Опера доктора Дулиттла - Хью Лофтинг

— Нам повезло! — обрадовался доктор. — Удивительно, что спустя столько времени нам удалось его отыскать. Давайте сюда клетку, я хочу посмотреть на него.

— Мы нашли его совершенно случайно, господин доктор, — продолжала щебетать в возбуждении Пипинелла. — Мы наткнулись на маленький и ужасно грязный магазин в восточной части Лондона. Мэтьюз поначалу даже не хотел заходить туда, до того этот магазин походил на лавочку самого низкого пошиба. Но я подумала: «А вдруг злая судьба занесла сюда замечательных певцов? Нельзя же их бросать здесь». Я порхала у двери в магазин, пока Мэтьюз не понял, чего я хочу. Когда мы вошли внутрь, я собиралась, как обычно, пропеть от порога: «Корнелиус, ты здесь?» Однако от того, что я увидела, у меня сжалось сердце и перехватило горло, так что я не могла выдавить из себя ни звука. Такой грязи не бывает даже на помойке! И тут из дальнего угла до меня донесся хриплый шепот: «Пипинелла! Это я, Корнелиус! Лети ко мне!»

Но найти Корнелиуса среди десятков набитых жалкими, грязными птицами клеток было не так-то просто. Я летала от клетки к клетке и не могла отыскать его. Тогда Мэтьюз стал поочередно снимать клетки и подносить их ко мне. Только в последней, самой дальней, я обнаружила Корнелиуса. Мы купили его за один шиллинг. Лучшего в мире певца — и всего за один шиллинг! Но он сейчас болен и не может петь, наверное, именно поэтому он и попал в этот притон. Вот она, птичья жизнь! Вот они, извилистые пути славы!

Тем временем доктор Дулиттл развернул бумагу и поставил клетку на стол. Когда-то этот самец канарейки, может быть, и был чудесного ярко-желтого цвета, но сей час его перья казались серыми от грязи. Он открыл клюв, но из его горла вырвался не замечательный золотой голос, о котором рассказывала Пипинелла, а хриплый шепот.

— Я простужен. У меня болит горло, — с трудом выдавил из себя Корнелиус. — В магазине гуляли сквозняки, и я заболел. Боюсь, больше мне не петь.

— Не отчаивайся, — подбодрил его доктор. — У меня есть чудо-микстура, она вмиг поставит тебя на ноги. Я сам ее изобрел для канареек с больным горлом.

Джон Дулиттл принес свой черный саквояж, порылся в нем и достал маленький пузырек с прозрачной жидкостью. Затем он открыл клетку, протянул Корнелиусу руку и, когда тот сел к нему не палец, капнул ему в горло две капли микстуры.

— Уже к вечеру тебе станет легче, — сказал доктор, закрывая саквояж. — Завтра утром я дам тебе еще две капли микстуры, и к вечеру ты уже будешь петь как прежде.

— Что с тобой приключилось? — прыгала вокруг Корнелиуса Пипинелла. — Как ты оказался в этом магазине?

— Да-да, пусть расскажет свою историю, — поддержал канарейку Хрюкки. Если не считать еды, оп больше всего на свете любил слушать занятные истории.

Но доктор решительно воспротивился.

— Никаких историй, никаких рассказов, поумерьте свое любопытство и пожалейте больного. А ты, Корнелиус, не вздумай открывать рот. Сейчас я укрою твою клетку платком и поставлю ее поближе к печке, чтобы тебе было тепло и уютно.

Часть вторая

Глава 1. Преступный план

Наутро, едва доктор проснулся и открыл глаза, до него донеслась тихая трель. Пел Корнелиус. Он явно чувствовал себя лучше, хотя еще не получил обещанные две капли знаменитой микстуры от кашля.

За завтраком Корнелиус рассказал о своих приключениях, обо всем, что с ним произошло с тех пор, как его разлучили с Пипинеллой.

По правде говоря, все его приключения сводились к бесконечной смене хозяев и магазинов. Его покупали и продавали, покупали и продавали.

Вот так в конце концов он и оказался в той жуткой птичьей лавке, где его накануне обнаружила умница Пипинелла.

— Конечно, все магазины плохи, — говорил Корнелиус, — но последний нельзя сравнить ни с чем. Там нет ни одной здоровой птицы, ни одного счастливого животного. Собаки болеют рахитом, у канареек — ангина. Но самое плохое, господин доктор, то, что хозяин скупает у мальчишек пойманных в лесу птиц. А сорванцы и рады стараться — ставят силки где ни попадя и тащат к нему все, что в них попадается. Выросшие на свободе птицы тоскуют, мечутся по клетке, пытаются вырваться на волю. Только вчера утром хозяину принесли дюжину дроздов, и он купил их всех за восемнадцать пенсов. В тот же день два из них умерли. Бедняжки с такой силой бились о прутья клетки, что размозжили себе голову. А мне-то каково было на это смотреть?

