Убежать от заклятья или Моя чужая жизнь (СИ) - Литера Элина

Рано утром меня проводили за ворота, где собирались повозки, уходящие еще дальше на восток. Волосы пришлось обрезать, но так даже легче.

Восток — так восток. Мне все равно, лишь бы подальше от Ларонса. В нашей повозке в этот раз пассажиров было немного, всего одна пара. Я растянулась на мешках с бобами и задремала.

Глава 8. Подмастерье шорника

В обозе ехали совсем небогатые люди, селяне по большей части, поэтому ночевали на опушке леса. Мне нечего было кинуть в общий котел, но свою порцию я отработала собирая хворост и раздувая огонь. Одеяла у меня не было, но возница позволил мне растянуться на тех же тюках и дал мешковину укрыться. Ночи настали теплые, и утром я проснулась хоть и голодная, но хорошо отдохнувшая. Увидев, что я ничего не ем, пара сельских тетушек подкормила "мальчика". Я не стала отказываться, но постаралась помочь всем, чем могла. Разговор "кто таков, куда путь держишь" заставил немножко поскрипеть мозгами, и я выдумала историю про сироту, которого обидела злая родня. Почти не соврала. Мама умерла пять лет назад, отец от меня отказался, значит, родителей у меня нет, а кузина Селия вполне за злую родню сойдет. Я показала, что умею делать с металлом, и посмотрев на раскаленный гвоздь, один из мужиков хлопнул меня по плечу и пригласил подмастерьем — шорнику в мастерской такой дар кстати.

Моего ветерка хватило, чтоб какое-то время отгонять пыль, поэтому для разнообразия я растянулась на полу повозки, рассматривала дорогу и думала. Когда я боялась разводиться с Александро, попасть в веселый дом рисовалось мне самым страшным страхом, самым ужасным ужасом, от которого может спасти только чудо. Видения нищеты, голода и веселого дома удерживали меня от решительного шага. В "Ателье мадам Саржетты" мне было очень страшно, но я выбралась оттуда. Сама.

И теперь еду к ремесленнику зарабатывать на кусок хлеба.

Я рассматривала дорогу и думала, что жизнь налаживается.

Зря я это.

***

Шорник выделил мне в мастерской угол с удобной лежанкой и показал, где небольшой рынок — купить еще пару штанов, рубаху и холстину мне не помешало бы. О том, как устраиваться с исключительно женскими напастями, я думала с содроганием. За околицей текла достаточно чистая речка, куда можно пробираться по вечерам, мыться и стираться. Но что делать осенью? А зимой? Я одернула себя. Ты, Арабелла, еще доживи тут до холодов. Как в ту самую речку глядела.

При шорнике мне жилось неплохо. Пока хватало сил, я плавила мелкие металлические детальки, соединяла их или придавала форму. Когда магия иссякала, помогала в работе с кожей. Ужинали за одним столом с семьей, только сажали меня на тот конец, где дети сидели. Кормили меня хоть и простой пищей, но вдосталь, и все вздыхали, что ростом я не вышла, невесту будет трудновато найти.

Два недели пролетели как один день, и я уже стала надеяться, что сумела перехитрить заклятие, когда деревенская молодежь зазвала меня на праздник середины лета. Я ни разу не видела подобных развлечений, но раз я играю простого паренька, придется идти. Там они меня и нашли, молодой пропойца по кличке Хрущ и его собрат по увлечению постарше Хныщ. Оглядевшись, чтоб никто на нас не смотрел, один из них толкнул меня плечом: — Дело есть. — Я не пью, — решила осадить любителей найти собутыльников. Они заржали. — Не пей. Только через два дня, когда шорник заказ повезет, дверку-то нам отопри. Что и где брать, мы сами знаем. Тебя не обидим, не боись. А чтоб шорничиха со своими отродьями не проснулись, сыпани им в похлебку вот этой травки. Она сонная, не боись, травить нам их незачем. Добро?

И так он произнес это "добро", что я поняла — про спокойную жизнь я подумала совсем зря. Совсем.

— Ежель ты с нами заодно, — подхватил другой. — мы и тебя прихватим. Нам в этой дыре делать нечего, мы в город собираемся, там с деньгами раздолье. Рожа у тебя гладкая, тебе простофили доверять станут, а остальное мы на себя возьмем. Мы втроем знаешь сколько зашибать смогем?

