Умри ты сегодня, а я завтра или Мужчины для досуга - Светлана Бестужева-Лада

— Валерия убили, — неожиданно для самой себя сказала я.

Сформулировала вслух то, что не давало мне покоя всю ночь и все утро. Сформулировала — и ужаснулась тому, что получилось в результате моих размышлений и воспоминаний.

— Ты сошла с ума! — взвизгнула Нина. — Откуда этот дикий бред? Врачи установили, что он умер от сердечного спазма, ты же сама так сказала…

— Но не известно, что показало бы вскрытие, — заметила я, но Нина, похоже, меня не услышала и продолжала на повышенных тонах:

— И потом за что его было убивать? Кому? Как? Если из-за квартиры, то тебя бы тоже не оставили в живых. И мы с Игорем не наследники…

Трубка выскользнула из моих рук и связь прервалась. Нина определила причину убийства очень точно. И навела меня еще на одну интересную мысль: почему, действительно, меня тоже не отправили на тот свет? Зачем понадобилось тратить деньги на покупку мне хоть какого-то жилья? Могли хапнуть всю квартиру — и привет.

А затем, ответила я сама себе, что у меня есть мой наследник. И, случись что со мной там, на Пречистенке, пришлось бы откупаться от моего сына. А заодно — иметь дело с его отцом, моим первым мужем, который, в отличии от меня, обоими ногами стоит на земле, в житейских делах отлично разбирается и не только своего не упустит, но и чужое при возможности прихватит, если повезет. Им это было нужно? Наверное, нет. Наверное, поэтому меня и пощадили — просто выкинули подальше. И уж, конечно, никому в голову не могло прийти, что я потащу за собой на новую квартиру этот жуткий диван. Ведь действительно я ни при каких условиях не должна была его перевозить.

Следом за этой мыслью возникла и вторая, не менее интересная. Да, врачи сказали, что смерть наступила в результате сердечного спазма. Но ведь вскрытия не производили — Нина воспротивилась, мне было не до того. А диагностика наших измученных и задерганных врачей со «Скорой помощи» общеизвестна: либо пациент жив, либо пациент мертв. Истинную причину смерти устанавливают лишь в том случае, если она была насильственной. И то — не факт.

Интересные мысли посыпались одна за другой. Нина сказала, что видела экс-супругу Валерия года три тому назад. А та внушала мне, что не общалась с Ниной с момента развода. Кто врал, а кто говорил правду? Впрочем, врать могли обе. Скорее всего, они поддерживали отношения все время — отсюда нежелание Нины встречаться с братом. И я, идеалистка несчастная, своими собственными руками… Что — своими собственными руками? Кажется, я дошла до того, что подозреваю в убийстве ближайших родственников Валерия. Не заинтересованных, как правильно сказала Нина, в его смерти. Н-да, с этим уже нужно к психиатру, а ни в какую ни в милицию.

Я забыла о том, что все еще держу в руках трубку телефона, из которой несутся сигналы отбоя. Наконец, догадалась положить ее на место и аппарат тут же зазвонил. Нина?

— Натали, — услышала я единственный и неповторимый голос Масика, — что происходит? Вчера я ждал твоего звонка до десяти вечера, сегодня ты тоже не позвонила, хотя с кем-то болтаешь по телефону. В чем дело?

Если я — Натали, значит, провинилась. В какой-то степени я действительно не права, но выяснять отношения мне в данный момент хотелось меньше всего. Да и вообще выяснять, если уж на то пошло. Помочь мне Масик явно не мог, а вот осложнить жизнь, и без того слишком уж в последнее время интересную — запросто, как от нечего делать.

— Извини, — быстро сказала я, — поздно пришла, проспала, до сих пор не в себе. Даже за работу еще не садилась.

— Ты? — поразился Масик. — А чем же ты занимаешься?

Похоже, я действительно либо работаю, либо общаюсь с моим дорогим тенором. Третьего не дано, если я, конечно, дома. Права Галка, стопроцентно права: я спряталась ото всех и всего, как улитка в раковину, и добром это не кончится — хоть к гадалке не ходи.

— Убираю квартиру, — честно ответила я.

— Зачем? Я к тебе сегодня не собираюсь.

Очень мило! Другого повода убрать квартиру у меня, конечно же нет. Только ради ненаглядного. Справедливости ради, стоит сказать, что и ради него это почти никогда не делалось — так, чисто символически. Удивительно, что до сих пор не заметил. Впрочем, за умными разговорами, да за мечтами о супружеской идиллии, некогда было обращать внимание на бытовые мелочи.

— Где ты была так поздно? — продолжал допытываться Масик. — Сколько раз я тебе говорил, что одной ходить вечером по городу опасно. В нашем районе, например, орудует маньяк, который нападает на одиноких женщин и режет им лица бритвой.

