Новейшая оптография и призрак Ухокусай - Игорь Мерцалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какие-то слухи дошли и до Вереды, пришлось ей все рассказать. История, конечно, взволновала девушку, однако она не поддалась эмоциям и трезво рассудила, что оптопластину надо надежно спрятать.
— Не исключено, что Рукомоевы постараются ее выкрасть или уничтожить — хотя бы путем поджога.
— По-моему, ты преувеличиваешь, Вереда, — сказал Сударый, но потом вспомнил секретаря губернатора с ножом в руках и добавил: — Однако подстраховаться не мешает.
— Я могу ее у себя в гробу спрятать, — щедро предложил Персефоний.
— Или вот сюда, — сказала Вереда, указывая на коробочку, только сегодня появившуюся у нее на столе.
— Ну вот еще, — возмутился упырь. — Туда же залезть проще простого!
Из коробочки донесся звук, напоминающий хмыканье. Мужчины привычно кашлянули, делая вид, что ничего не слышат.
— Хотя вы, Непеняй Зазеркальевич, кажется, собирались использовать снимок как пример вашего достижения? — вспомнил Персефоний.
Сударый покачал головой:
— Нет, мой друг, у меня уже нет намерения объявлять об открытии. Как ни прискорбно, мир не созрел для новейшей оптографии. Подумать только: открытие еще не было совершено по-настоящему, а его уже попытались использовать в самых пошлых и низменных целях! Дальнейшее распространение метода приведет только к новым недоразумениям. На него будут возлагаться неоправданные надежды, а преувеличенное выражение характеров на снимках повлечет за собою обиды и ложные толкования. Нет-нет, я не хочу быть к этому причастен. Напротив, у меня появилась другая идея. Многие эффекты открытого мной метода оказались совершенно неожиданными, хотя, если вдуматься, ничего непредсказуемого в них не было. И мне пришло в голову, что можно опубликовать статью, в которой наш печальный опыт будет описан в теоретическом виде. Быть может, гипотеза о некоторых проявлениях новейшей оптографии заставит видных ученых задуматься и приостановить работы…
— Как это благородно, Непеняй Зазеркальевич! — с чувством произнесла Вереда. — Но чем же вы тогда станете заниматься?
— Оптография — невозделанное поле, ученому всегда найдется работа. Если мне не изменяет память, сегодня у нас в студии не слишком напряженный день?
— Да, Непеняй Зазеркальевич, всего один сеанс на два часа.
— Вот и прекрасно, будет время заняться статьей. Персефоний, я хочу, чтобы ты собрал наши лабораторные записи. Вереда, будь добра, расшифруй их и расположи в хронологическом порядке. Я подготовлю иллюзию для сегодняшнего снимка, а потом сяду за статью.
Иллюзию Сударый создал быстро и уже примерял ее в студии, когда вошла Вереда и сообщила:
— Вас спрашивает какой-то господин. Не из Рукомоевых, — поспешила добавить она, видя постное выражение лица Сударого.
— Что ж, пригласи…
В студию вошел человек с аккуратной бородкой, в идеально сидящем клетчатом костюме спортивного покроя.
— Непеняй Зазеркальевич?
— Совершенно верно, — ответил Сударый, приятно удивленный тем, что его имя не переврали. Вообще посетитель не казался похожим на тот класс людей, к которому принадлежали Рукомоевы, но Сударый не спешил расслабляться.
— Позвольте представиться: Колли Рож де Крив, оптограф. Прибыл в Спросонск вчера вечером, поэтому решил отложить визит до сегодняшнего дня. Читал вашу статью в «Маготехнике — юности», был очень впечатлен! В частности по этому поводу и хотел с вами поговорить — если, конечно, не отвлеку от дел…
— Что вы, что вы! — воскликнул Сударый, пожимая ему руку. — Очень рад вашему визиту, господин де Крив, читал ваши статьи, видел снимки и, поверьте, очень хотел познакомиться! Так вас заинтересовала статья о миниатюризации оптокамер?
— Вот именно. По-моему, идея камеры, которую можно удерживать в руках без помощи штатива, а в перспективе — и одной рукой, просто гениальна… Но я вас точно не отвлекаю?
Сударый заверил гостя, что конечно же нет, и пригласил в гостиную. По его просьбе Вереда принесла чай и разлила по чашкам. Видя отношение Сударого к визитеру, секретарша прониклась к нему доверием, и, когда выходила из гостиной, можно было расслышать, как она отвечает на тревожный вопрос Персефония, кого это еще черти принесли в их тихое ателье:
— Это совсем не то, что ты думаешь. Знаешь, кто он? Сам Рож де Крив!
У Сударого были чудесные работники, он не раз и не два встречал в Спросонске умных, образованных людей, но все-таки сильно — боже, как сильно! — соскучился вдалеке от столицы по настоящему профессиональному общению. И вот теперь он отдыхал душой, хотя похвалы Рож де Крива идеям миниатюризации и казались чрезмерными, так что заставляли смущаться. Он жадно впитывал рассказы о галереях и выставках, о виднейших спиритографах и их достижениях.
— Ручаюсь, молодой человек, мы с вами еще займем законное место в зале славы!
— Я уже пробовал сконструировать ручную камеру, но у меня ничего не получилось: зеркало не желает работать в ней, как в копировальном аппарате, и разрушает все заклинания.
— Все поправимо, мой друг! Нельзя остановить прогресс, вопрос лишь в том, кто первый сдвинет камень с мертвой точки. У вас есть идея, у меня — средства, и нас объединяет цель, ради которой стоит потрудиться! Уверен, ваши линзово-зеркальные объективы позволят оставить в прошлом старые, добрые, но такие громоздкие аппараты. Можно будет работать, что называется, на пленэре, можно будет непосредственно фиксировать ход жизни и делать снимки разумных, которые даже не подозревают о том, что находятся под прицелом объектива. Да, ученое сообщество не оценило ваших мыслей, но есть разумные хотя и далекие от магической науки, но лично заинтересованные в подобной работе. Собственно говоря, — слегка понизив голос и наклоняясь к Сударому с самым доверительным видом, сообщил Колли Рож де Крив, — я потому и приехал к вам в Спросонск, чтобы приватным образом обсудить одно весьма деликатное дело…
ГЛАВА 2,
в которой г-н Сударый опять рискует жизнью и, кажется, упускает возможность открыть нечто новое
— Вы бесчестное существо, Непеняй Зазеркальевич, — дрожа от негодования, сказал молодой человек. — Я вызываю вас на дуэль.
Сударый удивленно посмотрел поверх газеты на подошедшего к нему юношу не старше девятнадцати лет от роду в небрежно распахнутой шинели столичного университета. Красивое лицо его было бледно.
— «Существо», вот как? Не «разумный», не «человек», по крайности, а «существо», — озадаченно промолвил Сударый, сворачивая «Вести Спросонья» и откидываясь на спинку стула. — Присядьте, что ли, в ногах, говорят, правды нет. Присядьте и объясните, в чем дело, Залетай Высокович, — прибавил он, вспомнив имя юноши.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});