Среди ангелов - Ксения Викторовна Незговорова

– А за что любить эту недоразвитую? Да она всю жизнь будет висеть у меня на шее! – женщина с досады ещё сильнее сжала руку ребенка так, что та хрустнула.

– Вы не правы, – горячо заговорил собеседник. – Вы не знаете, чем она владеет.

– Да отойдите же вы! Не до вас сейчас, – она сделала попытку отодвинуть его.

– Одну минутку, – и человек что‑то быстро зашептал ей на ухо. Женщина слушала (сначала с явным недоверием), но он говорил так убедительно, что она выпрямилась и как будто о чём‑то задумалась, потом посмотрела на него, как бы спрашивая: «Вы уверены?» и перевела взгляд на Машу, которая опустила голову и ясно улыбнулась.

15 января

Говорят, если тебя ударили по одной щеке – подставь другую. Но я никогда не прощаю тех, кто меня обидел. Какое право они на это имеют?! Почему вообще человек делит людей на тех, кто ему симпатичен и кто отвратителен, и действует, исходя из собственного отношения?

Вот, например, преподаватель философии сразу же за что‑то меня возненавидел. Как только посмотрел, тут же понял, что во мне всё не так: и слушаю его якобы через раз, и много вольнодумничаю, и не пылаю должною любовью к его предмету. А я всего лишь ненавижу его так же, как и всех остальных. Мне противны его острые усы, чёрные глаза, плешь и крикливый тон. Я ненавижу его пальцы, которые постоянно мнут уголок страницы учебника, его пространные рассуждения о том, что человек – это центр Вселенной и всё разрушится, если человечество вымрет.

Но перед экзаменом я, конечно, всё вызубрил и потом ответил на свой вопрос точь‑в‑точь его словами, ничего не упустив. Он несколько раз подёргал свой галстук, откашлялся и, наконец, раскричался, что я самый нерадивый студент, который умеет только воспроизводить материал и не имеет собственного мнения. Я разозлился, сказал, что у меня есть свои взгляды на жизнь, высказал кое-какие соображения, касающиеся философии и человечества вообще, и был с позором отчислен из университета. Оказывается, я не имею права ненавидеть людей. Но как же любить того, кто ежесекундно доказывает, что любить его нельзя? И я поклялся отомстить этому человеку с острыми усами, потому что из‑за него я лишился будущего и всяких средств к существованию.

Всю ночь бродил по улицам, пока окончательно не вымотался. Шёл как пьяный, пошатываясь, ни на кого не глядя. Но чувствовал, что каждый прохожий вглядывается в моё лицо и каждый выдумывает про себя мою историю; все эти люди как будто знали, как я к ним отношусь, и мне казалось, что они меня тоже ненавидят и готовы при любом удобном случае затоптать ногами. Конечно, времена изменились, меня вряд ли сожгут на костре и, уж точно, не станут пытать, и всё‑таки я ощущал себя, как на пытке, точно стою – а они пускают в меня свои ядовитые стрелы. Это полное отчуждение, истинная разобщённость: я существую отдельно от мира людей, мир существует отдельно от меня. И уже никто не протестует, не борется, не сопротивляется. Все устроено таким и никаким другим образом по нашему обоюдному согласию… Я теряюсь, я задыхаюсь здесь… Отчаяние топит меня с головой.

Странник подошёл к самой сцене. Начался благотворительный концерт, и ему хотелось узнать, кому и как можно помочь. Наконец, он понял, что собирают деньги на операцию маленькой девочки и решил тотчас же перевести средства на счет её родителям. Но вдруг кое‑кто привлёк его внимание, и от неожиданности мужчина застыл на месте. Это был невысокий человек с лысиной и очень резким, неприятным голосом. Вот он поднимается на сцену и умоляет помочь его внучке, а путник смотрит на острые усы и нервно глотает слюну. Сомнений быть не может: это его преподаватель философии, из‑за которого ему пришлось пережить самые тяжёлые годы своей жизни. Странник выкарабкался из этой трясины: теперь у него было образование, деньги, чтобы заниматься благотворительностью, а главное – любовь к ближним. Но чего ему это стоило, сколько всего пришлось вынести и испытать, чтобы всего этого достичь! И тут вдруг является он, человек из прошлого, человек, которому странник когда‑то поклялся отомстить, человек, который сейчас нуждался в его помощи. А он стоял, не дыша, и вспоминал, вспоминал, вспоминал… Приходили на память неприятные эпизоды, возвращалось отвращение, прежняя ненависть, злость, дикий, животный гнев. Мужчина закрыл глаза и сосчитал шаги своего сердца. Он надеялся успокоиться, но с ужасом осознал, какая страшная битва между добром и злом ведётся в его сердце. Кто‑то должен наконец одержать сокрушительную победу. И он шепнул сам себе то самое, что шептал другим людям, что шепнула ему однажды одна девушка, воскресительница, что через долю мгновения он сам шепнул старому преподавателю. И чем больше слов говорил, тем ярче блестели его глаза, тем сильнее росло сознание необходимости помогать каждому. «Он не узнал меня, – думал человек, глядя в благодарные глаза философа. – Не узнал – и к лучшему».

И вот он собирается покончить с собой, чтобы сбежать от неразрешимых проблем. У него нет ни денег, ни работы, ни образования, нет друзей, которые могли бы помочь… Да, у него никогда не было друзей, он всё время держался как бы поодаль от амфитеатра страстей и был всего лишь молчаливым зрителем, боялся сделать хотя бы шаг вперёд, чтобы приблизиться, поворачивался и сбегал. Бежал, сознательно разрывая нити, связывающие его с другими, не признавался, что больше всего ненавидит самого себя, потому и не мог скрыться, освободиться от тумана в пределах своей головы… Кто‑то сел рядом с ним, как будто больше не было свободных скамеек. Уголком глаза он видел стройную фигуру, яркой звездой зажёгшуюся на фоне чёрной ночи. Юноша озлобленно клацнул зубами, он уже давно отвык от чьего‑либо присутствия. А девушка как будто этого не замечала, она пододвинулась ещё ближе и осмелела настолько, что положила руку на его плечо.

Отверженный вздрогнул и весь напрягся; сквозь щёлочки глаз он наблюдал за странной посетительницей и слеп от яркого света, исходящего от её волос, глаз, пальцев. Она улыбнулась, и такой простой была колдовская красота этой улыбки, что страдающий человек немного расслабился. Он одновременно ждал и боялся, что незнакомка заговорит. Что он мог ей ответить? Умеет ли вообще разговаривать с людьми или уже разучился? Спросить её о чём‑нибудь? Но о чём? Боже, какая бредовая мысль! Невозможно только терпеть это прикосновение… Он дёрнул плечами, намереваясь освободиться от руки незваной гостьи.

– Знаешь, когда Бог наказал