История государства Российского. Том X - Николай Карамзин

В письменном наставлении, данном Послам, достойна замечания статья о Царевиче Димитрии, где сказано: «если Паны упомянут о юном брате Государевом, то изъяснить им, что он младенец, не может быть у них на престоле и должен воспитываться в своем отечестве». Правитель готовил ему иную долю!

Нет сомнения, что Феодор, подобно отцу и деду, искренно хотел Королевского сана, чтобы соединить Державы, искони враждебные, узами братства, предлагая Вельможной Думе условия выгодные, с обещаниями лестными, с надеждами блестящими, — жертвуя миллионом нынешних рублей, и в противность главному Иоаннову требованию соглашаясь быть Королем избранным, с властию ограниченною, без всякого наследственного права для его детей или рода. Действительно ли мыслил Царь или Правитель ополчиться на Султана, чтобы завоеванием богатых земель Дунайских усилить Литву и Польшу, которые могли впредь иметь особенных Властителей и снова враждовать России? Но он для такого важного предприятия ставил в условие союз Императора, Испании, Персии, и не входил в обязательство решительное, прельщая воображение Панов мыслию смелою и великою. Готовый по-видимому к уступчивости и снисхождению для успеха в своем искании, Феодор оказал и хладнокровную непреклонность, когда Сейм безрассудно потребовал от него жертв несовместных с Православием, достоинством и пользою России.

Бояр наших, Степана Годунова и Князя Троекурова, именем Польской Думы остановили (12 Июля [1587 г.]) в селе Окуневе, в пятнадцати верстах от Варшавы, сказав им, что для них нет безопасного места в столице, исполненной неистовых людей воинских, мятежа и раздоров. Так было действительно. Духовенство, Вельможи, Рыцарство или Шляхта не могли согласиться в избрании Короля: Замойский и друзья его, в угодность вдовствующей супруге Баториевой, предлагали Шведского Принца, Сигизмунда, сына ее сестры; Зборовские — Австрийского Герцога, Максимилиана; Паны Литовские и Примас, Архиепископ гнезненский, — Феодора; а Султан, доброхотствуя Стефанову брату, грозил им войною, если они, вместо его, изберут Максимилиана или Царя Московского, врагов Оттоманской Империи. Так называемое Рыцарское коло место шумных совещаний, представляло иногда зрелище битвы: толпы вооруженных стреляли друг в друга. Наконец условились благоразумно прекратить междоусобие и выставить в поле три знамени: Российское, Цесарское, Шведское, чтобы видеть под каждым число избирателей, и тем решить большинство голосов. Знаменем Феодоровым была Московская шапка, Австрийским шляпа Немецкая, Шведским сельдь — и первое одержало верх: под ним стеклося такое множество людей, что друзья Австрии и Шведов, видя свою малочисленность, от стыда присоединились к нашим. Но сие блестящее торжество Российской стороны оказалось бесплодным, когда дело дошло до условий.

4 Августа Духовенство, Сенаторы, Дворянство обеих соединенных Держав с великою честию приняли Годунова и Троекурова в Рыцарском Коле, выслушали предложения Феодоровы и, желая дальнейших объяснений, избрали 15 Вельмож, духовных и светских, коим надлежало съехаться для того с нашими Послами в селе Каменце, близ Варшавы. Там, к удивлению Годунова и Троекурова, сии Депутаты встретили их следующими, неожиданными вопросами: «Соединит ли Государь Московский Россию с Королевством так, как Литва соединилась с Польшею, навеки и неразрывно? приступит ли к Вере Римской? будет ли послушен Наместнику Апостольскому? будет ли венчаться на Королевство и приобщится ли Святых Таин в Латинской Церкви, в Кракове, от Архиепископа Гнезненского? Будет ли в Варшаве чрез 10 недель? и напишет ли в своем титуле Королевство Польское выше Царства Московского?» Бояре ответствовали: «1) Государь желает навеки соединить Литву и Польшу с Россиею так, чтобы они всеми силами помогали друг другу в случае неприятельского нападения и чтобы их жители могли свободно ездить из земли в землю: Литовцы к нам, Россияне в Литву, с дозволения Государя. 2) Он родился и будет жить всегда в Греческой Православной Вере, следуя святым обрядам ее; венчаться на Королевство должен в Москве или в Смоленске, в присутствии ваших чинов Государственных; обязывается чтить Папу и не мешать действию его власти над Духовенством Польским, но не допустит его мешаться в дела Греческой Церкви. 3) Царь приедет к вам, когда успеет. 4) Корона Ягайлова будет под шапкою Мономаха, и титул Феодоров: Царь и Великий Князь всея России, Владимирский и Московский, Король Польский и Великий Князь Литовский. Если бы и Рим Старый и Рим Новый, или Царствующий град Византия, приложились к нам: то и древнего, славного их имени Государь не поставил бы в своем титуле выше России».

