Смотри, как они умирают - Эд Макбейн

— Дело с магазином?

— Думаю, да.

— Точно, — вспомнив, подтвердил Бирнс. — Парень, который продает кокаин по поддельным рецептам. — Он удрученно вздохнул. — Вряд ли негодник проявится. В такую-то жару.

— Может, и нет, — отозвался Карелла.

— Всегда я выбираю не то время для отпуска, — пожаловался Бирнс. — Мы с Генриеттой не один месяц пытались вычислить правильное время. Я старший офицер, так что у меня привилегия первого выбора. И что? Я всегда ошибаюсь с хорошей погодой примерно на месяц. Стоит такая жара, что даже думать невозможно, потом наступает время моего отпуска, и начинается: или дожди, или постоянная хмарь, или, еще хлеще, из Канады приходит циклон со снегом. И такая ерунда каждый год. — Он помолчал несколько мгновений. — Н-да, каждый год. Хотя один раз отпуск удался. Мы ездили в Вайнярд. Погода тогда стояла отличная. — Он покивал, вспоминая.

— В любом случае отпуск не удается, — посетовал Карелла.

— Да? Это как так?

— Не знаю. Обычно у меня уходит пара недель на то, чтобы успокоиться, и как раз тогда, когда я начинаю расслабляться, приходит время выходить на работу.

— В этом году собираешься куда-нибудь?

— Вряд ли. Дети слишком маленькие.

— И сколько же им? — полюбопытствовал Бирнс.

— В июне исполнился год.

— Господи, вот время-то летит, — посетовал Бирнс и замолчал.

Лейтенант размышлял о том, что время пролетает, о собственном сыне, о том, что Карелла ему тоже вроде сына, а участок вроде семейного дела — как, например, кондитерский или бакалейный магазин, о том, как хорошо, что Карелла работает с ним.

— Что ж, разговорами о жаре делу не поможешь, — заключил Бирнс и снова вздохнул.

— Иногда… — начал было что-то говорить Карелла, но тут зазвонил телефон. Он снял трубку. — 87-й участок, детектив Карелла.

Голос на другом конце заявил:

— Я знаю, где скрывается Пепе Миранда.

Они увидели Сиксто, когда он выходил из аптеки. Лицо его пылало. Казалось, он готов расплакаться. Он часто моргал, как обычно делают, когда хотят отогнать подступающие слезы.

— В чем дело? — осведомился Зип. Он беспристрастно изучал Сиксто, словно на самом деле его не особенно интересовало, что же произошло с приятелем. — Твое настоящее состояние каким-то образом связано со мной? — с подозрением спросил он.

— Нет, — ответил Сиксто.

— Ты выглядишь так, словно кто-то огрел тебя бейсбольной битой.

— Нет.

— А что ты делал в аптеке?

— Купил колы. Пить захотелось.

— А я думал, что велел тебе следить за домом Альфи.

— С того места, где я сидел, было видно его дом, — попытался оправдаться Сиксто.

— Мы достали стволы, — ухмыльнулся Папа.

— Айда, — скомандовал Зип. — Куч собирает парней. Мы встретимся с ним у кафе.

Они пошли по авеню, в середине — Зип, по бокам — Сиксто и Папа. С ними Зип чувствовал себя уверенно. Он твердо шагал, расправив плечи и подняв голову, зная, что эти парни его команда, испытывал дружеское расположение к ним, чувствуя, что они связаны неразрывными узами, которые он не смог бы описать, даже если бы очень захотел. В ощущении этом не было никакой логики, потому что Зип осознавал, что он совсем не такой, как Сиксто или Папа. Один — маменькин сынок, а другой — недоумок. Но все же он не смог бы отрицать, что испытывает эмоциональное удовлетворение, шагая по авеню с этими двумя парнями — чем не генерал со своими адъютантами. Он верил, что его авторитет сильно окрепнет после того, как они прочистят мозги Альфредо Гомесу. Тут выражение «прочистят мозги» потускнело, и он очутился лицом к лицу с другим словом, куда более сильным и страшным. Убить. И от этого никуда не деться. Убить. Он мысленно повторил это слово. Убить. Мы убьем Альфредо Гомеса. Убьем.

К тому времени, когда они дошли до кафе, это слово стало значить для него не больше чем выражение «прочистить мозги». Куч уже ждал их. Он и два маленьких мальчика. Паркер, коп, уже ушел, а моряк все еще сидел в кафе, возможно, ждал, когда откроется «Ла Галлина», ждал юную испанку. Сначала эта идея понравилась Зипу. Он почувствовал гордость, догадавшись, почему моряк пришел именно сюда, поняв, что страсть его могла удовлетворить только горячая испанка. И тут же гордость его сменилась раздражением, и он мрачно подумал, что моряку здесь не место, он не имеет права изливаться в испанских девушек, словно канализационная труба в реку. Он нахмурился и злобно уставился в спину моряку, потом подошел к Кучу и его юным спутникам.

Один из мальчишек был одет в джинсы и белую, пропитанную потом тенниску. С носа у него текло, и он то и дело вытирал его тыльной стороной ладони, больше размазывая сопли по лицу. Ему было восемь лет.

