Философские обители - Фулканелли

Эти здания — последние пристанища древней эзотерики, прибежища традиционной науки, столь редкие сегодня, и мы, невзирая на их предназначение, на их утилитарную сторону, относим их к области герметической символики и причисляем к художественным воплощениям высоких философских истин.

Угодно ли пример? Вот замечательный тимпан[34], украшавший в далёком XII в. ворота старого реймсского дома [V]. Сюжет его ясен и без пояснительной надписи. Под высокой аркадой, куда вписываются два других полукружья, учитель в назидание ученику показывает пальцем на комментируемый им отрывок на страницах раскрытой книги. Внизу молодой силач душит какое-то чудовище, судя по всему, дракона — видны лишь голова и шея зверя. Рядом — обнимающиеся юноша и девушка. Таким образом, Ведение предстаёт здесь повелителем Силы и Любви, демонстрируя превосходство разума над материальными проявлениями силы и чувства.

V. Реймс. Музей каменных скульптур. Тимпан дома XII в.

Могло ли быть, чтобы хозяин жилища, на стене которого выражена подобная мысль, не был каким-нибудь неизвестным философом? Как можем мы отказать себе в признании того, что этот барельеф — символическое воплощение замысла просвещённого ума, высокообразованного человека, склонного к учёным занятиям и служащего примером для других? Нет никакой причины исключать это здание из числа эмблематических творений, которые мы предполагаем исследовать, присвоив им название Философских обителей.

III. Средневековая алхимия

Ни одна из средневековых наук не могла, разумеется, ни соперничать славой, ни почитаться наравне с алхимией. У арабов под этим именем скрывалось сакральное, или жреческое, Искусство, которое они унаследовали от египтян и которое впоследствии с таким энтузиазмом воспринял средневековый Запад.

Относительно этимологии слова алхимия высказывались самые различные точки зрения. Пьер-Жан Фабр в своём Кратком изложении химических Секретов заявляет, что оно восходит к имени сына Ноя Хама, её создателя, и пишет алхамия. Анонимный автор одного любопытного манускрипта[35] считает, что «слово алхимия происходит от als (греч. соль) и химии, иначе плавления; название очень удачное, так как здесь использовано название столь замечательного вещества, как соль». Соль по-гречески действительно άλς, но χειμεία, взятое вместо χυμεία, алхимия имеет лишь одно значение: сок или жидкость. Некоторые производят слово «алхимия» от первого названия египетской земли, родины сакрального искусства — Кими (Kymie) или Кеми (Chemi). Наполеон Ланде не обнаруживает никакой разницы между словами химия и алхимия; он лишь добавляет, что приставку ал не нужно путать с арабским артиклем, она обозначает не что иное, как чудесное свойство. Те же, кто придерживаются противоположной точки зрения и считают, что здесь именно артикль ал и существительное «химия», отождествляют алхимию с истинной химией (chimie par excellence), или гиперхимией (hyperchimie) современных оккультистов. Мы же, со своей стороны, отметим, что фонетическая кабала предполагает тесную связь между греческими словами Χειμεία, Χυμεία и Χεύμα (текущее, льющееся, струящееся), обозначающими, в частности, расплавленный металл, само плавление, а также любое изделие из расплавленного металла. Мы видим тут краткое определение алхимии как металлургического метода[36]. Кроме того, мы знаем, что и название, и сама сущность алхимии основаны на преобразовании формы с помощью света, огня или духа. Таков, во всяком случае, истинный её смысл, на который указывает язык птиц.

Рождённое на Востоке, родине всего таинственного и сверхъестественного, алхимическое знание проникло на Запад тремя основными путями: через Византию, Средиземное море и Испанию. Решающим фактором послужили арабские завоевания. Любознательный трудолюбивый арабский народ, жадно тянувшийся к философии и культуре, народ-цивилизатор в высшем смысле этого слова, служил посредником, связующим Древний Восток со средневековым Западом. В истории развития человечества он играл примерно такую же роль, какую во взаимоотношениях Египта и Ассирии играли финикийские купцы. Арабы, учителя греков и персов, передали Европе знания Египта и Вавилона, присовокупив свои собственные достижения. Эти знания распространились по европейскому континенту (византийский путь) к VIII в. н. э. Кроме того, арабское влияние сказалось и по окончании походов в Палестину (путь через Средиземное море), ведь большую часть древних знаний принесли в Европу крестоносцы XII в. И наконец, на заре XIII в. новые элементы восточной цивилизации, науки и искусства, привнесённые в VIII в. из Северной Африки, проникают к нам через Испанию, увеличивая объём знаний, полученных нами из греко-византийского источника.

