Владимир Храбрый. Герой Куликовской битвы - Виктор Поротников

Однако Дмитрий не спешил уезжать из Коломны, ему здесь нравилось. Город стоит на высоком холме, окруженный рвами и валами. Вокруг лежат леса и болотистые низины. Бывало, и отец Дмитрия подолгу жил в Коломне. Это ведь был удельный град Ивана Красного до его вокняжения в Москве.

По распоряжению Дмитрия Василий Вельяминов сразу после свадебных торжеств отправился обратно в Москву, прихватив с собой богатое приданое суздальской княжны. Дмитрий повелел тысяцкому убрать эти богатства в его сокровищницу.

Уезжая из Коломны, Василий Вельяминов посоветовал братьям Тимофею и Федору Воронцу не терять времени даром, делая все для того, чтобы опутать дочерью Федора серпуховского князя Владимира.

— Сей орленок со временем высоко взлететь может, помяните мое слово, — сказал братьям Василий Вельяминов. — Может статься, что Владимир и на московский стол вспорхнет! Ведь князь Дмитрий не вечен. И поздоровее его князья до срока в могилу сходили: кто от болезни, кто от меча вражеского, а кто и от яду… В жизни князей случается всякое. Поэтому будет лучше, ежели Владимир Андреевич станет нашим близким родственником. Благо он теперь в том возрасте, когда в юнцах пробуждается тяга к девичьим прелестям. А наша Кристина — ягода спелая. На нее всякий молодец облизнется!

Глава одиннадцатая. Борис константинович

Присутствовал на свадьбе в Коломне и младший брат отца невесты. Борис Константинович хоть и сидел на застолье с приветливым лицом, однако в душе у него копилась злоба против старшего брата, который отныне обретал сильную опору в лице своего зятя. Борис Константинович жил надеждой, что ему со временем удастся-таки прибрать к рукам Нижний Новгород, нужно лишь дождаться размирья между его старшим братом и московским князем. Теперь с этой надеждой Борису Константиновичу пришлось распрощаться.

Борис Константинович считал, что суздальские Рюриковичи знатнее и славнее по своим предкам Рюриковичей московских, а посему им надлежит стоять во главе Руси. Род Ивана Калиты происходит от младшего сына Александра Невского, и его возвышение связано с интригами московских князей, с милостью к ним ордынских ханов, но никак не со старинным родовым правом. Слабоволие его старшего брата, смирившегося с главенствующим положением Москвы, выводило из себя честолюбивого Бориса Константиновича, который мириться с этим не собирался. К неповиновению Москве подталкивала Бориса Константиновича и его жена Агриппина, дочь литовского князя Ольгерда.

На обратном пути из Коломны в свой поволжский удел Борис Константинович проезжал мимо Москвы, недавно заново отстроенной после пожара. Его поразил вид возводимой белокаменной стены, которая уже полукольцом охватила город, раскинувшийся на холмах над Москвой-рекой.

Прибыв в Городец-на-Волге, Борис Константинович после совета с женой и с ближними боярами решил действовать. Первым делом он отправил верного человека в Орду, дабы известить Мамая о строительной деятельности юного московского князя, который всю ордынскую дань тратит на свои нужды. Гонцом Бориса Константиновича к Мамаю стал литовец Вилкул, выдвинутый на это дело Агриппиной Ольгердовной.

Этой же зимой Борис Константинович наведался в Микулин к тамошнему князю Михаилу Александровичу, который доводился ему родней, поскольку был женат на его родной сестре Евдокии Константиновне. Михаил Александрович был объят еще большей злобой против московского княжеского дома, поэтому известие о том, что отрок-князь московский обносит свой стольный град каменной стеной, пробудило и в нем желание противодействовать возвышению Москвы по мере сил. Два князя заключили между собой тайный союз, вознамерившись объединить свои усилия в противостоянии Москве. При этом Борис Константинович собирался опереться на помощь из Орды, метя на нижегородский стол, а Михаил Александрович рассчитывал на поддержку Ольгерда, намереваясь согнать с тверского стола своего дядю Василия Михайловича.

«Надо покончить с мальчишкой Дмитрием, покуда он не возмужал и не наплодил наследников, — молвил Михаил Александрович с грозным блеском в глазах. — Коль нам удастся натравить на Москву татар и литовцев, тогда с подлым Калитиным родом будет покончено навсегда! Иначе повзрослевший московский князь рано или поздно с нами покончит. Он уже в столь юные годы во всем проявляет волчью хватку, совсем как его дед Иван Калита!»

Борис Константинович был полностью согласен со своим свояком, который, как и он, не желал прозябать в безвестности, имея столь родовитых предков-князей.

