Ворон и роза - Сьюзен Виггз

— Я-то думал, что ты уже переросла такие шалости. Что ты делала в моей ступке?

— Чернила? — черные усы Маурико задергались от удивления. — Бог мой, в комнате для переписки рукописей полно чернил.

— Уже нет. Начальник снабжений армии запаса прислал приказ, по которому мы должны предоставить ему пятьдесят бутылок.

— Ох! Снова Бонапарте! — произнося имя на итальянский манер, Маурико поднял глаза и раскрытые ладони к небу. — В следующий раз он вытащит картошку из моей кастрюли. Я считал, что армия должна везти свои собственные припасы и снаряжение.

— К несчастью, у них оказался маленький запас чернил, — сказала Лорелея. Сгорая от нетерпения поскорее убраться отсюда, она чмокнула его в щеку. — Ты прощаешь меня, ведь правда, Маурико?

— Это была моя лучшая ступка, девочка.

— Я скажу Бонапарту, что он должен тебе новую ступку.

— Он плюнет тебе в лицо.

По улыбке Маурико девушка поняла, что прощена.

Лорелея бесшумно вошла в лазарет, чтобы не потревожить Вильгельма, если он задремал. Из-за окна доносился стук падающих капель. Таяли сосульки. Вильгельм очень тихо лежал на кровати, его глаза были закрыты, здоровую руку он подложил под голову. Полуденное солнце освещало его. Он умылся и побрился. Девушка заметила таз с водой и влажное полотенце на табуретке у кровати. Он лежал без рубашки. Лорелея с трудом отвела взгляд от его смуглой груди, покрытой темными завитками, и от плоского, мускулистого живота. Из-под повязки на голове выбивались длинные черные волосы.

Девушку охватило странное чувство. Еще неделю назад она смотрела на него, как на полуживого, пострадавшего в результате несчастного случая человека. Но сейчас, когда он начал поправляться, ее безразличие к нему как к мужчине улетучилось. «Слишком красив, чтобы доверять ему», — сказал отец Гастон. Он ошибался.

Лицо незнакомца было не просто красиво, оно было наделено редкой мужской красотой, сочетающей самоуверенность и абсолютное благородство. — Даже от одного взгляда на него ее наполняло тепло, которое считается грехом — грехом, в каком не хотелось признаваться в своей еженедельной исповеди.

— Вы спите? — прошептала Лорелея. Вильгельм открыл глаза. По его лицу медленно расплылась улыбка, и девушка почувствовала, как на ее шее часто запульсировала жилка.

— Я всего лишь отдыхаю, — ответил он.

На мгновение Лорелее захотелось, чтобы он посмотрел на нее как на женщину, а не как на неуклюжую девчонку, которая общается только с монахами.

Лорелея улыбнулась и отогнала от себя непрошеные мысли. Сколько же в ее голове всякой чепухи. Возможно, из его памяти стерлись все воспоминания о женщинах. Стояла удивительная весенняя погода. Видимо поэтому ее одолевали дурацкие мысли и желания.

— Как вы себя сегодня чувствуете? — спросила Лорелея, проворно взяв свою слуховую трубку. От ее пациента пахло душистым мылом отца Гастона.

— Отлично. Лучше, чем когда-либо, — ухмыльнулся он. После недельного пребывания в приюте Вильгельм уже ознакомился с его распорядком и привык к процедуре ежедневного осмотра. Он терпеливо сидел, пока она прослушивала его сердце и легкие и делала краткие записи на листе бумаги.

Закончив осмотр, Лорелея сняла с табуретки таз с водой и села.

— Вильгельм, вы должны быть со мной откровенны, — серьезно произнесла она.

Странная тень промелькнула в его глазах.

— Что вы имеете в виду? — прошептал он пересохшими вмиг губами.

— Я не думаю, что вы хорошо себя чувствуете, и готова поспорить на свою зеленую ленту, что раньше вы чувствовали себя гораздо лучше. Я не могу лечить вас надлежащим образом, если не буду знать, что у вас болит.

Его лицо расслабилось.

— Не беспокойтесь обо мне. Я ем больше, чем собаки отца Дроза, и сплю как младенец, — он улыбнулся. — Если что-нибудь заболит, я сразу же вам скажу.

— Обещаете?

— Слово чести.

Он приподнялся, опираясь на здоровый локоть, и обвел глазами комнату. Его взгляд на мгновение задержался на высоких окнах. Вильгельм мог видеть берег озера и отрезок дороги. Вдалеке Сильвейн вместе с другим послушником тянули сани, нагруженные дровами.

— Каждый занят подготовкой к прибытию армии, — объяснила Лорелея, перехватив его взгляд. — Отец Джулиан говорит, что нужно запастись дровами впрок. Скоро мы начнем готовить на плитах на улице.

— Вы обнаружили, кто обследовал снежный завал?

— Нет. Я спросила каждого, даже Эверарда. Я напрасно встревожила вас. Вероятно, в этом месте пытались найти ваших возможных попутчиков и следы были оставлены в то время, когда вас вытащили из-под снега. Я просто не заметила этого сразу, потому что была озабочена вашим спасением.

Он медленно, задумчиво кивнул, а потом произнес:

— Я хочу кое-что вам показать. Помогите мне сесть.

Лорелея обхватила его руками за плечи. Когда она приподнимала его, то старалась не обращать внимания на свои ощущения от прикосновения к теплому, чистому телу мужчины. Но девушке это плохо удавалось. Лорелее нравилась игра мускулов под ее руками, шелковистость и упругость его кожи. Человеческое тело было таким чудом. А тело Вильгельма…

— Вы хотите надеть рубашку? — спросила она.

— Нет.

Смущенная своим жгучим интересом к его обнаженному телу, девушка энергично тряхнула головой и поправила подушку за его спиной.

— Вот так. Удобно?

— Очень.

Она наклонилась, чтобы подоткнуть одеяло вокруг его ног.

— Откуда у вас эта лента для волос? — спросил Вильгельм.

Лорелея прикоснулась к изумрудного цвета шелковой ленте, плотно повязанной вокруг ее головы.

— Эверард, наш посыльный… Отец Джулиан поручил ему поспрашивать о вас. Возможно, у вас есть родственники, которые обеспокоены вашим исчезновением, — сказала она. Вильгельм побледнел. Девушка поняла это по-своему. — Вам плохо? Может быть, лучше прилечь?

— Со мной все в порядке, — безразличным тоном произнес он.

— Вам нравится моя лента? — спросила Лорелея, но тут же пожалела о своих словах. Слишком уж она заискивает перед ним, как собака, которая клянчит объедки со стола.

— Она… идет вам.

Девушка почувствовала, как неведомая ранее жаркая волна заливает ее щеки и уши. Чтобы скрыть смущение, она порылась в карманах своего жилета и вынула маленькую бутылочку, сделанную из цельного куска полированного рога.

— Вот чернила, которые вы просили. Я сама их приготовила. Вы так быстро израсходовали первую бутылочку.

— Я много, писал.

Со столика он взял полированную дощечку, которую Лорелея принесла ранее. Перевернув, он показал стопку аккуратно исписанных листов.