Очень долгое путешествие, или Инь и Ян. Авалон (СИ) - Яна Соловьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Довольно, — устало сказал он. — Я услышал всех.
Он встал, и медленно, подчиняясь его тяжёлому взгляду, один за другим опустились на стулья все присутствующие.
— Ни один из вопросов, прозвучавших здесь, не имеет отношения к делу, — сказал Исенгрим своим низким, хриплым голосом. — Не подлежит сомнению одно — Дол Блатанна должна стать нашей. Потом по традиции у каждого из вас будет время, чтобы высказаться. Будет время, чтобы убедить других в том, каким должно быть будущее нашего государства. Сейчас — не время. Сейчас каждый из вас должен решить и сказать в присутствии свидетелей — идёт ли он со мной и с Иорветом возвращать нашу Родину эльфам или нет. Пути назад не будет. Я жду.
Он сел, так и держа руки на столе, чтобы каждый видел сверкание эльфийского берилла на его пальце. Все молчали. Поднялся Яевинн.
— Я пойду за Исенгримом, — сказал он. — Я пойду за королём!
Один за другим поднимались эльфы, «Я пойду в Дол Блатанна», — говорили они.
— Я остаюсь в Вергене, — сказал краснолюд в пиратской бандане из отряда Торувьель и виновато посмотрел на неё. — Прости, сестрёнка. Нечего нашему народу делать в Долине Цветов.
Торувьель кивнула ему и поднялась.
— Я иду с Иорветом, — сказала она. — И с Исенгримом.
— Эльфы из нашего отряда сами выберут, идти или нет, — когда дошла очередь до близнецов, они поднялись оба. — Мы не пойдём, то ваша драка. Ежели сойдёмся в цене с Ярпеном, останемся тут, нет — так нет, наберём жирка и уйдём.
Последней поднялась Верноссиэль. Все смотрели на неё.
— Так уж и быть! — воскликнула она и махнула рукой. — Я хочу посмотреть, как перекосит лицо матери, когда она меня увидит. Идём в Дол Блатанна!
Иорвет сидел, сосредоточенно глядя на сложенные на столе руки, но по едва заметно и невидимо для других приподнявшимся кончикам его губ я поняла, что он улыбался.
ВЕРГЕН. И в конце все умрут
Прогулка от замка Трёх Отцов до эльфийского квартала ничуть не облегчила боль в глазу, начавшуюся на собрании скоя’таэлей. Эйлин зажгла ароматическую палочку, воткнула её в плошку с песком. Запахло летним стогом и перепревшей травой.
— Скоро полегчает, — дружелюбно сказала она. — Головная боль — не повод отменять занятие.
— Конечно, не повод, — тоскливо согласилась я и достала домашнее задание.
Приглушённый тканевыми экранами свет ламп резал налитые болью глаза. Эйлин прошлась со мной по каждому слову первой страницы баллады о прекрасной Эттариэль, заставила прочитать текст вслух, поправляя произношение. Через некоторое время боль и правда притупилась, и до наступления темноты эльфийка говорила со мной на Старшей Речи, начав с простейших тем, и попутно подмешивала в объяснения грамматику.
С урока в холодную ночь я вышла с разгорячённым и распухшим мозгом, вернувшейся головной болью и домашним заданием, которое следовало выполнить к восходу солнца.
Дверь в квартиру оказалась незаперта. Я растерянно вытащила ключ из замка, пытаясь вспомнить, закрывала я его или нет. Сложила пальцы в Аард и, неслышно надавив на ручку, проскользнула в приоткрытую дверь.
Все имеющиеся в квартире свечи горели, просторная передняя комната превратилась в заставленный штабелями сундуков склад. Моя кровать была отгорожена ширмой, с которой свисали густая вуаль и одинокий шёлковый чулок, а на алом покрывале из-за ширмы виднелась чёрно-белая кружевная куча. Из кучи торчали согнутые в коленях, сложенные одна на другую голые ноги. Верхняя нога покачивалась, и по белой ступне ритмично похлопывал отороченный пухом элегантный шлёпанец.
Руки мои опустились, и я беспомощно переводила взгляд с кровати на заваленный книгами стол у камина с отодвинутой на край горелкой и обратно на кровать.
— Момент, мне надо завершить абзац! — раздался женский с лёгким грассированием голос.
В глаз будто с размаху воткнули гвоздь, и, разъярившись, я прошагала в дальнюю комнату — так и есть, узкая кровать в нише была застелена, и для пущей убедительности, что теперь она принадлежит именно мне, эфесами на подушке ровненько и красиво лежали рядышком мои мечи. Я швырнула на кровать эльфийские баллады вместе с переводом.
— Какого чёрта! — воскликнула я, вернувшись в переднюю комнату.
Схлопнула ширму, отставила её к стене и замерла, потеряв дар речи. Над кроватью в воздухе парил свиток, по которому мелким убористым почерком с невероятной скоростью выводило буквы летающее гусиное перо. Из-под свитка сердитыми серыми глазами на меня смотрела молодая женщина с раскинутыми по подушкам волнами тёмных волос.
— Я же сказала, один момент! — возмутилась она.
— Кто ты такая, и что ты делаешь в моей кровати?! — зло спросила я.
Закатив глаза, незнакомка сделала движение рукой, будто поймала комара, и свиток с пером опустились на покрывало. Мотнула ногой (пуховый тапочек улетел к стене) и поднялась, расправляя глухое чёрное бархатное платье, из-под которого виднелись пышные белые кружева рукавов и нижних юбок.
— Боюсь, между нами закралось драматическое недопонимание, — миролюбиво сказала она, с легкой улыбкой рассматривая меня. — Милый Скален, который привёз нас сюда, уверял, что ведьмачка совершенно точно не будет против соседки по квартире и что совершенно точно она живёт в дальней комнате, что подтверждали вещи, находившиеся там. Поэтому мне и постелили здесь.
На её подвижном и выразительном лице, которое в иных обстоятельствах я назвала бы приятным и даже привлекательным, сморщился нос.
— Похоже, что матрас этой кровати выковали в вергенской кузнице, и клянусь, здешняя матрасная сталь ещё твёрже махакамской!
Я упала на стул у камина и облокотилась на стол, обхватив пульсирующую голову руками. Единственной мыслью, способной задержаться в больной голове, была мысль о том, что я ненавижу эту кружевную женщину, а заодно и Скалена Бурдона, и что теперь во всём Вергене не найдётся ни единого места, где мы с Иорветом могли бы остаться наедине.
— Марго Д’Альбер. Романистка, — деловито представилась она, и перед глазами замаячила узкая ладонь с длинными, выкрашенными в чёрное ногтями. — Не смогла пройти мимо шанса поближе познакомиться с настоящей ведьмачкой. Да к тому же мамушки