Конан. Пришествие варвара (сборник) - Роберт Говард

– Ох, я же знал, что все это плохо кончится! – пролепетал он.

– Ты Промеро, секретарь покойного, я полагаю, – сказал Деметрио. – А ты?

– Энаро, кучер Каллиана Публико.

– Вид убитого хозяина, кажется, не слишком потряс тебя, – заметил Деметрио.

Темные глаза блеснули.

– А чего ты ждал? Кто-то сделал то, что я давно уже собирался сделать, да никак не мог решиться.

– Так, так! – пробормотал дознаватель. – Ты свободный человек?

В глазах Энаро мелькнула горечь, когда он распахнул куртку и показал выжженное на плече клеймо.

– Ты знал, что твой господин вернется сюда ночью?

– Нет. Вечером я подогнал карету, как обычно, к замку. Он сел, и я направил лошадей к его вилле. Но прежде чем мы выехали на Паллианову дорогу, он приказал мне возвращаться назад. Он показался мне очень взволнованным.

– И ты повез его обратно в замок?

– Нет. Он велел остановиться возле дома Промеро. Там он меня отпустил и приказал вернуться за ним вскоре после полуночи.

– Сколько времени было тогда?

– Только-только стемнело. Улицы были почти пусты.

– Что ты делал после этого?

– Вернулся в барак, где живут рабы, и оставался там, пока не пришло время забрать моего господина из дома Промеро. Я поехал прямо туда. Твои люди схватили меня, когда я разговаривал с Промеро на его пороге.

– Ты не догадываешься, зачем Каллиан решил навестить Промеро?

– Он не посвящает в свои дела невольников.

Деметрио повернулся к Промеро.

– Что ты знаешь об этом?

– Ничего.

Зубы секретаря стучали.

– Каллиан Публико входил в твой дом, как уверяет кучер?

– Да, господин.

– Как долго он там находился?

– Совсем недолго, а потом он собрался уходить.

– От твоего дома он направился в замок?

– Не знаю! – Голос секретаря сорвался на визг.

– Зачем он приходил к тебе?

– Чтобы… чтобы обсудить дела.

– Лжешь! – резко произнес Деметрио. – Повторяю вопрос: зачем он к тебе приходил?

– Не знаю! Не знаю! – истерически выкрикнул секретарь. – Я не имею к этому отношения…

– Заставь его говорить, Дионус! – приказал Деметрио.

Дионус сделал знак одному из своих людей. С жестокой ухмылкой тот подошел к задержанным.

– Знаешь, кто я такой? – угрожающе спросил он и уставился на свою жертву, которая шарахнулась в сторону.

– Ты Постумо, – испуганно ответил секретарь. – Во время допроса ты выдавил глаз девушке, которая не хотела выдать любовника.

Жилы на шее Постумо вздулись, лицо залила красная краска, когда он схватил человечка за ворот и так его повернул, что почти задушил беднягу.

– Говори, крыса! – зарычал он. – Отвечай дознавателю!

– Митра! Пощады… – пролепетал Промеро. – Я клянусь…

Постумо безжалостно ударил его по лицу слева, потом справа, швырнул на пол и пнул в пах.

– Пощады… – хрипел избитый секретарь. – Я все… все скажу…

– Тогда вставай, скотина! – загремел Постумо. – Нечего тут разлеживаться и скулить!

Дионус тайком бросил взгляд на Конана, желая узнать, впечатляет ли его эта сцена.

– Теперь ты видишь, что бывает с теми, кто бунтует против власти, – заметил он.

Полный презрения, Конан плюнул ему под ноги.

– Это слабак и дурак, – проворчал он. – Пусть только кто-нибудь из вас попробует схватить меня, и он получит возможность собирать свои кишки прямо с пола.

– Ты готов говорить? – устало спросил у секретаря Дионус.

Подобные сцены ему казались слишком однообразными.

– Я знаю только… – хрипло зачастил Промеро, с трудом поднявшись на ноги и поскуливая, как побитая собака, – что Каллиан вскоре после того, как я вернулся домой – а я оставил замок почти одновременно с ним, – постучал в мою дверь и отослал карету. Он угрожал мне, обещал лишить покровительства, если я расскажу об этом. Я всего лишь бедный человек, о господин, у меня нет ни друзей, ни связей. Не работай я на него, умер бы с голоду.

– Это твои проблемы, – буркнул Деметрио. – Как долго он оставался у тебя?

– Примерно за полчаса до полуночи ушел, сказав, что направляется в замок, но вернется ко мне, когда сделает задуманное.

– А что он задумал?

Промеро медлил, но испуганный взгляд на Постумо, который зловеще ухмыльнулся и показал огромный кулак, быстро развязал ему язык.

