Стихотворения (1884 г.) - Владимир Бенедиктов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Н. Б. Вележеву
(При посылке собрания стихотворений)
Блюститель первого условьяВсех наслаждений жизни сей,Вы – доктор наш, вы – страж здоровья,И свят ваш подвиг средь людей.Я – стихотворец, и на лиреДано играть мне в этом мире –В сей скудной сфере бытия,Где мы живем, томимся, тужим;Но не гармонии ль мы служим,Почтенный доктор, вы и я?Вникает в тайны механизмаТелесных сил ваш зоркий взгляд,Чтоб наши струны организмаПорой настроивать на лад,Чтоб вновь они, в их полном ходе,Пристроясь к жизни торжеству,Звучали песнию природеИ громким гимном божеству;По строгим правилам наукиСоразмеряете вы их, –А я ввожу в размеры звукиИ их слагаю в мерный стих –И счастлив, ежели хоть слово,Хоть звук, обдуманный в тиши,Встает и живо, и здоровоСо дна болезненной души.И так – мы сходными тропамиИдем, и – ваш слуга по гроб –Кладу пред вашими стопамиМое собранье рифм и стоп,Да служат вам порой, хоть редко,В забаву легкую оне,Как все рецепты ваши меткоВсегда служили в пользу мне.
Между 1850 и 1856Вьющееся растение
Собственною слабостью в дольний прах повержено,Зелье пресмыкается,Но могучим деревом на пути поддержано –На него взбирается.Глядь! Растенье гибкое ветвью переплетногоКрепкий ствол опутало,Прицепилось к мощному, листьев тканью плотноюВсю кору закутало;Жмется зелье хилое к дереву суровому,Хилому здоровится, –Выше с утра к вечеру, с ночи к утру новомуГуще всё становится, –И потом, от мощного будто б не зависело,С прихотью раскинулось,Высь чела древесного, взвившись, перевысило,Да потом как ринулосьВниз каскадом лиственным: в воздухе разбросанныхСтеблей кисть богатая,Как волос всклокоченных, гребнем не причесанных,Густота косматая,Свесилась, качается; дерево ж, навьюченоЭтой тяжкой ношею,Наклонилось, сгорбилось; кажется, измученоДолей нехорошею.Больно, грустно дереву, к небу вместе с братьямиНекогда подъятому,А теперь согбенному, душными объятьямиБеспокойно сжатому.А ведь с лаской, кажется, с дружбою, с любовиюТо растенье стелетсяПо стволу древесному, словно плотью-кровиюС ним радушно делится.Отчего ж здесь видима участь невеселая,С горем неразлучная?Ах, есть ласки горькие, есть любовь тяжелаяИ приязнь докучная.
Между 1850 и 1856Что-то будет?
Я предрассудков враг, но я не чужд гаданьяНад тайной участью цветущего созданья,Вступающего в свет с чувствительной душойИ сердцем трепетным. Что будет? Боже мой!Что деву юную ждет в этом мире строгом,Богатом в горестях, а в радостях убогом?Какой ей в жизни путь судьбой определен?Кто будет спутник ей? Кто будет этот он?И мне хотелось бы не пошлые приветыЕй дать в приданое, но добрые советы,И на далекий путь снабдить ее притомДорожной грамотой, хранительным листом.«О рок земной! Смягчись, – рукою всемогущейСозданью нежному дай светлый день грядущий! –Так с теплой просьбою взываю я к судьбе. –Не изомни цветка, врученного тебе!Злой бурей не обидь едва расцветшей розы!»А там, от тихих просьб переходя в угрозы,Я повелительно судьбе в глаза смотрюИ, пальцем ей грозя: «Так помни ж» – говорю,Как будто бы она должна быть мне послушна,А та на всё глядит спокойно, равнодушно.
Между 1850 и 1856Чувство
Подумаешь: к чему все эти бури –Гроза страстей? Мне так легко с тех пор,Как на тебя упал мой бедный взорИ плавать стал очей твоих в лазури.Мне кажется – я так тебя люблю,Так хорошо мне было бы с тобою,Так по себе, что я с моей судьбоюПоладил бы, и на душу моюСошла бы та спокойная отрада,То тихое довольство добрых душ,Которого не трогай, не нарушь –И ничего уж более не надо!
