Тот, кто шепчет - Джон Карр

Что же касается ее слов о Фей Ситон… «Вы представляете себе, каково это – быть влюбленным в нее?»

Что за дьявольская чушь!

Была ли тайна смерти Говарда Брука раскрыта полицией, профессором Риго или кем-то другим? Стало ли известно, кто совершил это убийство и как ему удалось это сделать? Судя по замечаниям профессора, можно было с уверенностью сказать, что тайна осталась нераскрытой. Он утверждал, будто ему известно, в чем обвиняли Фей Си-тон. Но он утверждал также – хотя и в загадочных и уклончивых выражениях, – будто не верит в ее виновность. Каждая его фраза на протяжении всего этого запутанного повествования ясно давала понять: загадка до сих пор не разгадана.

Следовательно, все, что могла сообщить ему рукопись… Майлс взглянул на нее в полумраке такси… будет всего лишь отчетом о полицейском расследовании. Возможно, он узнает какие-то отвратительные факты, касающиеся репутации этой миловидной женщины с рыжими волосами и голубыми глазами. Но ничего больше.

Вдруг настроение Майлса резко изменилось: он почувствовал, что вся эта история ему ненавистна. Он жаждал тишины и покоя. Он жаждал вырваться из силков, в которые угодил. Повинуясь внезапному импульсу, не давая себе времени на то, чтобы изменить решение, он наклонился вперед и постучал в стеклянную перегородку.

– Водитель! Хватит ли у вас бензина, чтобы отвезти меня обратно к ресторану Белтринга, а затем к отелю «Беркли»? За двойную плату!

Спина шофера изогнулась: он явно злился и не знал, как поступить, однако такси замедлило ход и, взревев, обогнуло Эрос-Айленд, возвращаясь к Шафтсбери-авеню.

Собственная решимость воодушевила Майлса. В конце концов, он покинул ресторан Белтринга всего несколько минут назад. То, что он собирался сейчас сделать, было единственным разумным выходом из положения. Полный все той же решимости, он выскочил из такси на Ромилли-стрит, завернув за угол, поспешил к боковому входу, а затем быстро поднялся по лестнице.

В холле наверху он обнаружил унылого официанта, запирающего двери.

– Профессор Риго еще здесь? Такой маленький полный французский джентльмен с усами щеточкой, как у Гитлера, и с желтой тростью?

Официант с любопытством взглянул на него:

– Он внизу, в баре, мсье. Он…

– Не передадите ли вы ему вот это? – спросил Майлс и вложил свернутую рукопись в руку официанта. – Скажите ему, что эти листы были унесены по ошибке. Благодарю вас.

И он поспешно покинул ресторан.

По дороге домой, умиротворенно покуривая трубку, Майлс пришел в бодрое и веселое расположение духа. Завтра, покончив с тем делом, которое явилось настоящей причиной его приезда в Лондон, он встретит на вокзале Марион и Стива. Он вернется к себе в провинцию, в уединенный дом в Нью-Форесте, в котором они обосновались две недели назад, и это будет как погружение в прохладную воду в знойный летний день.

Он избавился от наваждения, покончил с ним в зародыше, не дав ему завладеть рассудком. Какая бы тайна ни была связана с призраком, именуемым Фей Ситон, Майлса она больше не интересовала.

Теперь он сосредоточит свое внимание на библиотеке дяди, этом вожделенном собрании, которое он едва осмотрел, занятый хлопотами, связанными с переездом и устройством на новом месте. Завтра вечером в это время он будет в Грейвуде, среди древних дубов и буков Нью-Фореста, у маленького ручья, где радужная форель всплывает в сумерках, когда бросаешь в воду кусочки хлеба. У Майлса возникло удивительное чувство, что он вырвался из западни.

Такси подъехало к входу в «Беркли», расположенному на Пикадилли, и Майлс не поскупился, расплачиваясь с шофером. Увидев, что в вестибюле за круглыми столиками сидит еще довольно много людей, Майлс, страстно ненавидящий толпу, умышленно направился ко входу со стороны Беркли-стрит, чтобы подольше насладиться одиночеством. Дождь перестал. В воздухе чувствовалась свежесть. Протолкнувшись в вертящиеся двери, Майлс вошел в маленький вестибюль, где справа находилась конторка портье.

Он взял ключи и стоял, размышляя, благоразумно ли будет выкурить последнюю трубку и выпить виски с содовой, перед тем как отправиться в номер, когда ночной портье с листком бумаги в руке поспешно вышел из своего закутка.

– Мистер Хэммонд!

– Да?

Портье внимательно изучал листок бумаги, силясь разобрать собственный почерк.

– У меня есть сообщение для вас, сэр. Насколько я понял, вы обращались в бюро по найму с просьбой найти вам библиотекаря для составления каталога вашей библиотеки?

