Ирландия. Прогулки по священному острову - Мортон Генри Воллам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Склеп церкви Святого Михана — воистину комната ужасов!
7В три часа ночи мне вдруг пришло в голову, что пришла пора освободиться из объятий дружелюбного Дублина, надо увидеть и остальную Ирландию. Я понимал, что не смогу предстать перед своими новыми друзьями и просто сказать им:
— Все, я уезжаю!
Они наверняка бы ответили:
— К чему такая спешка? Подожди, давай-ка лучше опрокинем по стаканчику…
Я поддался бы уговорам и согласился. И потому я тайком договорился о такси, написал письма с извинениями и ранним утром, крадучись, словно преступник, покинул Дублин.
Глава третья
Церкви Глендалу, гонки и скачки
Я еду через горы к Глендалу и его церквям; слушаю легенду о святом Кевине и еду в Курраг, где смотрю на лошадей и посещаю конные заводы; присутствую на ирландских скачках и выигрываю деньги.
1Стояло теплое летнее утро. Я выехал рано, на траве блестела роса.
Вряд ли рядом с каким-либо другим большим городом можно встретить такую же дикую и пустынную местность, как холмы вокруг Дублина. Национальный парк Пик Дистрикт возле Шеффилда кажется небольшим сквером по сравнению с раскинувшимся на мили тоскливым, навевающим уныние торфяным болотом. Человеку здесь нет пристанища.
В часе езды от Дублина можно заблудиться. Будете ходить несколько дней, не встретив ни души. Если поранитесь, сляжете, да так и умрете в болоте, потому что шанс найти помощь у вас практически отсутствует.
Даже Дартмур показался мне менее диким, чем здешние места. Горы складками тянутся друг за другом: некоторые длинные, сравнительно пологие, другие — обрывистые, с острыми вершинами. Во впадинах неожиданно обнаруживаются глубокие озера, такие как Лох-Дан. Оно похоже на оторвавшийся от неба лоскут. Журча пробивают дорогу в болоте маленькие коричневые ручьи. Ландшафт представляет собой набор коричневых оттенков: болото напомнило темный шоколад; у воды цвет более глубокий, почти черный; трава — светлее, с каштановым отливом; у коричневой дороги выстроились темные пирамиды торфа.
Вечером горы синеют. В долинах поднимается белый туман и тонкой вуалью повисает между вершинами. Заходит солнце. Тихо, лишь ветер шевелит жесткую траву, да журчит вода, сбегая к долинам.
Кажется, ты попал на луну и видишь перед собой ее мертвые горы.
Я ехал в Уиклоу. Изумрудная зелень полей, дикая красота плато. Дорога опускалась и снова взлетала, являя взгляду широкие перспективы. Здесь я ощутил запах страны, дым торфяных пожаров, впервые разглядел лицо сельской Ирландии.
Это не комфортная английская земля. Нет в ней нашей спокойной уверенности. Пейзаж странный и незнакомый. Временами чудилось, будто я во Франции. Я не встретил здесь наполовину бревенчатых домов под соломенными крышами, не попались на моем пути и уютные постоялые дворы с вывесками вроде «Лисица и гончие» или «Лошадиная голова».
Домики здесь маленькие, одноэтажные, каменные, снаружи побеленные. На солнце их белизна слепит глаза. Некоторые домишки такие крошечные, что ребенок может принять их за жилище фей. Взрослые ирландцы часто выглядывают в окошки, размер которых не более салфетки. У всех домов, стоящих вдоль дороги, маленькие зеленые двери, словно предназначенные для размышлений. Человек может отворить верхнюю половину такой двери и задумчиво опереться на нижнюю половину, покуривая трубку и рассматривая окружающий мир. Так моряк, опираясь на леер, смотрит на море.
Когда эти двери открыты, можно заглянуть в полутемную комнатку. Там перед маленьким алтарем горит огонек·
В поле возле стада стоит фермер с трубкой в зубах и с палкой в руке. Он смотрит на дорогу. Его жена направляется в соседний город в тележке, запряженной осликом. По проселочным дорогам Ирландии ходят самые красивые в мире девушки. Одни маленькие, краснощекие, с темными глазами, другие — белокожие, голубоглазые, с веснушками на носу. У всех очень гордая осанка.