Подбодрил, спасибо! Знал бы ты, что мне, как выяснилось, совершенно не обязательно в поисках приключений выходить на улицу. Мне их прямо на дом присылают, причем бесплатно.

— Меня проводили, — брякнула я, не подумав о последствиях. — До квартиры.

— Кто? — забронзовел голосом мой собеседник.

— Какая разница? Мужчина.

— Что значит, какая разница? Огромная! Мне это не нравится. Постарайся, чтобы этого впредь не было. И далеко вы с ним зашли?

— До упора, — разозлилась я. — До тех пределов, которые ты можешь себе нафантазировать. Я, правда, не понимаю, почему должна давать тебе отчет о моих поступках. Ты мне не муж и даже не любовник, если уж на то пошло. Как говорится: правов не имеешь.

— Не понимаешь? Мы же любим друг друга, разве нет? Я не хочу, чтобы моя любимая женщина вела себя так непростительно легкомысленно. К тому же ты на редкость непрактична и доверчива, как дитя малое. Скажу больше: я собираюсь в ближайшем будущем познакомить тебя с мамой, но она — человек старомодный и строгих правил. Если и дальше ты намерена себя вести так экстравагантно, то… то… просто не знаю, как мне поступить…

— Очень просто, — прорвалась я сквозь завесу его красноречия, провожать меня самому. Хоть изредка ходить со мной туда, где я бываю. Тогда не придется подозревать меня черт знает в чем. Я не могу все время сидеть в четырех стенах и общаться только с компьютером. Мы ведь даже гулять уже не ходим, не говоря о поездках куда-то.

— Но я же не мог пойти вчера, — обиделся Масик, — и ты это прекрасно знаешь. По будням мы с мамой смотрим «Графиню де Монсоро».

— Ты предлагаешь и мне смотреть эту белиберду?

— Нет, но ты могла остаться дома и заняться чем-нибудь еще…

Разговор зашел в обычный тупик. Наши привычки и образ жизни категорически не совпадали, но Масик упорно не желал это признавать из каких-то одному ему ведомых соображений. О взаимной любви тоже разговора не было: он просто объявил, что я — его любимая женщина, и на сем успокоился. Меня же вообще не спрашивали, да и с какой, собственно, стати? Женская доля такая — гордо назваться избранницей. Да черт меня побери, наверное, радиация все-таки очень сильно подействовала, если я до сих пор не разобралась в ситуации. Какой нормальный человек ведет себя с женщиной, на которой вроде бы собирается жениться, таким идиотским образом?

— Я тебе позвоню, — снизошел до полупрощения Масик. — Сегодня вечером. Если не слишком поздно вернусь, конечно. У меня тоже дел хватает.

Спрашивать, откуда вернется и куда идет мой ненаглядный, категорически воспрещалось. Частная жизнь на то и частная, чтобы в нее не лезли. Умудренная опытом, я вопросов не задавала. Но подумала, что о радиоактивном диване надо бы рассказать. Масик до смешного трепетно относится к своему здоровью и, возможно, от облученной дамы предпочтет держаться подальше.

Я положила трубку и какое-то время размышляла: не перезвонить ли Нине? Решить не успела, потому что аппарат снова ожил.

— Наташа, — услышала я смутно знакомый голос, — добрый день, это Андрей. Как вы себя чувствуете?

— Я себя чувствую, по-моему, это уже неплохо. Какие-нибудь новости?

— У меня? Нет, я просто хотел узнать, как ваши дела. Вы вчера выглядели такой утомленной…

Я думаю! После всего, что на меня свалилось слон бы выглядел утомленным, а не то что слабая женщина.

— Никак. Даже работать не могу. Голова занята совсем другими вещами. Подозрения какие-то дурацкие…

— Надеюсь, вы ими ни с кем не делились? Мне дело представляется достаточно серьезным, чтобы не болтать о нем лишнего.

— Не делилась, но если я буду все время крутить это в голове, то сойду с ума. Или напьюсь в лоскуты.

— Ни в коем случае! Если хотите, я приеду. Напивайтесь при мне.

— Вам нравятся пьяные женщины?

— Нет, конечно, кому они могут нравится? Но в принципе пить в одиночку — последнее дело. Так мне приехать? Без выпивки, разумеется…

Я представила себе одинокий вечер, один из многих и многих за последнее время, и мне стало безумно тоскливо. Даже на Масика рассчитывать не приходится, он скорее всего и не позвонит, чтобы я глубже прочувствовала свою вину. Ладно, в последний раз дам себе поблажку, а потом — работать. Два дня по полторы нормы — и все наладится.