Женщина по имени Солнце. История великой любви - Инна Тронина

Когда же закончился мой второй обряд никях, то есть бракосочетание, я подвесила к груди четырёхмесячного Рияда, схватила за руки Муина и Хейат, которые были всего немногим старше, побежала к. автомобилю. Он должен был через Иорданию вывезти моих крошек из этого ада. Я же, несмотря на то, что была кормящей, сама осталась с мужем. И была с ним до того времени, когда нас разлучили насильно…

Я все время забегаю вперёд, потому, что чувства переполняют меня, мешая мыслить здраво и холодно. Мне хочется рассказать так много! И, в то же время, словно чья-то рука стискивает моё горло. Вряд ли вы видели в своей жизни женщину, которой довелось быть единственной и третьей женой своих мужей. Но не зря говорят, что третья – и есть самая любимая.

Несмотря на то, что один мой брак закончился разводом, а второй – вдовством, я. не желала бы для себя никакой иной судьбы. Аллах справедлив и вездесущ, а потому ниспосылает своим рабам лишь те невзгоды, которые они не только могут выдержать, но впоследствии и благословить!..

Я вспоминаю сейчас, с каким интересом прикреплённый ко мне лямками Рияд смотрел карими глазёнками в гудящее от самолётов небо и ничуть не боялся, не плакал, только пускал пузыри. И я не знала, увижу ли я своих детей когда-нибудь или сгину под бомбами бесследно. Я не присутствовала при первом шаге Рияда, не слышала его первого слова. Он встретил меня уже четырёхлетиям и долго не верил, что я – действительно его мать.

Первая моя свадьба сопровождалась традиционными арабскими танцами, громоподобной стрельбой из ружей и винтовок, скачками на лошадях и верблюдах. А перед этим меня нарядили в «шальвар-камиз» – длинную рубаху с просторными шароварами алого цвета, с потрясающей золотой вышивкой. Ладони и ступни натёрли хной, В присутствии двух свидетелей над нашими головами прочитали молитвы, и я повторила их. После этого нас объявили супругами, и началась валима – свадебное торжество.

Семья отца и сам Зафер могли позволить себе многодневное гуляние, чтобы, как говорят в России, не ударить в грязь лицом. Гости тоже словно соревновались в щедрости и изобретательности, возмещая расходы хозяев всевозможными подношениями. Главный смысл валимы – обнародование того факта, что жених с невестой сочетались законным браком и призваны отныне к совместной жизни. Через несколько месяцев мы уехали в Америку.

Зафер непрерывно молил Аллаха о том, чтобы Он даровал нам сына, но беременность не наступала. Не помог даже совершённый им хадж в Мекку, куда он не смог меня взять из-за нездоровья. И с этого самого момента моя золовка Захва, а после и три другие сестры мужа, принялись за дело. Они сетовали на то, что, наверное, шайтан попутал Зафера и заставил его взять такую нечестивую жену. И если до свадьбы девушка имеет железное доказательство своей невинности, то после уничтожения девственности оправдаться бывает гораздо труднее.

В первую ночь все сестры, как охотничьи псы, сидели настороже у дверей нашей спальни, но их ожидало жестокое разочарование. Крови на белье оказалось более чем достаточно. Родственники вздохнули с облегчением, хоть и раньше не сомневались в моём целомудрии. Должно быть, в наше время кажется странным то, что этот грех считается самым тяжким, не идущим ни в какое сравнение с ложью, воровством и даже убийством.

Теперь, насколько мне известно, широко практикуется гименопластика. Правда, опытные мужчины умеют отличать лжедевственниц от по-настоящему невинных невест. И тогда честь считается поруганной вдвойне, потому что к блуду добавляется ещё и обман.

То обстоятельство, что чрево моё оставалось пустым, очень радовало золовок. Во-первых, они могли всё громче упрекать меня в бесплодии. Во-вторых, – не рождался их соперник, наследник Зафера, к которому переходило всё состояние. Я не отказывала мужу в близости, только боялась, что в его возрасте, да ещё для гипертоника, столь частые соития могут быть вредны.

Но Зафер будто обезумел. Он желал, возлежать со мной по нескольку раз в сутки. И ему приходилось потом совершать гусл – полное омовение перед молитвой, а это тоже требует сил и времени. Видимо, он считал, что чем чаще и дольше мы будем заниматься любовью, тем скорее наступит зачатие. Но до весны девяносто второго этого так и не произошло, и мужу ничего но оставалось делать, кроме как дать окончательное согласие на мое обучение в Гарварде.

