Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага - Жоржи Амаду

Так что из двух возможных следовало выбрать одно-единственное, а именно: либо признать документ, после чего земля сейчас же будет конфискована и пойдет с молотка прямехонько в руки Либорио – мы не можем доказать подделку цифр, – и Жоане дас Фольяс придется работать, как рабе, теперь уже на земле Либорио, той самой земле, которую она полила своим потом, будучи хозяйкой, или идти с протянутой рукой по улицам Аракажу, либо объявить документ фальшивым, что спасет её землю от какой-либо угрозы, ей не нужно будет отдавать долг, а мерзавец не получит ни тостана, и это решение идеальное. Побежденная убедительными доводами Лулу, Жоана в конце концов согласилась. В таком случае, считала Жоана, приготовленные ею деньги для выплаты долга пойдут Лулу как гонорар, а то ведь доктор так и не получит оплаты за свое милосердие, взявшись за такой случай, который не сулил ему никакого вознаграждения. И это не так, моя дорогая, все судебные издержки и гонорар выплатит этот негодяй, если приговор будет справедливым, каковым он должен быть. В глубине души Жоане нравилась мысль проучить Либорио за подделку документа; хитрость у неё, как у крестьянки, была в крови, она понимала, что её сообразительность облегчит ей обучение алфавиту, слогам, чтению.

Между тем руки Жоаны были не такими уж ловкими и быстрыми, как её голова, способная разгадать хитрость и коварство. Они были как две мозоли, два комка сухой земли с корявыми пальцами, похожими на корни дерева, привыкшими к лопате, мотыге, тяпке, ножу, топору, но никак не к карандашу или ручке, нет!

Она только и делала, что ломала карандаши, искривила столько перьев, испортила тонну бумаги, но в этом марафоне против времени и неловкости рук Жоаны Тереза держалась удивительно спокойно, и Жоана, убежденная доводами Лулу Сантоса, трудилась с железным упорством. Чтобы облегчить Жоане задачу, Тереза, положив свою руку поверх её, водила рукой Жоаны, стараясь придать ей необходимую легкость и уверенность в движении.

Так трудилась Тереза над рукой Жоаны до трех часов дня, отвлекаясь разве что на легкий завтрак. Утомительный, но вдохновенный труд: каждую минуту нужно было подбадривать ученицу, говоря о явном прогрессе, не дать впасть в уныние, предотвращать неудачи, поддерживать дух, преодолевать усталость и соблазн отступить. А Жоана? О, для неё это было непомерным напряжением сил! Иногда она выкрикивала имя Мануэла, прося прийти на помощь, иногда кусала свои руки, чтобы наказать их, а когда вдруг ей удавалась буква «j», плакала от радости.

В три часа дня на том же маринетти Тереза ехала к дантисту, от дантиста на репетицию в «Веселый Париж», где её поджидал тоже после трудового дня Жануарио: он работал на погрузке, наводил чистоту на бар­касе, подкрашивал его, проверял парус, словом, готовил «Вентанию» к отплытию. В секрет Лулу Сантоса и Терезы – обман и контробман (нет ничего приятнее, говорил Жануарио, чем обмануть обманщика) – посвящен был только он один. Не удостоился такой чести даже Флори, всё время поторапливавший дантиста и ясно видевший высвечивающуюся перспективу своей любовной связи со Звездой самбы, потому что капитан баркаса, без сомнения, взял крепость, Тереза сражена, влюблена и глупо хихикает. И, согласно тому, что Хвастун, как я уже говорил выше, человек многоопытный и в жизни, и с женщинами, он просто не сдается и не приходит в уныние: днем раньше, днем позже, когда наконец погрузка сахара на баркас завершится, паруса и якорь будут подняты, легкая «Вентания», отдав швартовы, возьмет курс на Баию. Наигрывая на пианино самбу, Флори без боли в сердце посматривает на стоящего наверху лестницы великана: он ведь только согревает ему постель; не бывает сладострастней постели, чем постель покинутой женщины.

С появлением Жануарио поэт преследует разве что ускользающий призрак, несостоявшуюся идиллию, ми­молетную мечту, увековеченную в поэмах, вдохновленных девушкой цвета меди, и страстных роковых стихах. Молчаливый, с обращенным в глубь себя взором ху­дожник стремится удержать в памяти незабываемый образ в любом проявлении, будь то тяжелое прошлое или сегодняшняя жизнь: балерина, женщина с цикламеном, девственница сертана, дочь народа. В стольких картинах, под столькими названиями он изобразил лицо Терезы!