– Да, – сказал Майлс. – И они обещали прислать кандидата на это место сегодня вечером. Кандидат так и не появился, и из-за него я опоздал на обед, на котором должен был присутствовать.

– Кандидат в конце концов появился, сэр. Эта леди сказала, что она очень сожалеет, но ничего не могла поделать. Она спрашивала, не будете ли вы так любезны встретиться с нею завтра утром? Она объяснила, что у нее возникли большие трудности, потому что она только что вернулась на родину из Франции…

– Вернулась на родину из Франции?

– Да, сэр.

Стрелки позолоченных часов на серовато-зеленой стене показывали двадцать пять минут двенадцатого. Майлс Хэммонд застыл, перестав крутить в руке ключ.

– Эта леди оставила свое имя?

– Да, сэр. Мисс Фей Ситон.

На следующий день, в субботу 2 июня, в четыре часа Майлс был на вокзале Ватерлоо.

Вокзал Ватерлоо, над которым чернела огромная изогнутая, покрытая железом крыша с вкраплениями стеклянных заплат, следов бомбардировок, уже пропустил большую часть субботнего потока пассажиров, стремящихся в Борнмут. Однако звонкий женский голос из громкоговорителя все еще энергично оповещал пассажиров, в какую из очередей им надлежит встать. (Если этот голос сообщал нечто представляющее для вас интерес, его немедленно заглушало шипение пара или глухие гудки паровоза.) Очереди, состоящие в основном из людей в военной форме, вились среди скамеек за газетным киоском и постоянно перепутывались, к досаде леди, вещавшей в громкоговоритель.

Но Майлса Хэммонда все это не забавляло. Он почти не замечал происходящего, стоя в ожидании под часами, поставив на землю небольшой чемодан.

«Что, черт побери, – спрашивал он себя, – я наделал?» Что скажет Марион? Что скажет Стив? Но если где-то и существовали люди, воплощавшие здравый смысл, то ими как раз и были его сестра и ее жених. Увидев спустя несколько минут нагруженную свертками Марион и Стива с трубкой во рту, Майлс чуть приободрился.

Марион Хэммонд, симпатичная, пышущая здоровьем девушка с такими же, как у брата, черными волосами, отличалась практичностью, которой ему, пожалуй, недоставало. Она была на шесть или семь лет моложе Майлса, очень любила его и постоянно ему во всем потакала, потому что искренне считала, хотя никогда не говорила об этом вслух, что он еще не до конца повзрослел. Разумеется, Марион гордилась братом, способным написать такие мудрые книги, но при этом сознавалась, что ничего в них не смыслит: ведь они отстояли так далеко от по-настоящему серьезных проблем.

Временами Майлс вынужден был признать, что она, вероятно, права.

Итак, Марион, хорошо одетая даже в нынешние трудные времена благодаря новым ухищрениям со старой одеждой, торопливо шла под гулкими сводами вокзала Ватерлоо, и по выражению ее карих глаз под ровными бровями было видно, что она в ладу с жизнью и что она заинтригована – даже довольна – новой причудой своего брата.

– В самом деле, Майлс! – сказала ему сестра. – Взгляни на часы! Сейчас всего лишь несколько минут пятого!

– Я знаю.

– Но, дорогой, поезда не будет до половины шестого. Может, нам и следовало прийти пораньше, чтобы купить билеты, но зачем ты заставил нас приехать сюда так рано?… – Однако от зоркого сестринского взгляда не укрылось выражение его лица, и она осеклась. – Майлс! Что случилось? Ты не заболел?

– Нет, нет, нет!

– Тогда в чем дело?

– Я хочу поговорить с вами обоими, – заявил Майлс. – Пойдемте.

Стивен Кертис вынул изо рта трубку.

– Ого! – заметил он.

Стивену, вероятно, было уже под сорок. Он почти совсем облысел – его больное место, – но сохранил привлекательность и обладал огромным обаянием, хотя и отличался флегматичностью. Светлые усики делали его слегка похожим на представителя королевских ВВС, но в действительности он работал в министерстве информации и встречал в штыки любые шутки в адрес этого учреждения. Там он работал после того, как в самом начале войны его демобилизовали по состоянию здоровья, и там же два года назад познакомился с Марион. По существу, они с Марион уже сами являлись неким учреждением.

Он стоял и с любопытством взирал на Хэммонда из-под полей мягкой шляпы.

– Ну же! – поторопил он Майлса.

Напротив платформы номер 11 на вокзале Ватерлоо располагался ресторан; чтобы попасть в него, нужно было одолеть два пролета крутой лестницы. Майлс поднял чемодан и повел туда своих спутников. Когда они заняли столик у выходившего на платформу окна в большом, отделанном под дуб полупустом зале, Майлс незамедлительно заказал чай.