Не стоит и говорить, что Зафер поехал в Штаты вместе со мной. Ещё он прихватил племянника Абделя. О, об этом молодом человеке нужно сказать пару слов! Его матерью была та самая неистовая Захва, желавшая осчастливить сыночка. И сам Абдель, будучи уже взрослым, прекрасно понимал, за какой солидный куш ему предстоит побороться,

Парень, в отличие от меня, хоть мы и были ровесниками, не учился в Гарварде, да и вообще нигде не учился. Он весело проводил время в Массачусетсе, ездил в Нью-Йорк, Лас-Вегас к другие места. Там сорил дядиными деньгами и не чурался общества светлокожих рослых блондинок. Как все наши мужчины, Абдель буквально таял при виде обесцвеченных волос. А уж если цвет был натуральным, испытывал самый настоящий экстаз.

Зафер сквозь пальцы смотрел на его похождения, считая их не зазорными для юноши. В Коране сказано обратное. «Да непозволительно мужчине уединяться с женщиной, не принадлежащей ему по закону, ибо в противном случае третьим с ними будет сатана…» Я не раз напоминала мужу об этом изречении, особенно когда он принялся обвинять меня в неверности, в дурном содержании дома, а под конец и в богохульстве!

Что касается моего, как оказалось, мнимого бесплодия, так разговоры о нем не смолкали, наверное, круглые сутки! Зафер только отмахивался и говорил, что не мне судить Абделя. Ведь у него нет жены, с которой он мог бы возлечь законно. Но мне такие поблажки не делались, несмотря па то, что учёба в Гарварде и ведение домашнего хозяйства, правда, с помощью прислуги, отнимали все мои силы и не оставляли времени для развлечений. В Америке я носила европейскую одежду, в том числе джинсы и длинные, максимально закрытые рубашки. Голову всегда покрывала шарфом, даже понимая, что это – полная безвкусица.

Сначала Зафер был терпим к этому. Но после, под давлением родственников, принялся требовать, чтобы я без хиджаба и скромного одеяния вообще не появлялась на улице. А мне вовсе не хотелось прослыть среди студентов отсталой и тёмной. Меня и так уже в шутку прозвали «восточной рабыней», из-за чего я рассердилась ещё больше.

Но всё-таки я любила и люблю Гарвард. До сих пор мне снятся его красные кирпичные здания, аудитории, теннисные корты, куда я всё-таки время от времени вырывалась, чтобы размяться. Учёба давалась мне легко. И словно в противовес наслаждению, получаемому от познания нового, семейная жизнь преподносила один неприятный сюрприз за другим.

Через два года после того, как мы поселились в Бостоне, Захва изъявила желание вести наш дом вместо прислуги-индонезийки, которой я была очень довольна. Но муж заявил, что родственница в любом случае лучше чужого человека, а меня почти никогда не бывает дома. К тому же, я постоянно оскверняю руки прикосновением к телам посторонних мужчин, а то и к трупам. Зафер демонстративно брезговал приготовленною мною пищей, даже подавать не разрешал.

Я же совершала после занятий полное омовение и читала положенные молитвы, но без практических занятий выучиться на врача не удавалось никому. Зафер, как просвещенный и мудрый человек, должен был это понимать. А он, напротив, приказал на все вечеринки ездить в сопровождении Абделя. Сам он, дескать, слишком стар для подобного времяпровождения. А поскольку там собирается много легкомысленных молодых людей, за мной следует наблюдать. У него есть подозрение, что я скучаю в обществе пожилого супруга, и потому у меня может возникнуть искушение пофлиртовать со сверстником…

Первая же вечеринка, куда за мной последовал Абдель, имевшая место в октябре девяносто четвёртого года, закончилась скандалом. Именинник Джуд Браун, весёлый и симпатичный парень, только лишь дружески чмокнул меня в щёчку, а Абдель сразу сделал стойку. На мою беду, я оказалась в центре внимания. Ещё два студента, инженеры, перекинулись со мной игривыми фразами. Более того, я осмелилась выпить шампанского! На дне рождения! Позор!

Конечно, я держала себя в рамках. Блюда «харам», то есть запретные, не употребляла, не курила, не вела себя вызывающе. Но и случившегося было достаточно, чтобы Абдель доложил дяде, будто я опозорила его, кокетничала сразу с тремя американцами, а с одним из них на некоторое время удалилась в другое помещение. Более того, я танцевала совершенно бесстыдные танцы, пела и громко смеялась, привлекая к себе внимание всё новых мужчин.

На самом же деле я потолкалась в общей массе танцующих пять минут, и при этом не касалась никого из них. Увидев хищно сверкнувшие глаза Абделя, я и вовсе отказалась от намерения потанцевать. Перекидывать волосы с плеча на плечо, как делают на Востоке, в Бостоне глупо, и я вернулась за стол.