Доктор Дулиттл слушал Корнелиуса молча, и лицо его все больше и больше мрачнело. Он и так частенько поругивал хозяев зоомагазинов и торговцев птицами, но рассказ Корнелиуса, судя по всему, задел его за живое.

— А как себя чувствуют остальные дрозды? — упавшим голосом спросил доктор Корнелиуса.

— Вчера они еще были живы, — ответил тот. — Но ни один из них за весь день так и не притронулся к еде. Выживут они или нет — одному Богу известно. Но туда попали не только дрозды, ежедневно к хозяину тащат полные клетки коноплянок, щеглов, малиновок, корольков — да всех и не перечислишь. Почти все они умирают, но и тем, кто выжил, не позавидуешь. Они живут только мечтой о свободе.

— Да, — мрачно сказал доктор Дулиттл, — если бы там были одни дрозды, я послал бы Мэтьюза выкупить их и отпустить на свободу. Но на всех птиц у меня не хватит денег. Это ужасно. Я знаю, что должен помочь несчастным существам, но не знаю, как это сделать.

Корнелиус попытался утешить доктора:

— Но если даже вы купите сегодня всех птиц, завтра ему принесут новых.

Но доктор не утешился, а помрачнел еще больше.

К вечеру его лицо ничуть не просветлело. За ужином он не произнес ни слова. Казалось, он забыл о птичьей опере. Пипинелла, Корнелиус и купленная раньше канарейка ждали, что он начнет с ними репетицию, но доктор молчал. Все его мысли занимал тот самый отвратительный зоомагазин.

О’Скалли и Крякки поочередно пытались отвлечь доктора от невеселых мыслей, но тщетно. Доктор отвечал односложно: «Да», «Нет», а то и вовсе не отвечал.

Когда Крякки подала чай, доктор Дулиттл оперся локтями о стол, положил лицо на сжатые кулаки и задумчиво, словно про себя, проворчал:

— А почему бы и не попробовать? А вдруг дело выгорит.

— Конечно, выгорит, — охотно поддакнул О’Скалли. — А чего вы хотите попробовать?

— Послушайте, друзья, — обратился доктор к своим зверям. — Как по-вашему, удастся мне переодеться так, чтобы никто меня не узнал?

Звери недоуменно молчали. Наконец поросенок решился спросить:

— А зачем вам переодеваться? Что плохого в том, что все звери вас узнают?

— Что касается меня, — сказал О’Скалли, — то я узнаю вас, даже если вы переоденетесь бегемотом. Я узнаю ваш запах из тысячи других. Да и любая другая собака узнает.

— Собаки — Бог с ними, с ними я всегда сумею договориться, — рассуждал, словно разговаривал сам с собой, Джон Дулиттл. — Главное — чтобы меня не узнали люди и птицы.

— Да зачем вам понадобился маскарад? — не выдержала Крякки.

— Хочу зайти в тот магазин, где продавался Корнелиус.

— А что вам там делать? — не на шутку встревожилась утка.

— Я не могу купить всех птиц, — объяснил доктор, — так попробую отпустить их на свободу просто так.

— Ура! — радостно залаял О’Скалли. — Чую, будет потеха.

— Для начала, — продолжал доктор, — я переоденусь, чтобы птицы в магазине меня не узнали, иначе они в один голос бросятся упрашивать меня купить их, поднимут шум и разбудят хозяина.

— Так вы хотите забраться в магазин ночью? — ужаснулась добропорядочная Крякки. — А что будет с нами, если вас посадят в тюрьму?

— Да, я заберусь туда ночью, — решительно произнес доктор. — Этой же ночью. Я не смогу спать спокойно, пока дрозды не окажутся на свободе.

Джон Дулиттл посвятил в свой план Мэтьюза Магга. Тот радостно потер руки и объявил:

— Я с удовольствием помогу вам, доктор. Передо мной ни один замок не устоит.

— Нет-нет, — возразил Джон Дулиттл. — Ты только помоги мне переодеться, чтобы меня не узнали. А идти со мной тебе нельзя, если нас поймают, то арестуют и посадят в тюрьму. Я не слишком много смыслю в законах, но, думается, нас посчитают обычными грабителями.

— Мне все равно, посчитают нас грабителями или нет, — рассмеялся в ответ Мэтьюз, — потому что нас не поймают. Подумаешь — невинная ночная прогулка. Я бывал и не в таких передрягах и всегда выходил сухим из воды. А если даже нас застукают, то суд оправдает. Ручаюсь головой. Во всех газетах появятся аршинные заголовки: «ДЖОН ДУЛИТТЛ ИДЕТ НА ПРЕСТУПЛЕНИЕ, ЧТОБЫ СПАСТИ НЕСЧАСТНЫХ ЗВЕРЕЙ!» Да к нам в цирк после такой рекламы народ валом повалит.

— Я не уверен, что выйду сухим из воды, — сказал доктор, — но если ты настаиваешь, то так и быть — идем вместе.