– Он хотел исследовать кое-что в замке.

– Но почему один и в такой тайне?

– Эта вещь не принадлежала ему. Она прибыла на рассвете с караваном откуда-то с юга. Люди из каравана знали не больше, чем другие люди из другого каравана, откуда-то из Стигии, – тем тоже поручалось попечение над вещью. Она предназначается Калантесу из Ханумара, жрецу Ибиса. Караванщику заплатили, чтобы вещь непременно была отдана Калантесу, лично в руки, но этот плут хотел двинуться прямо в Аквилонию, по дороге, которая минует Ханумар. Поэтому он решил, что может оставить ее в замке – пусть лежит под надежной охраной, пока Калантес за ней не пришлет. Каллиан согласился и пообещал отправить слуг к Калантесу известить о посылке. Но после того как караван ушел и я заговорил о посыльных, Каллиан велел умолкнуть и больше не заговаривать об этом. Он сидел, размышляя, перед предметом, который оставил здесь караванщик.

– Что за предмет?

– Вроде саркофагов, какие можно найти в старых гробницах Стигии. Только он круглый, похож на чашу с крышкой. Сделан из металла наподобие меди, но прочнее, на нем выбиты иероглифы, такие есть на древнейших менгирах Южной Стигии. Крышка притянута медными лентами, тоже покрытыми резьбой.

– Что же находилось в этой… чаше?

– Караванщик не знал. Упомянул только, что доверивший ему эту вещь сказал об уникальности реликвии, ее, мол, нашли в гробнице глубоко под пирамидой. Отправитель посылает ее жрецу Ибиса в знак глубочайшего почтения. Каллиан Публико полагал, речь идет о диадеме царей-титанов народа, который жил в темной стране еще до того, как туда пришли предки стигийцев. Он показал мне орнамент на крышке, который в точности повторял форму диадемы, такую, согласно легендам, носили чудовищные властители, в этом он готов был поклясться. Он твердо решился открыть чашу. Мой господин был одержим мыслью о легендарной диадеме, украшенной, как он знал из древних рукописей, невообразимыми драгоценностями – их добывала только древняя раса, – один-единственный камень из диадемы дороже, чем все сокровища нашего мира. Я отговаривал его. Однако незадолго до полуночи он приблизился к замку и там прятался в тени, пока стражник не ушел на противоположную сторону здания; затем открыл дверь ключом со своего пояса. Я тайком следил за ним от магазина шелков, пока он не исчез в замке. Тогда я вернулся домой. Если бы в чаше действительно обнаружилась диадема либо нечто другое, столь же ценное, он бы спрятал это в замке и быстро вернулся назад, чтобы наутро поднять большой шум и кричать на всех углах, будто воры вломились в музей и стащили собственность Калантеса. Никто не узнал бы, что он возвращался сюда, – никто, кроме кучера и меня, а ни он, ни я не отважились бы выдать его.

– А сторож? – бросил Деметрио.

– Каллиан не хотел, чтобы тот его видел. Он намеревался представить его сообщником вора и отдать в руки правосудия, – ответил Промеро.

Арус судорожно глотнул и смертельно побледнел.

– Где саркофаг? – спросил Деметрио.

Промеро указал.

– Ага, – пробормотал дознаватель. – Стало быть, прямо в том помещении, где на Каллиана и напали.

Бледный от страха Промеро вскинул узкие кисти.

– На караванных путях часто можно встретить статуи богов и редкостные мумии, но кто может так почитать жреца Ибиса, чтобы делать ему столь дорогой подарок, и притом как раз из Стигии, где до сих пор поклоняются подземному демону Сету, который обитает в темных склепах? Бог Ибис победил Сета, как только над землей загорелся рассвет, и Калантес всю жизнь числит жреца Сета среди своих врагов. Здесь что-то не так.

– Покажи нам саркофаг, – приказал Деметрио.

Промеро, помедлив, двинулся вперед. Все шли за ним, включая Конана, который явно не беспокоился об охране, не спускавшей с него глаз, и которым в настоящий момент владело исключительно любопытство.

Они миновали откинутую в сторону занавеску и очутились в комнате, освещенной слабее, чем коридор. По обе стороны находились двери, ведущие в другие покои. В стенных нишах стояли изваяния легендарных богов из далеких стран.

– Смотрите! – громко закричал Промеро. – Чаша! Она открыта – и пуста!

В центре комнаты стоял черный цилиндр, высотой почти в четыре фута и в поперечнике достигавший трех футов. Покрытая иероглифами тяжелая крышка лежала на полу рядом с молотком и зубилом. Деметрио приблизился к чаше и с удивлением принялся рассматривать загадочные письмена.