И ведь он совсем не врал. Молоденькие милые на лицо мальчики с хорошо подвешенным языком у таких личностей ценились. Где не пройдет кулак, там люди сами откроются.

— Слу-у-ушай, а мы ведь тебя и в девку могем переодеть. Ты ж как девка на морду, только голову чем покрыть, в юбку тебя, и готова! Будешь мужиков в таверне в комнату манить, мол, туда-сюда и это самое, а мы уж там их встретим. — Соглашайся! — от хлопка мое плечо чуть не переломилось.

Я вздохнула: — Посмотрим сначала, как тут пойдет.

Пропойцы кивнули и разошлись. Отказаться я не могла. Раз они открыли мне свой план, то либо я с ними, либо наутро искали бы, кто прирезал чужака в темноте. Точнее, чужачку. Я представила, как мой труп раздевают в сарае у старосты и содрогнулась.

***

Выслушав меня, шорник вздохнул: — Пьяниц этих мы возьмем, только ведь у них будет третий на страже стоять, и кто это, мы не знаем. А наутром он тебе горло перережет. Придется тебе уезжать.

Я чуть не взвыла с тоски.

Шорник поговорил со старостой. С вечера он перепрятал все ценное и уехал. Передав в соседнем селе товар надежному человеку, вернулся верхом и сел со старостиными сыновьями и затьями в засаду.

Семья шорника спряталась в погреб. Осталась только я в мастерской.

Услышав условленный стук, я отперла дверь и отлетела к стенке, отброшенная вбежавшим Хныщом. Морщась от боли в ударившемся о стенку плече, я влезла под стол и засела там, прижав в груди маленький кинжал. Забившись в угол я дрожала, сначала когда Хрущ с Хныщом глухо переговаривались, потом когда послышался рев старостиной армии, и по сквернословию неудачливых воришек я поняла, что обоих скрутили.

— Эй, малец, вылезай. Где он? — крикнул староста шорнику. — Да здесь должен быть, куда ему деваться.

Я осторожно выглянула, и староста тут же дернул меня за предплечье вверх. Я застонала от боли. — Что, стукнули тебя? — О стенку ударился. Пройдет. Не трогайте только. — Ну, что с мальцом делать будем? Сиплого мы взяли, только он же завтра будет рассказывать, что он тут мимо гулял. Денек мы подержим, потом дознаватель приедет, прикажет отпустить, и Сиплый тут же твоего мальца придавит. Мы, конечно, после дознавателей можем Сиплого и сами втихаря, только и он не дурак, чтоб нашего суда ждать. Да и ссориться с законниками нам не резон. Слыш, малец, день и ночь у тебя есть, чтоб убраться.

Я вздохнула. Между спокойствием деревни и пришлым парнем староста ожидаемо выбрал деревню. Вот и кончилась моя тихая жизнь. — Обоз какой-нибудь идет? — Не будет пока обозов. — На своих двоих я далеко не уйду. И в Ларонс назад мне нельзя. — Украл чего?

Я помотала головой. — Все то же самое. Слишком много знаю про темные дела. Судьба у меня такая.

Сели думать и придумали. Наутро староста взял лошадь у соседа и посадил на нее меня, а одного из сыновей отправил на своем коне рядом. За день доберемся до Мансеро, переночуем, и сын старосты Тео вернется с обеими лошадьми назад. Из Мансеро обозы в разные места ходят. Куда? А кто его знает, дальше никто не ездил. Карты в селе, конечно, не было.

Легли спать, когда небо уже серело над восточным краем поля. Завтра снова в дорогу.

***

Мы двигались бодрой рысью, так что, спать не получалось, хотя очень хотелось. Оставалось думать. После двух недель у шорника мой кошель чуть потяжелел — мужик расщедрился не только на жалование, но и подбросил сверху за риск. Староста дал еды дня на два, а если несильно наедаться, то на три. Я подумала, что пока, пожалуй, останусь парнем из предместий. Вот только с бумагами что делать... Впрочем, в такие места, где нужны документы, я соваться и не собиралась. Эх, был бы документ на мужское имя, можно было бы и впрям напроситься в ученики к ювелиру. В детстве я пыталась рисовать колье и серьги, скручивать их из стащенной у прислуги проволоки, но родители убили мои мечты на корню: женщине пристало носить украшения, подаренные мужем, а не делать их самой. Теперь в виде парня, я могла бы... Но нет, ювелиры — народ небедный, абы кого к себе не берут, бумагу непременно потребуют и еще рекомендации.