогу. Ему исполнится семь, мне – тридцать. Мне придется начинать карьеру сначала. А погрузиться на несколько лет только в заботы о ребенке, думать о продуктах, тряпках как о главном – сама мысль об этом ужасна. Я уже буду не я в таком случае. Ребенок сожрет меня без остатка. Нет, ни за что. Вот я поеду сейчас брать интервью, вечером сяду за компьютер, стану писать книгу. И что бы ни говорили вокруг, буду ощущать свою ценность, двигаться, мыслить, чувствовать себя человеком, а не курицей, способной только высиживать яйца».

– Хо-чу-у-у гу-у-уля-я-ять! – раздался пронзительный вой из-под стола. Это сын, видя, что мать не обращает на него внимания, решил напомнить о себе.

– Теперь жди Галю. Пойдешь гулять с ней после обеда, – как можно более непринужденным тоном сказала Лиза и полезла в пакет за морковкой. – Надо было сразу вставать с постели. Я предупреждала, что мы можем не успеть на прогулку.

Сашка вылез из-под стола, бросился на пол и стал изо всех сил молотить ногами.

– Сейчас придут соседи снизу узнать, кто это стучит им над головой! – нарочно равнодушным голосом предупредила Лиза.

– Не приду-у-ут! – продолжал вопить Сашка.

«Мама рассказывала, что в детстве я тоже была упрямая как ослица. – Лиза, сдерживаясь изо всех сил, чистила лук. – Впрочем, я, наверное, упрямая и сейчас. – Луковые слезы капали с ее щек в миску, где уже плавали очищенные кругляки картофелин. – Только бы не сорваться! – думала она. – Раз утро пропало, надо отвлечься, думать об интервью. Вечером, когда я вернусь, останется немного: почитать ему на ночь книжку – и в постель. А потом я смогу заняться настоящей работой».

Лиза повернулась к плите и принялась бросать овощи в кастрюльку. Сашке надоело орать, он поднялся с пола, сделал вид, что стреляет в мать из ружья, и, не получив на это никакой реакции, как ни в чем не бывало пошел в комнату, унося с собой вооружение. Лиза вымыла руки – не прежние изнеженные ручки все в колечках и браслетиках, а настоящие рабочие руки с парой сломанных ногтей на указательном и среднем пальцах, с тыльной стороны немного обветренные, с ладонной – шелушащиеся. Когда последняя картофелина была порезана и запущена в кастрюлю, некий странный запах, распространившийся из комнаты, примешался к аромату овощного супа. Лиза пошла посмотреть, чем же все-таки занялся сын. Результат превзошел ожидания. Сашка раскрыл единственную Лизину коробочку французских духов и с воодушевлением разливал ароматную жидкость по трем машинкам-цистернам из своего нового набора. Накануне только Лиза объяснила ему, что в одной из них перевозят молоко, в другой – квас, а в третьей – бензин. По логике вещей в разные цистерны следовало бы заливать разные жидкости. Но Сашка схватил один флакон.