Второй дубль - Е. Нельсон

Не думая о последствиях и ни о чем не сожалея, Вера решила оставить ребенка и ходила высоко подняв голову под любопытными взглядами коллег.

Подруги устроили ей допрос и, узнав, что Вера на Владислава не рассчитывает и собирается ребенка растить одна, нагрянули к начальнику бумажного цеха. Одна другую перебивая, они стали рассказывать ему о Вере, о «подлеце» Владиславе Михайловиче, соблазнившем молоденькую девушку, сделавшем ей ребенка, а теперь снимавшем с себя всю ответственность. Вера ничего об этом визите не знала.

После этой небольшой демонстрации Владислава перевели с должности заместителя начальника бумажного цеха мастером в другой цех.

— О чем ты думала, девочка? У Влада знаешь сколько таких как ты? — с укором сказал ей в своем кабинете Сергей Иванович, начальник бумажного цеха. И, увидев, что Вера вот‑вот разрыдается, уже другим тоном поспешил добавить:

— Ну ничего, мы тебе подсобим. О комнате для тебя с малышом я похлопочу.

Беременная, Вера еще больше расцвела. В ней появилась та лучистая женская красота, что так характерна для беременных женщин, то спокойствие и тихая радость предвкушения скорой встречи с этим маленьким человечком, которого она носила в себе.

От Владислава она ничего не слышала и, видя иногда на заводе, обходила стороной. Ее гордость не позволяла ей заговорить с ним первой, а тем более просить его о чем‑то.

В одно из солнечных воскресений июня Вера родила девочку. Крохотную, но, по словам врача, очень пропорционально сложенную.

— Как дочку‑то назовешь? — спросила нянечка в роддоме.

— Влада. Владислава.

Вере выделили маленькую комнатушку в коммунальной квартире. Но она была рада и этому.

Только вот не думала она, что ей так трудно будет с малышкой. Вера страдала от предательства любимого человека. От Владислава она ничего не слышала. Она часто плакала, стала раздражительной, нервной. Каждую ночь она думала о том, сможет ли прокормить и себя, и дочку, справится ли одна. Мизерного пособия не хватало на еду. Из‑за переживаний у Веры пропало молоко. То ли от нервозности матери, то ли от молочной смеси, которую прописал врач, девочка мучилась животиком и часто кричала по ночам.

Вера очень похудела, иногда нечего было есть, но никому ни словом об этом не обмолвилась и о помощи не просила.

Когда Владе исполнилось восемь месяцев, Вера отдала ее в ясли и снова вышла на завод. Сергей Иванович встретил ее с распростертыми объятиями, ценные кадры им ой как были нужны, заверил он Веру.

Так и жила она, растя дочку и работая.

Однажды вечером, когда маленькая Влада уже спала в своей кроватке, а Вера читала книгу, в комнату постучали. Открыв дверь, она тут же хотела ее захлопнуть, но Владислав уже стоял в дверном проеме.

— Привет. Я дочку хочу увидеть.

— Да… ты чего, Королев, совсем? Спустя три года! Как тебе не стыдно? — Опешившей Вере с трудом давались слова.

— Мне стыдно, Вера, стыдно. Поэтому и пришел. Можно?

Вера молча отступила, давая ему пройти в комнату. Влад остановился у кроватки и долго смотрел на дочку.

— Вся в тебя, такая же умная. Книжки любит, — сказала Вера.

Владислав сел на диван. Видно было, что он тронут.

— А ты сама как? Как поживаешь?

— Да вот так. Как видишь, — Вера взглядом обвела комнатушку.

— Можно я дочку буду приходить навещать?

Владка обожала отца. Он все так же жил то у жены, то у друзей и, наверное, у женщин.

Вера приняла его. Не смогла она сказать «нет», когда увидела его на пороге. Ей так безумно захотелось снова быть с ним, чувствовать его руки и губы. Он навещал их время от времени, оставаясь на ночь, а иногда на несколько дней. И Вера, не думая и не жалея ни о чем, отдавала ему всю себя.

Она знала, что он обманывал ее, называя своей девочкой, но сердце хотело этого обмана, хотело мужской любви и ласки.

Были у Веры и поклонники с завода, ребята, работавшие с Верой в одном цеху. И Вера флиртовала, целовалась, и домой к ней они приходили вечером. И обнимая и целуя других, она говорила про себя: «Я тебе мщу».

И в голове, и в сердце смешивались два образа. Один, который был ее первой большой любовью, и другой, который был ее большой страстью.

Глава 6

Шли годы, Вера продолжала работать на заводе. Владислава росла. Каждое лето Вера отвозила ее в свое родное село, к сестре Марии. Сама же возвращалась в Ленинград, работать.