Я заметил простоволосую молодую женщину. В одной руке она держала корзину, в другой — завернутого в черную шаль ребенка. В ее внешности не было ничего крестьянского. Я обратил внимание на точеные черты лица и изящные щиколотки.
На ирландской дороге невозможно не встретить всадника. Я видел, как священник беседует с молодым фермером. Юноша, почтительно склонившись в седле, похлопывал лошадь. Его животное не походило на простую английскую кобылу: чувствовалась порода.
Цветов возле домиков я не приметил. Я ехал из одной деревни в другую и думал, что, будь я ирландцем, непременно создал бы общество цветоводов и посадил бы цветы во всех палисадниках. Но больше всего мне не хватало знаменитой доминанты английского пейзажа — деревенского трактира.
В каждом городе, разумеется, есть питейное заведение, названное по имени прошлого или нынешнего владельца — «У Кейси» или «У Демпси». Здания эти скучны до безобразия. Странно видеть их на земле, известной своим гостеприимством и хорошими манерами. В самое жаркое время дня на улице собираются многочисленные повозки — кэбы, двуколки, коляски, а иногда и запряженный в тележку ослик.
Надо всем этим — белыми домиками, зелеными полями в окружении каменных стен, над длинной дорогой-серпантином и неспешными стадами, бредущими по колено в пыли, — плывет сладкий запах горящего торфа. Я слышу мягкие ирландские голоса, вижу быстрые ирландские улыбки. Ощущаю музыкальную магию и в камне, и в кирпиче, и даже в том, что погребено под травой и прячется в кронах деревьев.
В музыке звучит едва слышная минорная нотка. Иностранец, возможно, вообще ее не различает. А вот ирландцы, мне кажется, слышат. Эта музыка струится из земли Ирландии, из воды в ручьях, из травы и полевых цветов. Мистическая мелодия, похожая на росу, падающую на землю.
Что это такое, я, вероятно, никогда не узнаю. Возможно, именно это имеют в виду люди, когда говорят, что Ирландия «трогает за живое».
Ощущение это тонкое, глубинное, древнее. Как его назвать — благословением или проклятием Ирландии? Этого я не знаю. Если бы можно было передать его в звуках, то, наверное, я уподобил бы его пению скрипки.
Я уверен в том, что эта минорная нота, ускользающая от уха, очень важна. Если бы человек мог слышать ее, он узнал бы все, что следует знать об Ирландии.
Ночью я вынул книги, которые вожу с собой, и просмотрел несколько сборников ирландской поэзии в надежде найти то, что могло бы помочь мне объяснить слабое ощущение, не передаваемое словами. Боюсь, мало людей без примеси кельтской крови способны понять здесь хотя бы слово. И в нескольких литературных произведениях я обнаружил интересное внимание к звукам Ирландии. Джон Миллингтон Синг постоянно рисует пейзаж с помощью звука. Вот, например, речь бродяги в пьесе «В сумраке долины»:
Пойдем же со мной, хозяйка, я не стану докучать тебе болтовней. Ты услышишь крик цапель над черными озерами, узнаешь голоса тетеревов да сов, жаворонков да дроздов, а когда дни станут теплее, не станешь слушать разговоры о приближающейся старости, потере волос и потухших глазах. Нет, на закате солнца ты услышишь красивые песни, и не будет старик у тебя под боком храпеть, как больная овца.
И речь Норы Бурк в той же пьесе:
Ты будешь сидеть у двери, такой, как эта, и видеть перед собой лишь туманы, стелющиеся по болоту, и слушать лишь ветер, плачущий в ветвях деревьев, поваленных бурей, да рев реки, вздувшейся от дождя.
И снова в пьесе «Источник святых»:
Чувствуешь, как пахнет распустившийся утесник? И если ты помолчишь немного, то услышишь ягнят, хотя река в долине почти заглушает их блеяние.
Прочтите стихи Фрэнсиса Ледвиджа:
И в час, когда окончится война, Пойду в холмы и снова запою, И шепот, как в былые времена, Из вереска наполнит песнь мою…