Между 1850 и 1856Я знаю
Я знаю, – томлюсь я напрасно,Я знаю, – люблю я бесплодно,Ее равнодушье мне ясно,Ей сердце мое – неугодно.
Я нежные песни слагаю,А ей и внимать недосужно,Ей, всеми любимой, я знаю,Мое поклоненье не нужно.
Решенье судьбы неизменно.Не так же ль средь жизненной битвыМы молимся небу смиренно, –А нужны ли небу молитвы?
Над нашею бренностью гибкой,Клонящейся долу послушно,Стоит оно с вечной улыбкойИ смотрит на нас равнодушно, –
И, видя, как смертный склоняетГлаву свою, трепетный, бледный,Оно неподвижно сияет,И смотрит, и думает: «Бедный!»
И мыслю я, пронят глубокоСознаньем, что небо бесстрастно:Не тем ли оно и высоко?Не тем ли оно и прекрасно?
Между 1850 и 1856Смейтесь!
Еще недавно мы знакомы,Но я уж должен вам сказать,Что вы усвоили приемы,Чем можно сердце потерзать;Вы вникли в милое искусствоПощекотать больное чувство,Чтоб после, под его огнем,Свои фантазии на немС прегармоническим расчетомТак ловко, верно, как по нотам,Слегка разыгрывать, смеясь, –Везде вам музыка далась!Вы проходили эту гамму, –И, с страшной злостью вас любя,В угоду вам, я сам себяГотов поднять на эпиграмму.Сквозь грани радужные призмСмотреть уж поздно мне, конечно,Да, сознаюсь чистосердечно:Мои мечты – анахронизм.О, смейтесь, смейтесь смехом явным!Не правда ль – чувство так смешно?Ему всегда иль быть забавным,Иль жалким в мире суждено.Простите! Я вернусь к рассудку…Когда ж мы встретимся опять, –Мы обратим всё это в шуткуИ будем вместе хохотать.
Между 1850 и 1856Сновидение (написано после посещения гостиниц)
Мне виделся сон – упоительный сон.Мне снилось: из пыли враждебнойЧрез море и сушу я был унесенИ замок предстал мне волшебный.Красиво смотрел он с своей высотыНа прелесть природы окрестной;Лаская, его обнимали цветыПри блеске лазури небесной.В фонтанах, в каскадах, под солнца лучомВода говорливо резвилась,То била из грота студеным ключом,То озером светлым ложилась, –И птичка, взлетая, веселую трельВ пространстве небес выводила,А в водном потоке играла форельИ стерлядь степенно ходила.Роскошные виды со всех там сторонЯвлялись несытому зренью,Приветно кивали и ясень и кленВетвями с отрадною тенью.Разумный владелец всё сам насадил,Сам доброй рукою посеял,И каждый иссохший сучок отделил,И свежую ветку взлелеял, –И с нежной заботой ходил он окрест,Призыву хозяйства послушно,И чудные виды пленительных местУказывал гостю радушно.Всё было прекрасно! Но лучше всего,Что там озаряла денница,И лучше всех видов и замка тогоБыла того замка царица.Живой, христианской, святой теплотыЯвлялось в очах ее много,И кроткого лика сияли чертыГлубокою верою в бога,И ясно ее выражало челоДел добрых прекрасную повесть,И сердцу при ней становилось тепло,Целилась молитвою совесть.Исчезнул мелькнувший мне сладостный сон,Но сердце его сохранило, –И думаю: «Более! как ясен был он!Да, полно, во сне ль это было?»
Между 1850 и 1856Прометей
Стянут цепию железной,Кто с бессмертьем на челеНад разинутою безднойПригвожден к крутой скале?То Юпитером казнимыйС похитительного дня –Прометей неукротимый,Тать небесного огня!Цепь из кузницы ВулканаВ члены мощного титанаВгрызлась, резкое кольцоСводит выгнутые руки,С выраженьем гордой мукиОпрокинуто лицо;Тело сдавленное ноетПод железной полосой,Горный ветер дерзко роетКудри, взмытые росой;И страдальца вид ужасен,Он в томленье изнемог,Но и в муке он прекрасен,И в оковах – всё он бог!Всё он твердо к небу взводитСилу взора своего,И стенанья не исходитИз поблеклых уст его.
