Иван Московский. Первые шаги - Михаил Ланцов

Затрубил рожок. И эта сотня, выскочив по полю из-за деревьев, ударила. Длинные копья на упорах[36], большие каплевидные щиты[37], чешуйчатые доспехи, достаточно плотный строй. Они пошли прям в лоб на конную кавалькаду. Свои прыснули в разные стороны, уходя из-под удара, а татары не успели.

Раз! С треском и грохотом сошлись кавалерийские массы. Копья прыснули щепой, обламываясь. Татары, не имевшие ни должного снаряжения, ни привычки сходиться «в копья», оказались буквально смяты. Но только те, что шли в голове преследователей. А вот остальные отреагировали вполне быстро, естественно и адекватно, охватывая волной эту сотню с флангов. Они стремились захлестнуть супостатов с тыла и смять, затоптать их, пользуясь численным превосходством.

Но преследователи замялись, остановились. Что позволило ударить по ним как от крепости, вышедшими на блокирование ратниками. А дальше битва превратилась в избиение. Татарский отряд был не очень большим. Едва сотни в четыре. И в основном плохо снаряженный, ибо выборную рать татарскую прошлым годом побили к северу от Казани. А потому кольчуга была лишь у каждого десятого. Остальные же ограничивались стегаными халатами. Потому и порубили их отчаянно и жестко решительно превосходящие силы русичей…

Сотня княжича же к исходу этой битвы уменьшилась до восьмидесяти семи человек. Она устояла! А вокруг сотни образовался завал из тел. Ибо не мечи они выхватили, а кончары[38]. Ваня, узнав у отца о том, что сотню в бою проверять станут, озаботился не только доспехами для своих людей, но и оружием. Он помнил о том, что крылатые гусары, обломив свои длинные пики, хватались не за сабли или палаши, а за кончары, притороченные к седлу. Этакие вариации рапиры с мощным, длинным граненым лезвием прекрасно заменяли легкое копье в свалке. Им можно было без проблем с коня достать и лежащего на земле, и всадника вражеского ткнуть.

Действенность этого оружия была просто уникальна для региона. Ткнул по силуэту и забыл, ежели попал. Ибо ни кольчуга, ни плетеные щиты колющий удар кончара выдержать не могли. Он прошивал их как масло. Считай, граненый штык, только длинный и с удобной рукояткой.

Вот потому-то сотню и не смяли вчетверо превосходящие силы. Вот потому-то она и выстояла, считай, что и без потерь. Ибо из тех тринадцати убывших девять оказались ранеными. Доспехи доспехами, но слишком уж лихо и результативно они кололи. Да и толку от колотых ран много больше, чем от рубленых. Выше летальность. Быстрее убивают или из строя выводят.

Казань затихла в ужасе. В одночасье на их глазах перебили четыре сотни воинов. Их воинов. Не всех, конечно. Кому-то удалось вырваться и добраться до ворот… или просто сбежать. Но немногим. Ловушка удалась Юрию Васильевичу на славу. В лучших традициях старых монгольских приемов. Ничего нового он не придумывал. Применил прием, описанный в присланных ему советах от брата.

Пленных демонстративно брать не стали. Прошли по полю да добили всех, кто пережил свалку. Что только добавило мрачности казанским настроениям и особенно хану Ибрагиму. Не к такому он готовился. Не о таком настрое докладывали его соглядатаи и дружественные купцы из Большой орды. Он стоял на стене и каким-то остекленевшим взглядом смотрел на поле битвы. Туда, где только что умерли его сыновья. Трое из пяти. Он видел, как их сразили – с высоты городской стены были хорошо заметны их богатые доспехи.

– Узнай, что эти кафиры[39] хотят, – наконец он тихо произнес своему визирю.

Переговоры были быстрыми и ввергли хана в еще больший ужас. Юрий Васильевич передал слова своего господина – Ивана Васильевича. Страшные слова. Почему послание Великого князя Московского вызвали у Ибрагима ужас?

Потому что у него не оставалось войск для защиты города. После того, как четыре сотни полегли под стенами, в столице его осталось едва за две сотни. Против такого войска не выстоять. Да и денег для выплаты столь большого откупа у него в казне не было. Исхудала она за три года войны…

– Соберите людей, – подвел хан итог краткому совещанию со своими ближними людьми. – На площади перед мечетью. Надо уговорить их собрать откуп. Монетой али товарами.

– А клятва? А полон?

