Жестокое милосердие - Богдан Сушинский

«Молодец, Корбач! — мысленно похвалил поляка, зная, что Арзамасцев не проявляет к технике абсолютно никакого интереса. — А ведь неплохой боец. Да и офицер мог бы получиться не хуже. Только бы сберечь его, пока не пробьемся на Украину, к своим!»

Мотоцикл он вывел, ориентируясь по звуковым сигналам грузовика, которые, остановив машину на просеке, давал Корбач.

— Бросай мотоцикл, лейтенант! — крикнул Арзамасцев. Он стоял в кузове с оголенной рукой, которую Анна неумело, торопливо перевязывала. — И эту таратайку — тоже. Уходим лесами, так надежнее.

— Корбач, — не отреагировал на его призыв Беркут, — веди машину, я следую за тобой!

— Но горючего километров на двадцать, не больше.

— Это значит, что мы окажемся на целых двадцать километров ближе к границе!

Просека вывела их на хорошо накатанную лесную дорогу, но Корбач остановился, не зная, в какую сторону свернуть. Лейтенант взглянул на полуденное солнце, вспомнил, в какой части горизонта оно восходило, когда они отдыхали на хуторе, и прикинул, где может быть восток. Но по его расчетам получалось, что дорога вела с юга на север.

— Давай туда, — махнул Беркут на север, — до первого поворота направо.

Проехав еще с километр, они оказались перед незасеянным полем, по левому краю которого виднелись какие-то строения. Пробиваться по этому тряскому полю было сущей пыткой. Беркуту казалось, что ему вообще не будет конца и что ухабы уже вытрясли из него душу.

Но самое ужасное ждало беглецов впереди. Когда они уже были где-то посреди поля, их вдруг начали обстреливать из винтовок. Две пули пробили борт машины, одна застряла в коляске. Однако ни мотоцикл, ни машину партизаны не бросили. Ответный огонь тоже не открывали. Стреляли, очевидно, трое или четверо, засев в полуразрушенных строениях. Вот только ни одного из устроивших эту засаду никто из группы Беркута так и не заметил.

Проехав поле и перелесок, партизаны еще какое-то время наблюдали за проходившей рядом дорогой. Дальше начиналось болото, а значит, путь был только один — к шоссе. В бинокль Беркут увидел мост, однако поста, как ему показалось, там не было. Значит, километров пять-шесть еще можно было пройти по нормальной дороге.

— Корбач, перелей горючее из мотоцикла в бак машины. Оставь мне ровно столько, чтобы можно было доехать вон до того мостика. Он где-то в километре отсюда.

Корбач выцедил в ведро все, что можно было, и показал Беркуту: не горючее, а слезы. Но все же километров на пять должно было хватить.

— Их-то мы и проедем, — невозмутимо произнес Беркут, стараясь в любой ситуации сохранять хладнокровие и невозмутимость.

У моста, пропустив мимо себя несколько машин, Андрей развернул мотоцикл поперек дороги и, смочив в бензине тряпку, поджег. Издали он потом видел, как постепенно у моста скапливалась колонна. Но подступиться к мотоциклу никто не решался, считали, что бак полон, и боялись взрыва.

12

Остановив первую попавшуюся подводу, Корбач расспросил возницу, где они находятся. Узнав название местности, Беркут сразу же определился по карте. Получалось, что до границы было не более пятидесяти километров. Всего-то! Правда, их еще нужно было пройти, но все же!…

— Да какая разница: граница — не граница?! — неожиданно взвинтился ефрейтор Арзамасцев. — Что здесь немцы, что там немцы! Будто там будет легче! И вообще, нужно было идти в сторону Белоруссии, оттуда ближе к России, к линии фронта.

— Это ошибка многих: вместо того, чтобы сражаться в тылу врага, нанося ему как можно больший урон, наши командиры устремились к линии фронта, зря положив своих людей задолго до подхода к ней или же во время перехода. Все, видите ли, панически боялись оказаться в окружении. А при чем здесь окружение, если мы сражаемся на своей земле?!

— Что бы ты, лейтенант, сейчас ни говорил, а партизанить на Украине я не собираюсь. С меня вот так, — провел большим пальцем по глотке, — хватит, понял? Через линию фронта, только через линию!…

— Божественно. Поэтому подумаем, как нам запастись бензином, — совершенно невозмутимо подытожил Беркут. — Если верить карте обер-лейтенанта, где-то рядом должна проходить железка. Здесь даже нанесен переезд, — вопросительно взглянул он на Корбача. — Это в трех километрах, максимум в четырех.

— Попробую дотянуть. Но что дальше? Переезд, судя по обозначению, вроде бы нерегулируемый.

— Молодец, читаешь карту. Ничего, попробуем «отрегулировать».

