Гуси, гуси… Повесть о былом, или 100 лет назад - Евгений Пекки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Молитесь за нас, люди русские. Молитесь, чтобы мир и покой воцарились на Руси, чтобы опять настали в Отечестве порядок и процветание.
После этого он сел в коляску и уехал. Вслед поскакали за ним офицеры и почётный конвой. Слыхать потом было, что матушка-императрица Екатерина его на Север отправила, границы со Швецией посмотреть и Петровский Завод посетить, что в Олонецкой губернии. Вот так, Митя, ваш прапрадед с Суворовым последний раз виделся. Кирсановых сейчас в Нижней Добринке больше десятка дворов. Все ведь от этого Вахрамея свои корни ведут. Мы Кирсановы-Петрушковы. Были Кирсановы-Турки, да им потом Бог дал только девчонок родить. Вот род и пресёкся, хотя, может, кто в город съехал. У твоего дяди и братьёв двоюродных прозвище до сих пор – Турчонок. Мы их в крёстные берём, они – наших приглашают.
– Да помню я. На Пасху прошлый год мы к ним христосоваться ходили и разговлялись.
– Род наш знаменит. Известны мы не только в Нижней Добринке. В Жирнове и Воронеже, в Тамбове и Царицыне нашего корня люди живут. Так что, сын, ты уж не срами ни меня, ни род наш.
Сваты
– Давай, сын, снова к свадьбе перейдём…
Дмитрий молча пожал плечами и склонил голову, что можно было принять за согласие.
– Вот я думаю, – сказала Евдокся, – надо тебе дядю Фёдора Кирсанова-Турчонка в сваты брать. Он, как и Ашнин Иван Осипович, ямским извозом занимается, они быстрей сговорятся. А ты в дружки кого возьмёшь?
– Серёгу Краснокутского, он уже на трёх свадьбах в дружках был, обычаи знает и до вина не охоч. Мы с ним, на кулачках когда, вместе кузнеца Вавилу прикрываем.
– Вот и Вавила, пожалуй, к свату в помощь хорошо подойдёт. Он ведь Турчонку лошадей частенько перековывает, и мастер он на деревне уважаемый. Так что, пожалуй, я с ними двумя перетолкую, а ты с Серёгой, да в субботу сватов и зашлём. Иван Осипович к субботе да к бане обычно дома.
Митяй с Краснокутским договорился быстро. Тот был пятью годами старше Дмитрия, но до сих пор неженатый, хотя вполне уже самостоятельный. Жил с одной матерью, ещё не старой, из казачек родом, а сам работал на шерстобойне, где валяли валенки, делали лошадиные попоны и иной товар. Работа пальцы Серёги сделала железными, он мог пятак согнуть. Митяй как-то поинтересовался, почему тот в холостых ходит. Но Серёга отшутился: «Часто в дружки на свадьбы зовут. Как венец над головой у кого подержу, так подруга невесты, что рядом с венцом в руке стоит, всенепременно понравится, а ведь ей за меня после этого замуж нельзя. Вот и хожу сам невенчанный». На свадьбы его звали потому, что пил немного и всегда мог драчунов разнять.
В субботу у Кирсановых, после обедни, собрались сваты. Все трое были одеты в своё лучшее. Посидели немного, обсудили кое-какие детали и пошли садиться в лёгкие сани, запряжённые лучшим рысаком Фёдора Турчонка. Евдокся, выйдя во двор, перекрестила их:
– Ну, с богом.
Рысак с места взял бойко, только снежные комки отлетали в стороны от шипованных подков.
– Па-а-берегись, – покрикивал Фёдор на гуляющий по улице народ.
Так и долетели в пять минут до избы Ашниных. Несмотря на отчаянно лаявшего, на цепи у крыльца, здоровенного пса, вся троица, не торопясь, взошла по ступеням и, постучав, но не дождавшись ответа, вошла в избу.
Хозяин дома Иван Осипович, крепкий мужик, обросший смоляной, с чуть заметной проседью, бородой, сидел под образами за дубовым столом и пил чай из большого блюдца, фыркая и вытирая пот. Его раскрасневшееся лицо отражалось в начищенном боку медного самовара. Сидел он в одном исподнем, видно, только из бани.
– Здоров будь, хозяин, – произнёс Фёдор, снимая с головы шапку. Сняли шапки и два его товарища.
– И вам не хворать, – отозвался Ашнин.
– С лёгким паром, приятно чаю попить.
– С чем пожаловали?..
Они, все трое, переглянулись, и Фёдор Турчонок шагнул вперёд.
– Летал наш сокол за околицу да увидал одну горлицу. Хоть росток у неё небольшой, да полюбил её всей душой. Она, было, к нему прикорнула, да потом в ваш двор и упорхнула.
– Это чего такое? – даже не сообразил Иван Осипович, отставляя блюдце. Хотя это была обычная приговорка при сватовстве.
– Да ничего, – подхватил Сергей. – У вас горностаюшка, да у нас соболь. У вас товар, у нас купец.