Другой на год старше. На нем были шорты цвета хаки и синяя спортивная рубашка с короткими рукавами. На левом рукаве красовались нашивки сержанта армии. Он шаркал по тротуару ногой, словно стараясь стереть с асфальта что-то написанное мелом.

— Вот эти мальчишки? — спросил Зип.

— Надежные ребята, — ответил Куч.

Зип взглянул на того, у которого текло из носа.

— Тебя как зовут, малыш?

— Чико.

— А тебя? — повернулся он к другому.

— Эстебан, — ответил тот, продолжая стирать ногой с асфальта воображаемый мел.

— Куч все вам объяснил?

— Да, — шмыгнул носом Чико.

— Ты и Эстебан будете стоять по обеим сторонам лестницы. Будете прятать под рубашками пистолеты до тех пор, пока на сцене не появимся мы. Тогда отдадите их нам и останетесь где-то поблизости. Когда мы закончим, мы вернем пистолеты вам, и тут уж вы смывайтесь побыстрее. Сделаете?

— Да, я понял, — кивнул Чико.

— Да, да, — эхом отозвался Эстебан, нервно шаркая ногой. Похоже, он никак не может решить, то ли пуститься в пляс, то ли начать сердито топать. Нога его продолжала нервно выписывать круги по тротуару.

Зип глянул на часы:

— Так, вот-вот загудят колокола. Это будет первый сигнал к одиннадцатичасовой службе. Вы, малыши, не высовывайтесь, пока не услышите звон. Мы подойдем к углу в одиннадцать тридцать. Будьте готовы встретить нас. Вы меня слышите?

— Зип, а когда мы вырастем, ну, я и Эстебан, — сказал Чико, — ты примешь нас в свою банду, правда?

Зип усмехнулся и легонько притронулся к волосам мальчугана.

— Когда подрастете — конечно. А сейчас держите для нас пистолеты наготове.

— Я знаю, как стрелять, Зип, — не унимался Чико. — Я знаю, как надо хорошо стрелять.

Зип громко рассмеялся:

— Не в этот раз, Чико. У тебя еще есть время, чтобы…

Неожиданно громко прозвонили колокола и тут же затихли. Кто бы ни дернул за канат, это был фальстарт, возможно, канат выскользнул из рук звонаря, а возможно, у него свело судорогой пальцы. Как бы то ни было, тяжелое, гулкое «боммм» металла о металл прозвучало, вибрируя, и постепенно затихло. Мальчишки стояли в молчании, напряженно ожидая продолжения. И колокола ожили снова, их звон плыл в раскаленном июльском воздухе, сообщая людям о скором начале мессы, разливаясь по улицам, проникая в открытые окна, призывая в церковь прихожан и Альфредо Гомеса, независимо от того, что ждало его на ее ступенях.

— Вот оно, — облегченно выдохнул Зип.

Сунув руку за пазуху, он один за одним принялся выуживать пистолеты из-под рубашки. Джефф, сидевший в кафе, обернулся на звук колоколов, думая о Чайне, о ее улыбке. Он увидел, как первый пистолет перекочевал из руки Зипа в перемазанный соплями кулачок Чико. Не успел он моргнуть, как малыши спрятали все пистолеты за ремни своих штанов, выпустив сверху рубашки.

— Отлично, пошли, — скомандовал Зип.

Мальчишки усмехнулись ему в ответ, кивнули и побежали по улице. Джефф нахмурился. Резко развернувшись на табурете, он вернулся к своему кофе. Звон колоколов затих. Из дома напротив торопливо вышел старичок, остановился, одернул пиджак и заспешил в сторону церкви.

— Спокойное воскресенье, — заметил с улыбкой Луис, обращаясь к Джеффу.

Джефф промолчал. Четверо парнишек в пурпурных рубашках заняли позицию неподалеку от музыкального автомата. На улице снова воцарилась тишина. Шумная, наполненная людьми улица всего за несколько секунд перевоплотилась точно так же, как актер в водевиле щелкает пальцами и мгновенно превращается в клоуна, еще щелчок — и он уже во френче, а под носом у него маленькие черные усики, он — Адольф Гитлер. Теперь улица, залитая солнцем, превратилась в золотой коридор, ведущий к высокой арке через два квартала. Спокойная, сияющая улица была безмолвна, она ждала. Парни стояли у музыкального автомата, засунув руки в карманы. Они то и дело поглядывали в сторону церкви. Глаза их были прищурены от яркого солнечного света.

Девушка, вышедшая из-за угла, появилась на улице тоже словно в цирке. На ней был ярко-красный жакет, ярко-желтая шелковая юбка, пурпурные туфельки на шпильке. Головку ее украшала тяжелая копна черных волос. В руке она несла ярко-синий саквояж. Она шла довольно развязной походкой, желтая юбка туго натягивалась на ее вихляющих ягодицах и бедрах, тяжелые груди едва не вываливались из низкого треугольного выреза жакета. Казалось, нижнего белья на ней не было вовсе, но ей явно не было никакого дела до того, кто это заметит. Пуговицы ее жакета едва выдерживали натиск ее больших грудей, соски выпирали из-под тонкой ткани, бодро торча, словно стрелки двух компасов, указывающие на север. Словом, все ее прелести были на виду. Увы, это все, что она имела, и она предпочитала не прятать свои достоинства и не скрывать свою профессию.