– Клятва будет дана кафирам, а значит, и следовать ей нужно, пока оно к пользе правоверных. Сейчас полон отпустим и слова пустые скажем, а как силу вернем – свое вернем.

– Может, обойдется? – осторожно поинтересовался один из советников.

– Что обойдется?! – закричал Ибрагим, раздраженный словами советника. – Что?! Ты двумя сотнями можешь удержать город?!

Советник потупился и возражать не стал. Но этот эпизод нашел свое самое яркое отражение в настроении жителей города. Единства взглядов не было. Кто-то предлагал скинуться и откупиться. Кто-то настаивал на том, что нужно держаться, уповая на крепкие стены. Ведь русским нечем их ломать, а приступом брать несподручно. Они высокие, да и земля перед ними неудобная, а припасов в городе с избытком. Кто-то так и вообще предлагал идти на прорыв ночью и уходить. Ну и так далее.

Ибрагим рычал от ярости, пытаясь взять себя в руки и договориться с людьми. Однако получалось плохо. А с каждым часом, каждой минутой утекал их шанс… единственный шанс…

Юрий Васильевич дал хану времени до утра. Но, по правде говоря, не надеялся на то, что Ибрагим сможет найти деньги. Сумма вышла очень большой, даже если ее не монетой, а всем что ни есть отдавать. Он был уверен – хан не сможет найти таких денег, а взыскать силой с горожан нечем. Посему воевода, отпустив послов казанских, принялся готовиться к тому, чтобы поутру завершить порученное ему дело.

В том струге, что привез письмо от брата с новыми инструкциями, имелись бочки с порохом. Большие такие и зело крепкие, окованные большим количеством обручей, чем обычно. А для пущей прочности донца укреплены нагелями, идущими сквозь торцы досок боковых. Дивно и непривычно. Однако именно их Великий князь по научению сына велел Юрию Васильевичу загрузить в подводу али сани, подкатить к воротам казанским да подорвать. Необычный подход, но для деревянных ворот, вмурованных в деревянную башню, больше и не надо. По мнению Вани, во всяком случае.

– Пошли! – крикнул Юрий, и вестовые поскакали по местам, дабы донести приказ.

Русское войско вздрогнуло. Зашевелилось. И пришло в движение, выступив сразу с трех направлений к городу. Удаленных максимально друг от друга, дабы и без того невеликие силы защитников разделить.

Одни ратники тащили спешно связанные волокуши с пороховыми бочками. Другие постреливали из луков по стенам и башням. Третьи несли щиты, прикрывая волокуши от ответного обстрела. Редкого и слабого, но от того не менее неприятного. Несколько раз ударили тюфяки со стен, выпустив свои каменные ядра «в ту степь». Лишь парочка легла близко к волокуше. Слишком несовершенным было еще это оружие…

Подтащили волокуши. Выбили деревянную затычку. Воткнули туда фитиль из шнурка, вымоченного в селитре. Подожгли. И бежать бросились.

– Су![40] Су! – Кто-то закричал на стенах. Но залить фитиль успели лишь у одной стены…

Бабах! Жахнул взрыв большой, крепкой бочки с порохом.

Это явно была не мина, подведенная подкопом, и стена уцелела. Но взрывом буквально сдуло ворота, точнее, просто распахнуло настежь. Удар получился очень сильный. Вот запорная балка и не выдержала, сломавшись. Да и башне надвратной досталось, хоть и не сильно. Тяжелее оказалось бойцам в башне и округе ближайшей – они все слегли с контузией разной тяжести.

Бабах! Спустя секунд пятнадцать взорвалась вторая волокуша с аналогичным результатом. И войска с двух ворот пошли на приступ.

На штурм ратники пошли спешенными. И здесь вновь очень пригодились бойцы из сотни княжича. Хорошие доспехи, большой щит[41] и кончар были прекрасным решением на узких улочках. Пригнувшись к щиту, подпираемые с боков соратниками, они продвигались, время от времени выбрасывая руку вперед с острым граненым клинком. Ратники княжича вошли во вкус, очень уж им понравилась результативность колющих ударов…

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

В данном случае идет указание на возрастную норму тех лет. С 0 до 6 лет – младенец (ребенок), с 7 до 14 лет – отрок (подросток), с 15 лет – совершеннолетний. Вступление в брак возводило отрока автоматически в совершеннолетие, поэтому хватало детей, зачатых 13–14-летними родителями.

2