– В общем, сваты мы, – угрюмо встрял Вавила, доставая из кармана армяка бутылку и высадив из неё пробку ловким ударом о донышко. – Мы к тебе, Осипыч, с добром, так что, прикажи рюмки подавать, а не гарбуза готовить.
С этими словами он поставил бутылку водки на большой стол. Хозяин наконец-то сообразил, что к чему, выскочил из-за стола, потом смутился своего вида перед вошедшими.
– Да вы проходите, садитесь за стол, гости дорогие. Коль с «казённой» пришли – дело, стало быть, серьёзное. Дочки! – крикнул он.
Из соседней комнаты вышли трое: Маша, Дуся и маленькая Нюся.
– На стол закуску давайте, быстро, – а сам скрылся.
Девчата засуетились. На столе стали появляться обливные глиняные посудины с квашеной капустой, солёными огурчиками, мочёными яблоками. Из печи достано блюдо с шанежками. Расставили четыре рюмки зелёного стекла.
Из комнаты вышел Иван Осипович, одетый уже в широкие штаны и косоворотку синюю в белый горох, в шерстяных белых носках на ногах.
– Присаживайтесь, гости дорогие, закусим, чем бог послал, – и, перекрестив лоб с большой залысиной, сел на скамью со стороны иконостаса. Со стороны печи поселились сваты, успевшие скинуть с себя верхнее.
– Спаси Христос, – буркнул Вавила в ответ на приглашение и перекрестился, глядя в сторону иконостаса.
За ним стали креститься и друзья-сваты.
– Говорите толком, с чем пожаловали?
Фёдор Турчонок опять начал скороговоркой:
– У вас товар, у нас купец, – но Вавила его прервал.
– Да ладно, не бубни, к делу давай.
– Сваты мы. А к тебе по делу, – уже ясно и раздельно сказал Турчонок.
– Да кого сватать-то? У меня, конечно, девок в доме – не одна, да все дети малые.
У Фёдора даже глаза стали круглые.
– А Маруся?
– Машенька? Бога-то побойтесь, ей годов сколь?
– Не меньше поди, чем твоей Анне было.
– Дак, и не очень-то больше. Да и где Анна моя?
– А если не болезнь, до сих пор бы жила.
– Ну, в общем, молода Маша ещё. Рано ей замуж выходить.
Вавила крякнул что-то невразумительное, пожал плечами и уже стал, было, подниматься из-за стола.
– Вот что, Иван Осипыч, мы к тебе с уважением? – неожиданно встрял Серёга, что было не по чину. Роль у него в сватовстве предполагалась вспомогательная.
– Спору нет, все вы люди уважаемые. Да ведь дочь она мне родная. Я ей зла не хочу.
– Дядя Фёдор, наливай, пожалуй, что-то без вина разговор не идёт, – отметил опять Серёга.
– Вот и я думаю, – глубокомысленно добавил главный сват, берясь рукой за бутылку и разливая поровну участникам этого нерядового события.
Выпили, крякнули и бодро захрустели солёными огурчиками.
– Шанежков берите, тёплые ещё, – захлопотал Иван Осипович, желая угостить сватов получше, видя их нерешительность.
Первую взял Фёдор, за ним потянулись другие.
– А, хороши у тебя шаньги-то, – глубокомысленно заметил Вавила.
– Правда, вкусные. Кто же пёк-то, Осипыч, не сам ли? – улыбаясь, с подковыкой спросил Серёга.
– Машенька моя, умница, – улыбаясь тоже во весь рот и не чувствуя подвоха, с достоинством произнёс отец.
– Ну, вот, я так и думал, – тут же подхватил Серёга, – а ты: «ма-а-а-аленькая», – передразнил он. – А на обед у вас что-нибудь было, или одни шаньги ели? – опять спросил Серёга.
Ашнин сидел, насупившись, не зная, что ответить, и дожёвывал шаньгу, которую целиком засунул в рот.
– Щи у нас были с бараниной, Манечка варила, вот, – вдруг прозвучал звонкий голосок. Это вмешалась в разговор маленькая Нюша, которая, как и старшие сёстры, внимательно прислушивалась к разговору.
– Цыть у меня. Мала ещё старших перебивать, – рявкнул, нахмурив брови, отец.
Хотя чувствовалось, что строгий вид напускает больше для виду. Сваты дружно захохотали, за ними засмеялся и Осипыч. Чарка водки, разливаясь по чреву, начала делать своё дело.
– Да ты бы, хозяин, хоть спросил, за кого мы её сватаем, – продолжил разговор Фёдор.
– И за кого же? – уже с интересом спросил Ашнин.
– Да за Дмитрия Кирсанова.
– Так ведь и ты Кирсанов. За сына, что ли?
– У меня оба сына женаты. И мы Кирсановы-Турчонки, а я за племяша сватаю, за Дмитрия Кирсанова-Петрушкова. Аль семья их тебе негожа?
– Что ты, – замахал тот на него руками. – Эти в деревне уважаемые. Так у них парнишка ещё молодой совсем, какая ему женитьба?
– Обижаешь. Ему уже больше восемнадцати, полгода, как стукнуло.
– Невелик возраст, – хмыкнул Осипыч.
– Ты себя вспомни. Ты – во сколь женился?