Том 1. Дьяволиада. Повести, рассказы, фельетоны, очерки 1919–1924 гг. - Михаил Афанасьевич Булгаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом письме посылаю тебе мой последний фельетон «Неделя просвещения», вещь совершенно ерундовую... Хотелось бы послать что-нибудь иное, но не выходит никак... Кроме того, посылаю три обрывочка из рассказа с подзаголовком «Дань восхищения». Хотя они и обрывочки, но мне почему-то кажется, что они будут небезынтересны Вам... А «Неделя» — образчик того, чем приходится мне пробавляться». (См.: Михаил Булгаков. Письма. М.: Современник, 1989.)
Жизнь во Владикавказе была голодной, неустроенной, приходилось бороться за каждый «кусок» хлеба. Илья Эренбург вспоминал Владикавказ осенью 1920 года: «... все было загажено, поломано; стекол в окнах не было, и нас обдувал холодный ветер. Город напоминал фронт. Обыватели шли на службу озабоченные, настороженные; они не понимали, что гражданская война идет к концу, и по привычке гадали, кто завтра ворвется в город» (Эренбург И. Люди, годы, жизнь. М., 1961). А в 1921 году здесь побывал А. Серафимович и нарисовал картину еще безотраднее: «На станции под Владикавказом валяются на платформе, по путям сыпные вперемежку с умирающими от голода. У кассы — длинный хвост, и все, кто в череду, шагают через труп сыпного, который уже много часов лежит на грязном полу вокзала...»
Вот на этом фоне и развивалась творческая жизнь Михаила Булгакова.
По-прежнему газета «Коммунист» внимательно следит за каждым шагом Булгакова, особенно «рецензент» М. Вокс. 23 марта 1921 года он писал о постановке «Парижских коммунаров»: «Автор — новичок в драматургии. Мы не будем строго критиковать и указывать на неудачную архитектонику (строение) пьесы... Действие развивается бессвязно, скачками, которые художественно не оправданы... Наши важнейшие критические замечания по существу содержания пьесы были высказаны на дискуссии с автором после читки. Они сохраняют силу и теперь.
Но кое-что в пьесе, особенно первые сценки последнего акта, — удачны, театральны и художественны. В постановке видна немалая работа, но массовая сцена в основе неверна... Впечатление от 1 акта осталось, как от немой, мертвой сцены, несмотря на реплики, крики, оркестр и речи.
В исполнении отметим игру артистки Лариной в роли Анатоля. Великолепное травести!.. В ней мелькнула удалая, заядлая театральная жилка. Не пройдешь и мимо игры артистки Никольской в роли Целестины».
Так пьесой М. Булгакова Владикавказ отметил 50-летие Парижской коммуны. 8 мая все тот же «Коммунист» сообщил, что эта пьеса рассмотрена Масткомдрамой (Мастерская коммунистической драмы) Главполитпросвета и рекомендована к постановке в Москве.
И еще одно весьма важное свидетельство о деятельности Булгакова можно найти в газете «Коммунист»: 13 апреля 1921 года была опубликована его рецензия на постановку в театре трагедии А. К. Толстого «Смерть Иоанна Грозного». Булгаков дает оценку не только постановке, не только игре актеров, но, что очень важно, дает и общую характеристику пьесы, ее идейно-художественной направленности: «Она — первое звено в драматической трилогии. Это трагедия необузданного повелителя и жалкого раба страстей, истребившего дотла все, что стояло на пути к осуществлению большой фантазии, ставшего совершенно одиноким и падающего в конце концов под тяжкими ударами, подготовленными своею собственной рукой.
Колоссальная центральная фигура Иоанна, в которой уживались рядом и истинный зверь, и полный фальши отталкивающий комедиант...»
Слабо сыграл роль Бориса Годунова артист Дивов. «Ансамбль в общем безнадежно слаб. Совершенно безжизненны фигуры, окружающие Иоанна. Некоторые сцены трагедии пропадают. О внешней стороне спектакля говорить не приходится. Обстановка убогая», — писал Булгаков в заключение. Но главное в рецензии — высокая оценка актерского мастерства исполнителя роли Грозного С. П. Аксенова, актера и режиссера, его большого драматического таланта, проявившегося в целом ряде сцен и эпизодов постановки.
А 18 мая в «Коммунисте» была напечатана статья М. Булгакова, посвященная 35-летию творческой деятельности С. П. Аксенова, в которой отмечены и другие высокие актерские и режиссерские удачи талантливого художника.
Но этими «мелочами» на хлеб не заработаешь. А только этим и был озабочен Михаил Булгаков в эти тяжкие и голодные месяцы его жизни во Владикавказе. Деньги, полученные за «Парижских коммунаров», быстро утекали. Нужна новая пьеса, еще более актуальная, чем «Коммунары». Но мыслей не было. Конечно, над «подлинным», над романом он продолжал работать, но это индивидуальное творчество, «а сейчас идет совсем другое», — вспомним, что он писал Константину Булгакову совсем недавно.
И вот как-то зашел к Михаилу Булгакову его давний знакомый Пейзулаев, «помощник присяжного поверенного, из туземцев», вспоминал Михаил Афанасьевич в «Записках на манжетах», и научил его, что делать: «Он пришел ко мне, когда я молча сидел, положив голову на руки, и сказал:
— У меня тоже нет денег. Выход один — пьесу нужно написать. Из туземной жизни. Революционную. Продадим ее...
Я тупо посмотрел на него и ответил:
— Я не могу ничего написать из туземной жизни, ни революционного, ни контрреволюционного. Я не знаю их быта. И вообще я ничего не могу писать...
Через семь дней трехактная пьеса была готова. Когда я перечитал ее у себя в нетопленной комнате, ночью, я, не стыжусь признаться, заплакал! В смысле бездарности — это было нечто совершенно особенное, потрясающее... Я начал драть рукопись. Но остановился. Потому что вдруг, с необычайной чудесной ясностью, сообразил, что правы говорившие: написанное нельзя уничтожить...»
Из «Записок на манжетах» читатели узнают подробности о том, как эта пьеса была написана, какой фурор она произвела в местном обществе: пьесу немедленно купили за 200 тысяч, а через две недели она уже была поставлена Первым советским театром и с успехом шла в майские дни 1921 года.
Шумный успех спектакля «Сыновья муллы» легко объясним: то, что возникало перед глазами зрителей на сцене, совсем еще недавно происходило в жизни, бурной и противоречивой. Соавторы точно уловили главный конфликт минувшей жизни и показали, как начинался и протекал «разлом» в семье, как жизнь разводила сыновей муллы по разным лагерям, противоборствующим между собой: Идрис, студент, революционер, а Магомет — белогвардейский офицер. Пламенные речи Идриса о положении бедноты, о бесправии женщин, о «непроходимой темноте и невежестве» неотразимо действовали на зрителей, которые порой сами готовы были броситься на сцену и помочь подпольщикам расправиться со злыми
