Зеленая записка - Ганс Вальдорф

Полчаса спустя Феллини и Молькхаммер встретились в кафетерии.

— СИФАР по-прежнему не поднимает жалюзи и глядит сквозь щепку, — сказал Феллини. — Итак, все остается по-старому: мы возвращаемся в Вену.

По дороге в Вену Молькхаммер сменил Феллини у руля. Они ехали всю ночь, лишь иногда делая короткие остановки. Добравшись перед рассветом до города, криминалисты сняли номер в первой попавшейся гостинице и проспали до восьми утра. Затем они спустились в ресторан, позавтракали и разошлись, договорившись встретиться в ресторане к обеду. Феллини решил снова навестить Бекмессера.

— К сожалению, — поздоровавшись, начал Феллини, — я все еще не могу назвать имя убийцы вашего принципала. Может быть, у вас есть для меня новости?

Мет, покачал головой Бекмессер, он не заметил ничего особенного, что бы могло представить интерес для полиции. Шаг за шагом он выполняет ранее принятые обязательства, удовлетворяет, как может, кредиторов и пытается противостоять темпу ликвидации, чтобы не нанести ущерба фирме.

— Ваш шеф никогда не имел дело со взрывчаткой? — неожиданно спросил Феллини.

Бекмессер посмотрел на него широко открытыми от удивления глазами.

— Я как раз собирался сообщить вам об одном странном происшествии. Позавчера ко мне зашел представитель венской фирмы “Динамит Нобель АО”, расположенной в Медлинге[1], и спросил господина Новака. Я сообщил ему о кончине шефа, и тогда он поинтересовался, по-прежнему ли нам необходим допарит — это взрывчатое вещество. К тому же я чрезвычайно изумился, услышав, что господин Новак торговал подобным товаром. Разумеется, я ответил отказом.

Феллини был так поражен услышанным, что забыл про свои вопросы Он сидел, не шевелясь, пронзительно буравя взглядом Бекмессера, словно ожидая от него все новых и новых разоблачении. То, что он узнал, являлось, возможно, ключом к разгадке дела Новака.

— Как фамилия представителя фирмы?

Бекмессер ответил, что забыл, но что может дать более или менее точное описание его внешности: высокий, толстый мужчина с темными волосами и быстрой речью.

— Если бы я знал, что эта новость имеет для вас такое значение, я бы немедленно позвонил, — заключил он.

После обеда Феллини и Молькхаммер выехали в Медлинг. Целое утро Молькхаммер собирал информацию о докторе Шмейдле, но все это было ничто по сравнению с сообщением Бекмессера. Им понадобилось всего несколько минут, чтобы выяснить в отделе сбыта фамилию агента, посетившего фирму “Новак”. Его звали Скомик. Они узнали его домашний адрес и вернулись в гостиницу.

По дороге Феллини позвони а Скомику из автомата. Сегодня ночью, сказал Феллини, он уезжает из Вены. Он просит господина Скомика уделить ему несколько минут для делового разговора. С изысканной любезностью Скомик пригласил его на восемь вечера.

До восьми оставалось еще несколько часов. Феллини и Молькхаммер сели на пароход и спустились по Дунаю к Мансвёрту. Там они зашли в ресторанчик и заняли место на веранде, чтобы видеть луга на берегу Дуная и быстрые коричневатые воды реки.

— Однажды я уже был уверен, — сказал Молькхаммер, — что нахожусь у цели, — и сел в лужу. Поэтому теперь я более осторожен в своих прогнозах. Тем не менее я думаю, что не ошибусь, если скажу, что вы сделали большой шаг вперед.

— Подождем до вечера.

Молькхаммер рассказал обо всем, что ему удалось узнать про Шмендля. Все угри он просидел в университетской библиотеке, читая письменные труды доцента. Свою диссертацию доктор Шмейдль посвятил Гормейеру, разработавшему план восстания, в соответствии с которым Андреас Гофер и его люди в апреле 1809 года нанесли удар по французам в Баварии. Далее одна брошюра Шмейдля посвящена книготорговцу из Граца Дирнбоку, автору штирийского гимна.

— Играет на националистических струнках, — констатировал Феллини.

— Он идет еще дальше. В настоящее время он предпочитает писать об актуальных проблемах Тироля. В одной из брошюр Шмейдль осуждает так называемую линию Наполеона, разделившую некогда Тироль. Шмейдль доказывает, что южная граница Тироля проходит у Залурнского ущелья, и нигде больше Он поносит домостроительство вокруг Больцано, предназначенное главным образом для итальянских переселенцев с юга, и пышет злобой оттого, что вокруг Больцано растет промышленность. Я записал одну характерную фразу: “Южнотирольская девушка, помни о своем народе и отвергай всякие отношения с итальянскими совратителями. Ассимиляция — путь к вырождению народа!”