Вот и сейчас она ехала из села, сдав дочку на попечение сестры. Деревенский воздух, тепло, фрукты и игры со своими двоюродными сестрами — для Влады это был настоящий рай.

Стояла невыносимая жара, хотя было только начало июня.

«Если у них тут настоящая засуха уже сейчас, что же будет в июле и августе?» — думала Вера, смотря из окна автобуса маршрутом Дивное‑Ставрополь на сухие, словно пожженные, деревья и потрескавшуюся землю.

Вот уже несколько лет как не стало отца. Тихий, спокойный, работящий — он оставался таким до конца своей жизни. Вере не хватало его. Ее мысли переключились на Марию. Вера с сестрой никогда не была близка. Говорили между собой они немного, ничем сокровенным не делились. Мария ничего не знала об отце Влады. Но к Вере в душу не лезла и ни о чем не расспрашивала. У нее было пятеро детей и пьяница‑муж. Работала она почтальоном и каждый день проходила многие километры с толстой сумкой на плече, разнося почту по сельским домам.

Вера была рада, когда после пятичасовой тряски автобус прибыл на городской вокзал. Отсюда было недалеко до дома брата, у которого она собиралась остановиться. Авиарейс на Ленинград был лишь на следующий день. Вера натянула поплотнее широкополую панаму и полезла в сумочку за солнцезащитными очками. Раньше Вера почувствовала бы себя белой вороной, в южной части России женщины довольствовались головными платками, но сейчас и среди провинциальных горожанок находились многие, кто активно носил и шляпы, и солнечные очки.

Ее мучила жажда, и она остановилась перед питьевым фонтанчиком. На вокзале продавали фрукты и семечки с лотков, было шумно. Ее взгляд случайно упал на высокого мужчину с темными усами. И вдруг, несмотря на жару, ее начал бить озноб. Этого человека она узнала бы и из тысячи… Человек, у которого она была в рабстве, чьи издевательства терпела, который к ней приходил в ночных кошмарах и которого она ненавидела, как никого другого на этой земле. Халид. Он стоял возле продавца семечек и оживленно жестикулировал.

«Мразь, изверг! Что он тут делает?» — думала Вера.

Она знала, что в панаме и за темными очками ее трудно узнать. Ее сердце бешено стучало, но не от страха, а от ярости.

Она сообразила, что он может обратить внимание на то, как настойчиво она на него смотрит, и что‑нибудь заподозрить.

«Надо срочно звонить Мише», — пришла к Вере мысль.

Телефонная будка была на углу, и Вера с этого места могла видеть вокзальный пятак. Халид все еще был там, но теперь он стоял возле продавца фруктов.

— Миш, он здесь, приезжай скорей на вокзал. Он здесь! Этот подонок! Халид!

Брат сразу понял, о чем речь, и, не задавая лишних вопросов, просто сказал:

— Будь там, я сейчас подъеду. Не высовывайся.

Чувства разрывали ее. Ярость, ненависть — все смешалось, наполнив ее жаждой мести.

Ее взгляд упал на сувенирный киоск, где продавались изделия Северного Кавказа. Среди них был острый, как клинок, нож для вскрытия конвертов.

Подойдя к окошку, Вера показала продавщице на ножик:

— Мне вот этот, будте добры.

Расплатившись, она быстро сунула его в сумку.

Ноги почти не держали ее от волнения, и она присела на одну из скамеек, повернувшись так, чтобы Халид не обратил на нее внимания.

В ее голове звучали вперемежку два голоса, пытаясь заглушить друг друга.

«Он заслуживает смерти. Убей его. Заколи его как свинью, отомсти за себя и за других девчонок».

И в то же время другой голос шептал: «Есть ли у тебя право его убивать? Пусть его судят, пусть его накажут по справедливому суду».

«Нет, ты будешь чувствовать себя спокойно, только когда увидишь, как кровь бьет из него фонтаном. Он заслужил смерть. Он изверг. Он не человек, а зверь. Он издевался над тобой, над другими. Он собственными руками убил новорожденного младенца. Он отнял у тебя веру в себя, в любовь, в Бога».

«Ты думаешь, ты сможешь жить спокойно, когда убьешь его? Удовлетворив жажду крови, ты превратишься в зверя. Ты потеряешь то, что было дано тебе при рождении», — одновременно вторил другой.

— Верок?

Увидев брата, Вера бросилась ему на шею.

— Не поворачивайся сразу, — шепотом сказала она. — Сзади тебя фрукты продают. Он — тот, кто рядом с продавцом стоит.

Халид, по‑видимому, закончил ругаться с продавцами и теперь хищно оглядывал вокзальный пятачок.