После репетиции в седьмом часу Тереза возвращается к Жоане дас Фольяс, но уже в сопровождении Жануарио, и урок продолжается. Обе усталые, рассеянные, не имеющие ни минуты передышки. В эти трудные дни Тереза и Жоана подружились. Негритянка рассказала Терезе о своем муже, крепком, обращавшем на себя внимание крестьянине, добряке, печалившемся только по поводу сына, в котором он хотел видеть продолжателя своего дела, обрабатывающего землю, увеличивающего её размеры под сад и огород, которая постепенно превратится в фазенду. Он так и не простил бегства сына. Красивый и пылкий, он любил подкручивать густые усы и никогда не заглядывался на других женщин; Жоана была для него всем. Когда он умер, Жоане был сорок один год, из которых двадцать три она прошла рядом с Мануэлем Франса. После смерти мужа у нее наступил климакс. Как женщина она, похоже, умерла вместе с ним.

В минуты отдыха Лулу Сантос навещал Жоану дас Фольяс с единственной целью: увидеть прогресс в её обучении и узнать, сколь он велик. Поначалу он приходил в уныние: руки Жоаны дас Фольяс годились только для обработки земли, разбрасывания навоза, для лопаты и мотыги, ей никогда не научиться писать своё имя; времени остается не так много, судебное разбирательство на носу, адвокат Либорио, этого подлеца, всё время поторапливает судей. Спустя какое-то время Лулу воодушевился, к нему вернулся оптимизм. Теперь находившаяся в руке Жоаны ручка не рвала бумагу, клякс стало меньше и благодаря Терезе из-под пера Жоаны начинали рождаться буквы.

Теперь уже Тереза не водит рукой Жоаны и после восьми тридцати прощается с ученицей (в битком набитом маринетти она возвращается, осыпаемая поцелуями Жануарио, и для них наступает ночь любви), а ученица снова и снова пишет алфавит, слово за словом, своё собственное имя сто, тысячу раз, без счета. Кляксы остались в черновике, каракули с каждым днем преображаются в хорошо написанные буквы. Так Жоана дас Фольяс старается защитить всё, чем владеет: ма­ленький земельный надел, на котором трудился её Мануэл, а она превратила его в образцовое хозяйство, где произрастают всякий овощ и всякая зелень, где плодоносят фруктовые деревья, ведь земля – её кормилица, наследство, полученное от мужа, которое поможет ей поддержать безрассудного, неблагодарного и столь горячо любимого сына.

12

До чего же нынешние девицы неразумны и легкомысленны, не думают о завтрашнем дне, рассуждает в разговоре с Лулу Сантосом Адриана и покачивает курчавой головой.

– Глупая, отказывается от своего счастья…

Этим счастьем был промышленник и сенатор.

Лулу Сантос пришел навестить Терезу, но попал на старуху, которая разоткровенничалась:

– Тереза почти не бывает дома, сразу после утрен­него кофе уходит и весь день до ночи бегает за этим проклятым парнем. Такая красивая девушка да с такой фигурой здесь, в Аракажу, могла бы иметь всё, что пожелает, в городе столько достойных мужчин с положением, деньгами, пусть женатых, но готовых содержать или покровительствовать таким, как Тереза.

Она, Адриана, не умрет от любви к Венеранде, нет. Лулу знает причины, но надо сказать правду. На этот раз Венеранда вела себя очень деликатно: попросила Адриану уговорить Терезу встретиться, и знаете, с кем, Лулу? Попробуйте догадаться! Она даже понизила голос, произнося имя промышленника, банкира и сенатора Республики. И за один вечер, проведенный с Терезой в постели, за один только вечер он предложил неплохие деньги. Похоже, он положил глаз на Терезу давно, еще когда она жила в Эстансии, старая страсть, подогретая на медленном огне (простите, Лулу, за сказанное, повторила слова Венеранды). Венеранда обратилась к Адриане как к посреднице, обещая ей неплохие комиссионные. Терезе же – кучу денег и еще, если ему понравится любовь Терезы (а она ему понравится), богато обставленный дом. Тереза получит всё, что пожелает, а она, Адриана, будет довольствоваться малым. Но Тереза глупая, и где у нее голова? Не только отказа­лась, но, когда Адриана стала настаивать – надо же было сдержать слово, данное Венеранде, – пригрозила, что снимет комнату в другом доме. Ну разве не дурость – пренебрегать самым богатым человеком в Сержипе и бегать за ничтожным морячком, ну где такое видано? Ах, эти нынешние пустоголовые девчонки, совсем не хотят думать о том, кто им платит, а только о зазнобе, каком-нибудь бедняке. Главное забывают – деньги, а ведь миром правят только деньги, ну, а потом эти дурочки кончают жизнь в больницах для неимущих.

Лулу Сантоса забавляет негодование старухи, и еще больше – неотступное желание получить обещанные Венерандой комиссионные. Выходит, старая Адриана, женщина с убеждениями и сдержанная, превращается в сводню, находящуюся на службе всем известной содержательницы дома свиданий в Аракажу? И откуда у неё подобная профессиональная гордость?