Первые шаги алхимии были робкими и неуверенными, но постепенно она осознаёт свою значимость и укрепляет свои позиции. Алхимия — этот экзотический цветок — стремится укорениться на нашей почве, и акклиматизация проходит успешно; алхимия набирает силу и вскоре расцветает пышным цветом. Её бурное распространение граничит с чудом. Ещё в XII в. ею едва занимаются — и то лишь в сумраке монастырских келий, — а в XIV в. она уже всюду, её влияние простирается на все классы общества, везде падаёт её яркий отблеск. Во всех странах среди различных сословий множатся ярые приверженцы этой таинственной науки. К алхимии приобщается дворянство, крупная буржуазия. Ей посвящают себя учёные, священники, князья, прелаты. Даже простые ремесленники, золотых и серебряных дел мастера, художники по стеклу, эмальеры, аптекари испытывают непреодолимое желание поработать с ретортой. Это не афишируют — королевские власти преследуют алхимиков, а папы мечут против них громы и молнии[37], — алхимией занимаются при закрытых дверях. Люди настойчиво ищут общения с философами — действительными или мнимыми. Те же предпринимают длительные путешествия с целью увеличивать багаж знаний или переписываются с помощью шифра с коллегами из других стран. Манускрипты великих Адептов — Зосимы Панополитанского, Останеса, Синезия, копии трудов Гебера, Разеса, Артефия вырывают друг у друга из рук. Книги Мориена, Марии Пророчицы, фрагменты книг Гермеса продаются на вес золота. Людьми умственного труда овладевает настоящая лихорадка, и по мере распространения братств, лож, центров инициации множится и число суфлёров. Немногие семейства избегают гибельной притягательности золотого миража, редкие из них не насчитывают в своих рядах практикующего алхимика, охотника за химерами. Воображение не знает удержу. Auri sacra fames[38] разоряет аристократа, приводит в отчаяние простолюдина, морит голодом любого, кто становится её жертвой и приносит пользу лишь шарлатанам. «Аббаты, епископы, врачи, отшельники, — пишет Лангле-Дюфренуа[39], — занялись ею (алхимией), она стала подлинным безумием своего времени. Конечно, у каждого века своя собственная болезнь, беда, однако, в том, что эта болезнь длилась дольше других, длится она и по сей день».

Какой страстью, каким духом, какими надеждами заражает эта проклятая наука дремлющие под звёздным небом готические города! С приходом ночи подспудное тайное брожение наполняет глубокие подвалы странными вибрациями, время от времени из подвальных окон вырываются мерцающие испарения, серным дымом поднимающиеся к островерхим крышам.

Слава Мастеров, пришедших следом за знаменитейшим Артефием (ок. 1130 г.), освящает реальность герметических истин и подогревает пыл потенциальных Адептов. В XIII в. это прозванный учениками Doctor admirabilis[40] известный английский монах Роджер Бэкон (1214–1292), чьё имя прогремело по всему миру. Затем настал черёд Франции, давшей Алана Лильского, доктора Парижского университета и цистерцианского монаха (ум. в 1298 г.), Кристофа Парижского (ок. 1260 г.) и мэтра Арнольда из Виллановы (1245–1310). В Италии в это время блистают Фома Аквинский, Doctor angelicus[41] (1225 г.) и монах Феррари (1280 г.).

Целая плеяда Мастеров появляется в XIV в.: Раймонд Луллий — Doctor illuminatus[42] — испанский монах-францисканец (1235–1315); английский философ Джон Дастин; вестминстерский аббат Джон Кремер; Ричард, по прозвищу Роберт Англичанин, автор Correctum alchymiœ[43] (ок. 1330 г.); итальянец Пьер Бон из Ломбардии; папа-француз Иоанн XXII (1244–1317); Гильом Парижский, вдохновитель создания герметических барельефов на портике собора Нотр-Дам де Пари; Жеан де Мен (Jehan de Mehun), no прозвищу Клопинель, один из авторов Романа о Розе (1280–1364); Грассеус, он же Хортуланус, комментатор Изумрудный скрижали (1358 г.); и наконец, самый известный, самый популярный Философ нашей страны, алхимик Николай Фламель (1330–1417).