Уйти или остаться? - Владимир Алексеевич Колганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А может, всё-таки сделаем вам операцию?
— Нет!
— Вы счастья своего не понимаете. У нас разработана новая методика! Всё сделаем на высшем уровне, и на десять… нет, на пятнадцать лет забудете о том, что была какая-то там аденома.
Петру Ивановичу показалось, что врач готов рухнуть перед ним на колени — только бы уговорить. Но перспектива стать подопытным кроликом Петра Ивановича не устроила. И вот, разочаровавшись в докторах, решил самостоятельно разобраться в этом деле. Судя по всему, эффективное решение нашёл, потому как через год опухоль перестала расти, а отклонение результатов анализов от нормы значительно сократилось. Но об этом счастливом открытии можно прочитать в книге «Не болей! Памятка для выживающих» — оттуда же заимствован и приведённый текст с небольшими изменениями.
А теперь обратимся к тому, что обозначено в названии главы — к формуле жизни. Не могу утверждать, что такая формула существует, но кое-какие рекомендации рискну предложить вашему вниманию.
Понятно, что надо бы вести здоровый образ жизни, но почему-то не всегда так получается — то ли затягивает нездоровая среда по причине слабости характера, то ли плохая наследственность мешает, а может быть и так, что горишь и сгораешь на работе, не жалея себя. Бывает, что возникает риск потерять здоровье в результате неурядиц в личной жизни, но этой теме посвящена одна из предыдущих глав. Так что же делать? Если скитанья по докторам стали неизбежны, тогда не спешите верить всему, что они вам говорят, особенно если ссылаются на рекомендации Минздрава. Желательно провести сравнительный анализ советов нескольких врачей из частных клиник. Но если внутренний голос подсказывает, что врач думает прежде всего о том, как бы выкачать из вас побольше денег, тогда всё, что вам остаётся, это тут же встать и немедленно уйти. А дальше уж куда кривая вывезет…
Итак, вроде бы нашёл надёжное решение, хотя сомнения всё же остаются — а вдруг я ошибаюсь, и врачи желают нам добра, всё делают исключительно из лучших побуждений?.. Так и не успел найти ответ, потому что мысль была внезапно прервана сообщением, которое пришло по интернету: Ося извиняется за то, что случилось по завершении ужина в «Савое», и приглашает в гости. Может, он развеет мои подозрения относительно квалификации врачей и роли медицины в нашей жизни?..
Я прохожу через отделанную каррарским мрамором то ли аркаду, то ли подворотню. Миную двор с крохотным бассейном, где тихо плещутся золотые и оранжевые рыбки, и чуть поодаль в зарешёченном вольере что-то бормочет в полусне павлин. А вот и дом — бронзовые львята у подъезда, колоннада, массивная кованая медью дверь, и всё это увенчано огромным куполом. Словом, всё, как и положено, не хватает только флага. Да, здешний хозяин от скромности не должен помереть…
И вот уже поздний ужин плавно перетекает в задушевную беседу.
— Я, Вовчик, вам как Шаляпин Бунину скажу…
Эти вполне невинные слова заставили меня насторожиться, и даже недавний хмель из головы выветрился напрочь. Сравнение с Буниным любому литератору приятно, однако намёк на длительную эмиграцию положительных эмоций у меня не вызывал. Мне, в сущности, и дома хорошо, да и не сделал я ничего такого, чтобы рассчитывать на тёпленькое местечко где-нибудь в Париже или в Лондоне.
Тем временем Ося продолжил монолог:
— Я не пожарный, чтобы вас спасать по первому же требованию. Бросьте вы, дорогой мой, со всякой московской шантрапой водиться вроде всей этой совковой знати и прочих чинодралов-прихвостней! От них у вас одни лишь неприятности, не считая скудной пенсии. Кто мы и кто они?! У них же за душой, кроме Васисуалия блаженного и Кузьки Минина в холщёвой рубахе, подпоясанной пеньковою верёвкой, буквально ничего. Они же голь перекатная, босяки, холопы в двадцать пятом поколении, у них интеллекта ни на грош! — Ося перевёл дух и продолжал уже более спокойным тоном: — И совсем другое дело мы. У нас своя элитарная среда, выращенная в согласии с новейшими методами передовой науки. Можно сказать, целая оранжерея властителей дум и аристократов духа. Кто как не мы такого признания достоин?
— Ну, Ося, ты на этот раз не прав, — я хоть и испытывал к Осе благодарность за то, что накормил роскошным ужином в «Савое», но согласиться с ним означало бы подвергнуть уничижению всё то, что когда-то было для меня так дорого и неоспоримо, потому и говорю: — Аристократию духа, на мой взгляд, естественный отбор определяет, прежде всего. Многих уже забыли, а вот Карамзина мы помним. И Ключевского с Бердяевым, и Добролюбова. Тот же Сахаров упорно лез на трибуну съезда не только потому, что ему Боннер нашептала на ушко. Просто со временем почувствовал свою ответственность перед людьми. Если тебе многое дано, надо и отдавать людям тоже много.
— То есть аристократия определяется последействием, так сказать, по факту и делам, исключительно историческим путем? Я правильно, Вовчик, понимаю? Только по прошествии времени и в соответствии с тем, что подскажет память?
Ося никак не унимался, и не понятно было, зачем он вообще затеял этот разговор.
— Ну не присваивать же человеку звание аристократа ещё до того, как он успел что-то сотворить или вообще сподобился произнести хотя бы что-нибудь толковое. Для того, чтобы такое произошло, потребуется время. Кстати, Ван Гога, в моём понимании, аристократа постимпрессионизма, оценили даже не сразу после похорон. То же произошло и с Модильяни. Видимо, для всеобщего признания желательно, чтобы человек умер. Иначе зависть, интриги, конкуренты, где уж тут его достоинства-то оценить?
— Так, так. Ну а как же неоценённые заслуги? Их-то куда денете, если, к примеру, из ныне здравствующих кто-то незаслуженно забыт? — в словах Оси вроде бы наметилась обида.
— Незаслуженно, это как? Не заслужил? Или заслуг навалом, а его забыли? Или нет заслуг, а его вдруг вспомнили? Да с какой стати? — тут уже я начал заводиться, поскольку Осины вопросы начали меня доставать. — Может быть, всё проще, то есть у людей нет потребности помнить об этом человеке, воспоминание о нём ничего не даёт ни сердцу, ни уму.
— Вовчик! Ну что вы заладили про душу, да про