Глава двенадцатая. Постылая невеста

— Ну вот, братец, ныне тебе исполнилось тринадцать лет, пора и о женитьбе подумать, — сказал Дмитрий, потрепав Владимира по плечу. — Чего ты глаза вытаращил? Я-то женат уже, а моя Дуня вот-вот ребеночком разродится. Получается, скоро я отцом стану.

— Ты-то в пятнадцать лет под венец пошел, брат, — возразил Владимир. — Чего же мне спешить с этим делом? Я и учение-то книжное еще не завершил. Ларгий молвит, что не овладел я покуда ни греческой грамотой, ни латинской. По-славянски и то пишу с ошибками!..

— Для женитьбы большой учености не надо, братец, — сказал Дмитрий. — Ты — князь, поэтому тебе наследник нужен. Чем раньше он у тебя появится, тем лучше. И митрополит Алексей о том же говорит.

— Да Бог с тобой, брат! — Владимир вскочил со стула. — У меня и невесты на примете нету. И вообще…

— Невесту я тебе уже подыскал, братец. — Дмитрий мягко, но властно усадил Владимира обратно на стул. — Зовут ее Мария, ей тоже тринадцать лет, она из рода тверских Мономашичей. Отец ее умер от морового поветрия два года тому назад, а недавно и мать ее скончалась от неизлечимой хвори.

— А-а, ведаю, о ком ты говоришь, брат! — закивал головой Владимир, с недовольным прищуром взглянув на Дмитрия. — Эта тверская княжна уже второй год живет в Марьино у твоей тетки Марии Александровны. Ее ведь поначалу за тебя сватали, брат. Однако эта невеста тверская не приглянулась тебе, и ты не стал на ней жениться, выбрав себе суженую покрасивее! Остей рассказывал мне о сей тверской княжне, мол, зубы у нее кривые, нос безобразный и выглядит она мужиковато… Остей же ездил с тобой в Марьино на смотрины, брат. Не нужна мне такая невеста! — Владимир фыркнул и обиженно откинулся на спинку стула.

Этот разговор происходил в московском тереме Дмитрия, в светлице на втором ярусе, где хранились книги и различные бумажные свитки. Дмитрий любил здесь уединяться, читая что-нибудь интересное или сочиняя послание кому-нибудь. Для письма тут имелось все необходимое: гусиные перья, чистая бумага, черные и красные чернила. Имелись и круглые свинцовые печати с отверстиями для шнурка, эти вислые печатные штампы обычно подвешивались снизу к бумажному свитку.

Зная любовь Дмитрия к книжному чтению, его друзья и родственники часто дарили ему книги на русском и на греческом языке. Дмитрий неплохо читал по-гречески, поднаторев в ромейской грамоте благодаря митрополиту Алексею. Вот и на этот раз Дмитрий привел Владимира в свою библиотеку, желая показать ему новые книги.

Просмотр книг завершился самым неожиданным образом. Владимиру просто стало не до этого, поскольку его рассердила настойчивость Дмитрия, возжелавшего выдать за него тверскую княжну Марию.

— Скажи, брат, ты за этим и вызвал меня из Серпухова? — негодовал Владимир, захлопнув толстый фолиант в кожаном переплете с переводом на русский язык сочинений древнегреческого писателя Плутарха. — Твой гонец сказал мне, что ты зовешь меня в Москву по весьма важному делу. Это и есть твое важное дело?

— Не кипятись, братец, — примирительно произнес Дмитрий. — Выбор суженой тоже дело важное. Однако призвал я тебя сюда совсем не за этим. — Дмитрий тяжело вздохнул. — Вчера из Твери прибыли Василий Михайлович с племянником Еремеем Константиновичем с жалобой на тверского епископа, который неправедно рассудил их с микулинским князем Михаилом Александровичем.

Растолковывая Владимиру суть этой межкняжеской распри, Дмитрий вышел из-за стола и, по своей привычке, принялся расхаживать по светлице от дверей до глухой стены с полками и обратно. На нем была длинная светло-бежевая рубаха, расшитая серебристыми витыми узорами, стянутая на талии поясом. Довольно длинные волосы Дмитрия были скреплены на лбу узкой повязкой из мягкой кожи.

Владимир внимательно слушал Дмитрия, пересев от стола на скамью у бревенчатой стены, завешанной медвежьей шкурой.

В городке Вертязине, что лежит на Волге-реке близ Твери, недавно умер тамошний князь Симеон, старший брат Еремея Константиновича. Перед смертью Симеон завещал свой удел не родному брату Еремею, как полагалось по дедовскому обычаю, а микулинскому князю, состоявшему с ним в двоюродном родстве. Будучи старшим среди нынешних тверских князей, Василий Михайлович вступился за Еремея, вынеся это дело на суд тверского епископа. Тверской владыка неожиданно выступил на стороне микулинского князя, передав Вертязин в его владение. Василий Михайлович и Еремей Константинович не смирились с таким решением епископа, вознамерившись искать правды у митрополита и у великого московского князя.