До переезда они не дотянули метров триста. Уже казалось, не на горючем, а исключительно на силе воли водителя машина вползла в рощицу и, уткнувшись радиатором в ствол осины, чисто по-человечески обессилено вздохнула, застонала и заглохла.

Пока Арзамасцев, Корбач и Анна ломали ветки и маскировали грузовик, Беркут внимательно следил за переездом. Это лишь на карте он был нерегулируемым, в действительности же там было все, что полагается в военное время: шлагбаум, дежурный в форме железнодорожника и лениво прохаживающийся по насыпи часовой с автоматом. В бинокль лейтенант даже рассмотрел, как часовой несколько раз останавливался и внимательно всматривался в их сторону. Очевидно, заметил ехавшую по дороге машину и теперь пытался понять, куда же она исчезла.

— Анна, остаешься в машине. Как только увидишь кого-либо вблизи, уходи в лес. Если нам не повезет, тебя это тоже не касается. Ни в коем случае не выдавай себя. Огонь открывай только в том случае, если будем отходить и ты сможешь прикрыть нас.

— Слушаюсь, пан лейтенант-поручик, — спокойно и очень серьезно ответила Анна и сразу же отошла в сторону, чтобы не мешать мужчинам совещаться.

— Понял, как ты ее вымуштровал? — оскалился Арзамасцев. — Никогда бы не подумал. А ведь девка эта — такое прости господи…

Беркут заметил, как, неожиданно побледнев, Корбач нервно сжал рукоятку автомата.

— Прекрати хамить, Арзамасцев, — одернул его лейтенант. — Не заставляй нас с Корбачем давать тебе уроки поведения в порядочном обществе.

— Причем я сделаю это первым, — сквозь зубы процедил Звездослав. — Не знаю, как там у вас, в России, а у нас здесь, в Польше…

— У нас тоже, Корбач, у нас тоже… — поспешно согласился Андрей. — Нет такого народа, у которого было бы так принято. Но не стоит ссориться.

— Тем более — из-за какой-то бабы, — так ничего и не понял Кирилл.

Беркут удрученно посмотрел на него, выдержал паузу, нужную для того, чтобы считать инцидент исчерпанным, и, попросив Корбача взять ведро (вдруг удастся выпросить горючего — лейтенант предусматривал и такой вариант), пошел к шлагбауму. По мере их приближения прогуливавшийся до этого часовой все ближе подходил к переезду, все пристальнее всматривался в офицера и солдата и нервно подергивал висевший у него на животе автомат, словно кого-то отталкивал от себя.

«Неужели и он уже знает о пропавшей машине, о том, что группу возглавляет обер-лейтенант, и все остальное, что положено знать о подобных происшествиях?» — с нарастающим беспокойством думал Андрей, внимательно следя за часовым.

Вот из будки вышел дежурный. Без фуражки, с расстегнутым кителем, он запоздало бросился к шлагбауму и закрыл его, когда поезд уже буквально надвигался на переезд. Эшелон шел медленно и казался бесконечным. Все это время Беркут и часовой стояли друг против друга и, используя каждый просвет, старались присмотреться, оценить, выяснить намерения… Часовой даже присел, стараясь лучше разглядеть обер-лейтенанта, а затем еще с минуту как-то странно пританцовывал, словно эшелон отсрочил его объятия с другом детства.

Но когда наконец прогрохотал последний вагон, они еще несколько секунд продолжали стоять друг против друга, не в состоянии поверить, что никакой преграды между ними уже не существует и настала пора действовать.

Только сейчас Беркут заметил, как дежурный поспешно и неуклюже — из-за плеча, через голову — снимает карабин.

«Неужели они не понимают, что эту дуэль им не выиграть? — Лейтенанта всегда неприятно поражало неумение людей, взявшихся за оружие, вести себя в боевой обстановке. Неумение воевать. — Если уж они считают нас партизанами, то по крайней мере могли бы укрыться в домике или хотя бы залечь за насыпью».

— Вы почему стоите здесь один? — раздраженно спросил он, надвигаясь на часового. — Был четкий приказ дежурить на переездах по двое.

— Я этого не знал, господин обер-лейтенант, — медленно, словно во сне, прошлепал губами часовой, испытывающе глядя в глаза офицеру. И Беркут понял, что потребовать у него документы этот рядовой уже не решится. Теперь уже не решится. — Мне приказано. Вот, с железнодорожником…

— А о том, что бандиты захватили машину и мотоцикл и буквально терроризируют все окрестности, вы слышали?

— Так точно, господин обер-лейтенант. Но в нашей округе они еще не появлялись. Если бы они появились у переезда, мы бы закрыли шлагбаум и сообщили по телефону.