«Итак, Феодор не желает быть нашим Королем, — возразили Паны: — отказывает решительно, обещает неискренно; пишет, например, что его войско готово защитить нас от Султана: Турки обыкновенно впадают в нашу землю из Молдавии с Дуная, из Трансильвании, от Белагорода; а войско Московское далеко, еще далее Астраханское и Казанское. Султан, Цесарь, Шведы грозят нам войною в случае, если изберем Короля не по их желанию: что же даст нам Царь, и сколько денег будет давать ежегодно для содержания рати? ибо у нас довольно своих людей: Московских не требуем. Деньги нужны и для того, чтобы усилить сторону ваших доброжелателей на Сейме. Знаете ли, что Император за избрание Максимилиана обязывается тотчас прислать Вельможной Думе 600 тысяч золотых и ежегодно присылать столько же в течение шести лет; а Король Испанский 800 тысяч и столько же ежегодно в течение осьми лет?» — Послы сказали: «У Царя готово многочисленное легкое войско для вашей защиты: Козаки Волжские, Донские и самые Крымцы: ибо Ханом их будет присяжник Государев, Сайдет-Гирей. Царь намерен помогать вам и казною, но без всякого обязательства. Хвалитесь щедростию Австрии и Короля Испанского; но рассудите, что благоверный Царь желает венца Королевского не для своей пользы и чести, а единственно ради вашего спокойствия и величия. Сколько лет Христианская кровь лилася в битвах Россиян с Литвою? Государь мыслит навеки удалить сие бедствие; а вы, Паны, не думая о том, весите золото Испанское и Австрийское! Да будет, как вам угодно; и если казна для вас милее покоя Христианского, то знайте, что Государь не хочет быть купцем, и за деньги ему не надобно доброжелателей, ни вашего Королевства; не хочет питать сребролюбия людей бесчувственных ко благу отечества и вооружать их друг на друга в мятежных распрях Сейма: ибо не любит ни драк, ни беззакония!»

Сия твердость произвела сильное действие в Депутатах: они встали, несколько минут рассуждали между собою тихо и наконец с досадою объявили Послам, что Феодору не быть на престоле Ягеллонов; когда же Годунов и Троекуров предложили им отсрочить избрание Короля и послать Вельмож в Москву для новых объяснений с Царем, Кардинал Радзивил и другие Депутаты отвечали: «Вы смеетесь над нами. Из всех краев Литвы и Польши мы съехались в Варшаву, живем здесь осьмую неделю как на войне, тратим спокойствие и деньги; а вы хотите еще другого Сейма! Не разъедемся без выбора»; Тогда Феодоровы Послы советовали им избрать Максимилиана, благоприятеля России. «Не имеем нужды в ваших наставлениях, — сказали Паны с грубостию, — нам указывает Бог, а не Царь Русский». — Хотели по крайней мере заключить мир, но также не могли согласиться в условиях: Литва требовала Смоленска и земли Северской, а Феодор Дерпта. Разошлися с неудовольствием; но сим еще не кончились переговоры.

В сей самый день и в следующие были жаркие прения между государственными чинами Сейма, друзьями Австрии, Швеции и России. Первые, особенно Духовенство и все Епископы, говорили, что совесть не дозволяет им иметь Королем иноверца, еретика; а единомышленники их, светские Вельможи, прибавляли: «естественного, закоренелого врага Литвы и Польши, который сядет на Королевство с тяжким могуществом России, чтобы подавить нашу вольность, все права и законы. Вы жаловались на угнетение, когда Стефан привел к нам несколько сот Гайдуков Венгерских: что будет, когда увидим здесь грозную опричнину, несметные тысячи надменных, суровых Москвитян? Поверите ли, чтобы они в гордости своей захотели к нам присоединиться? Не скорее ли захотят приставить Державу нашу к Московской, как рукав к кафтану?» Другие унижали Феодора, называя его скудоумным, неспособным блюсти Государство, обуздывать своевольство, дать силу Королевской власти, прибавляя, что он едва ли чрез шесть месяцев может быть к ним, а Турки, непримиримые враги Царя, завоевателя двух или трех Держав Мусульманских, успеют между тем взять Краков. Вельможи нашей стороны возражали так: «Первый закон для Государства есть безопасность: избранием Феодора мы примиряем врага сильного, Россию, и находим в ней защиту от другого, не менее опасного: от Турков. Султан запрещает нам возвести Феодора на престол Королевства; но должно ли слушаться неприятеля? Не должно ли именно сделать, чего он не желает? Что касается до Веры, то Феодор крещен во имя Святой Троицы, и мы знаем, что в Риме есть Церковь Греческая: следственно Папа не осуждает сей Веры и без сомнения дозволит ему в ней остаться, с некоторыми, может быть, условиями. Феодор великодушно освободил наших пленников, усмирил мятежи в своем Царстве, два раза победил Хана; желает в духе любви соединить Державы, коих взаимная ненависть произвела столько бедствий, и будучи Властителем Самодержавным, господствовать именем закона над людьми свободными: где же его скудоумие? Не видим ли в нем Монарха человеколюбивого и мудрого? мог ли бы он без ума править Россиянами, непостоянными и лукавыми? К тому же скудоумие Властителя менее гибельно для Государства, чем внутренние раздоры. Мы замышляем не новое: сколь многие из вас, до избрания и после бегства Генрикова, хотели Царя Московского, в удостоверении, что Иоанн оставил бы тиранство в России, а к нам прибыл бы только с могуществом спасительным? Переменилось ли что-нибудь с того времени? разве к лучшему: ибо Феодор и в России не тиранствует, но любит подданных и любим ими».