Вдруг – откуда так приветноЧто-то веет? – Чуть заметноКрыл движенье, легкий шум,Уст незримых легкий шепотПрерывает тайный ропотПрометея мрачных дум.Это – группа нимф воздушных,Сердца голосу послушныхДев лазурной стороны,Из пределов жизни сладкойВ область дольних мук украдкой– Низлетела с вышины, –И страдалец легче дышит,Взор отрадою горит.«Успокойся! – вдруг он слышит,Точно воздух говорит. –Успокойся – и смиреньемГнев Юпитера смири!Бедный узник! Говори,Поделись твоим мученьемС нами, вольными, – за чтоТы наказан, как никтоИз бессмертных не наказан?Ты узлом железным связанИ прикован на землеК этой сумрачной скале».
«Вам доступно состраданье, –Начал он, – внимайте ж мнеИ мое повествованьеСкройте сердца в глубине!Меж богами, в их совете,Раз Юпитер объявил,Что весь род людской на светеИстребить он рассудил.«Род, подобный насекомым!Люди! – рек он. – Жалкий род!Я вас молнией и громомРазражу с моих высот.Недостойные творенья!Не заметно в вас стремленьяК светлой области небес,Нет в вас выспреннего чувства,Вас не двигают искусства,Весь ваш мир – дремучий лес».Молча сонм богов безгласных,Громоносному подвластных,Сим словам его внимал,Все склонились – я восстал.О, как гневно, как суровоОн взглянул на мой порыв!Он умолк, я начал слово:«Грозный! ты несправедлив.Страшный замысл твой – обидаПравосудью твоему? –Ты ли будешь враг ему?Грозный! Мать моя – ФемидаМне вложила в плоть и кровьК правосудию любовь.Где же жить оно посмеет,Где же место для него,Если правда онемеетУ престола твоего?Насекомому подобенСмертный в свой короткий век,Но и к творчеству способенЭтот бренный человек.Вспомни мира малолетство!Силы спят еще в зерне.Погоди! Найдется средство –И воздействуют оне».
Я сказал. Он стал ворочатьСтрелы рдяные в руках!Гнев висел в его бровях,0 «Я готов мой гром отсрочить!» –Возгласил он – и восстал.
Гром отсрочен. Льется время.Как спасти людское племя?Непрерывно я искал.Чем в суровой их отчизнеДвигнуть смертных к высшей жизни?И загадка для меняРазрешилась: дать огня!Дать огня им – крошку света –1 Искру в пепле и золе –И воспрянет, разогрета,Жизнь иная на земле.В дольнем прахе, в дольнем хламеИскра та гореть пойдет,И торжественное пламяНебо заревом зальет.Я размыслил – и насытилГорней пищей дольний мир, –Искру с неба я похитил,И промчал через эфир,Скрыв ее в коре древесной,И на землю опустил,И, раздув огонь небесный,Смертных небом угостил.Я достиг желанной цели:Искра миром принята –И искусства закипели,Застучали молота;Застонал металл упорныйИ, оставив мрак затворный,Где от века он лежал,Чуя огнь, из жилы горнойРдяной кровью побежал.Как на тайну чародея,Смертный кинулся смотреть,Как железо гнется, рдея,И волнами хлещет медь.Взвыли горны кузниц мира,Плуг поля просек браздой,В дикий лес пошла секира,Взвизгнул камень под пилой;Камень в храмы сгромоздился,Мрамор с бронзой обручился,И, паря над темным дном,В море вдался волнорезомЛес, прохваченный железом,Окрыленный полотном.Лир серебряные струныГимн воспели небесам,И в восторге стали юныСтарцы, вняв их голосам.Вот за что я на терзаньеПригвожден к скале земной!Эти цепи – наказаньеЗа высокий подвиг мой.Мне предведенье внушало,Что меня постигнет казнь,Но меня не удержалаМук предвиденных боязнь,И с Юпитерова сводаЖребий мой меня послал,Чтоб для блага смертных родаЯ, бессмертный, пострадал».
Полный муки непрерывной,Так вещал страдалец дивный,И, внимая речи той,Нимфы легкие на волеОб его злосчастной долеНежной плакали душойИ, на язвы Прометея,Как прохладным ветерком,Свежих уст дыханьем вея,Целовали их тайком.
Между 1850 и 1856Дионисий и Филоксен