“Старая песня, — подумал Феллини. — Они хотели бы превратить Южный Тироль в резервацию, наподобие тех, которые Америка создала для индейцев. Они хотели бы оставить все, как при дедах и прадедах: одежды, внешний вид деревень, диалект и примитивный труд”.

Феллини никогда не возражал против разумной заботы о сохранении национальной самобытности, но ему казалось противоестественным желание оградить ее от всех внешних влияний. В то время как во всем мире происходит сближение народов, именно в Южном Тироле экстремисты пытаются противопоставить шуплаттлер[2] твисту и бумазейную рубашку нейлоновой блузке.

Феллини и Молькхаммер просидели в ресторанчике до вечеpa и после ужина вернулись в Вену. Ровно в восемь Феллини был у Скомика.

— Мне очень жаль, — начал он, — что я ввел вас в заблуждение, но телефон все еще остается общественным средством коммуникации, в том числе и у вас в Вене.

Побудительные мотивы этого краткого вступления имели, однако, иной смысл: он решил не давать Скомику время на размышления и заговорил сразу о деле. Речь идет о деловых связях Скомика с Новаком, который был убит на итальянской территории; не исключено, что продажа донарита сыграла при этом определенную роль.

— Я бы никогда не обратился к нему первым, — сказал Скомик, — поскольку сфера деятельности его фирмы не представляла для нас интереса. Обычно я объезжаю карьеры, всевозможные рудники, лесоразработки, фирмы, занимающиеся строительством подземных сооружении, и т.д. Он первым пришел ко мне, чтобы купить донарит для экспорта во Францию.

Как полагается, я обратил его внимание на положения австрийского закона об экспорте взрывчатых веществ, но он ответил, что уже ознакомился с ними. Спустя несколько дней он принес разрешение на вывоз. Отныне ничто не препятствовало заключению сделки, и я поставил ему триста килограммов взрывчатки.

Феллини спросил, какой французской фирме продал Новак товар, но Скомик только развел руками.

Задав еще несколько уточняющих вопросов, Феллини поблагодарил Скомика и торопливо распрощался.

Поздно встав, Лиль Кардо быстро умылась и, надев легкое платье для прогулки на яхте, спустилась в холл пансионата. В холле сидел Феллини.

— Хеллоу, шериф, — сказала она, — вам удался сюрприз!

Феллини галантно сделал ей несколько комплиментов, и Лиль зарделась от удовольствия. Однако он тут же погасил ее радость, заговорив о деле Новака.

Но оказалось, что Лиль даже не слышала о донарите. Новак часто выезжал по делам во Францию, неоднократно брал ее с собой. Они останавливались в Лионе, Клермонте, конечно, в Париже, несколько раз в Гренобле. Там Лиль познакомилась с несколькими коммерсантами, но по вечерам, когда они вместе сидели за столом и пили, все дела уже бывали обычно обговорены.

У Лиль оказалась отличная память: она припомнила по именам почти всех клиентов Новака, названия ресторанов, в которых они сидели, и иногда даже называла марки вин, которые они пили. Она рассказала о посещении лесопильного завода; его владельцем оказался восхитительный старик, настоящий кавалер с такими холеными усами, каких она никогда раньше не видела. Он даже трогательно, по-стариковски ухаживал за ней. Но Лиль понятия не имела, что продавал ему Новак.

С некоторым трудом Лиль припомнила фамилию старика, но не могла вспомнить названия деревни, в которой он жил; она находилась недалеко от Флорака, в департаменте Лозер.

Феллини, не теряя ни минуты, выехал в Милан. Там ему сообщили, что в ответ на его запрос поступило сообщение от одной из внешнеторговых организаций Вены: Новак испрашивал разрешения на вывоз трехсот килограммов взрывчатого вещества, получил таковое и вывез донарит во Францию. Получатель: Пьер Арно, Веброн, департамент Лозер.

Это был современный особняк с двумя гаражами, бассейном в саду и небольшой оранжереей; он стоял у подножия холма, в окружении других особняков. С холма открывался живописный вид на Грац, крепость и собор, за которым вырисовывалась крыша одного из факультетов университета: там работал доктор Шмейдль, владелец особняка.

Молькхаммер не решился прогуляться мимо дома более двух раз; на безлюдной улице это могло вызвать подозрение. Поэтому он свернул на тропинку, прошел по ней в лес и приблизился к особняку с обратной стороны. От опушки леса начинался большой луг. в ста метрах от него возвышался забор, окружавший участок Шмейдля. Прямо через луг к воротам сада вела узкая, не шире двух ступней, тропинка. Кто протоптал тропинку к саду и почему владелец луга разрешил топтать его землю? Молькхаммер прошел по тропинке в лес, поднялся на вершину холма, спустился по обратному склону в низину и вышел к трамвайной остановке. Итак, по тропке можно легко и незаметно пробраться в особняк доктора Шмейдля — удобный путь для прыгунов, обучающихся здесь обращению со взрывчаткой.