Я и ты - Ольга Приходченко

Мои отцовские чувства понятны, и, наверное, мне простится, что они снова увели меня с наезженной тропы изложения своих собственных воспоминаний. Что делать, если в голове роем столько всего разного крутится и одно перебивает другое. Да и за литературными изысками для эстетов не гонюсь, не та цель передо мной. Настя и студенткой факультета иностранных языков продолжала практиковаться в языке, выезжая с волейбольными командами за рубеж. Тяжелее всего пришлось с питерским «Автомобилистом». Его главный тренер, он же главный тренер непобедимой в ту пору сборной страны Вячеслав Платонов, был нарасхват у прессы. Анастасия отдувалась на синхроне, растягивающемся порой вместо обусловленных заранее десяти-пятнадцати минут на час и более.

– Настя, не стесняйся, бери с них деньги за это, что задаром отдуваться, – после одного из таких интервью, в бельгийском Маасейке, заметил на полном серьезе Вячеслав Алексеевич.

Спорт, олимпизм для Анастасии стали определяющими при выборе темы для диплома. На правах давнего знакомого (мы вместе трудились еще на московском чемпионате мира 1966 года по фехтованию) я попросил консультировать ее зампреда Спорткомитета и Олимпийского комитета страны, доктора педагогических наук Владимира Сергеевича Родиченко. Родиченко, дока в олимпийских делах больше, чем кто-либо другой, был придирчив, требователен, но справедлив. Настя возвращалась от него с немалым числом пометок и замечаний, на исправление которых Владимир Сергеевич отводил ей не более трех дней. Поправки надо было вносить не только в русский, но и в английский текст.

– Вот видишь, мы не зря старались, моя оценка совпала с оценкой госкомиссии, – поздравлял он меня после Настиной защиты диплома на «отлично». – Буду рекомендовать ее работу для библиотеки института физкультуры.

…Все хорошо, все красиво, только ответа на волнующий его вопрос саудовский вельможа в Тбилиси так и не дождался и укатил обратно к себе домой без столь желанного сувенира. И причина была даже не в том, что таких машин единицы и они делаются по спецзаказу. Долго мудрили-мудрили над ценой, да так и не установили. Бесценным товаром оказался ЗИЛ.

Конечно, заполучить в госказну лишний миллион долларов, а то и больше, не помешало бы. И все-таки благодаря саудовцам бюджет, во всяком случае республиканский, удалось прилично пополнить. Опять же спасибо важному гостю из Эр-Рияда. С собой в Тбилиси он прихватил человек тридцать свиты и обслуживающего персонала. Повеселились они на славу, уж твердую американскую валюту не жалели. Прошла даже негласная команда: постараться как можно дольше задержать делегацию. А как? Путь был один: выход сборной Саудовской Аравии в следующий круг, что гарантировало еще как минимум неделю пребывания. И ведь все шансы были; лишь под занавес матча бразильцам удалось распечатать ворота саудовцев весьма сомнительным голом. В итоге равное количество очков с испанцами, устроить бы переигровку, но регламент этого не предусматривал, калитка захлопнулись перед саудовцами, они меньше забили.

Вторая переигровка Гомельского

А вот у Гомельского переигровка, еще одна, да какая, случилась. Однако это совсем другая история. Она, по мере раскручивания, обрастала догадками, разными небылицами, а как было по-настоящему, мало кому и по сей день известно. И не на площадке с двумя щитами она поначалу разворачивалась, а в тиши госкомспортовских кабинетов. Впрочем, какая тишина, разве что крики не доносились из-за плотно закрытых дверей, а всего остального – эмоций, страстей, жарких дебатов, как на судебном заседании в противостоянии прокурор – адвокат, было хоть отбавляй. И уровень, на каком все это происходило, в дипломатии назвали бы как минимум посольским.

ЦСКА – «Жальгирис». Равное количество очков после завершения чемпионата, как тогда у армейцев с питерскими спартаковцами, и дополнительные матчи, на сей раз не один, а два, сначала в Каунасе, затем в Москве; если понадобится, в случае равновесия, то и третий. Александр Яковлевич – президент Федерации баскетбола СССР, и в этой должности он возражает против участия в поединках центрового каунасцев Арвидаса Сабониса. Аргумент, кажется, железный: великий Сабас только что избавился, и то не совсем, от тяжелейшей травмы ахилла, он нужен сборной, впереди Олимпиада, чемпионаты Европы и мира, а в этой бескомпромиссной битве двух лучших клубов страны в пылу борьбы может случиться всякое. Ведь против него будут действовать Виктор Панкрашкин или могучий усач-гигант Володя Ткаченко, 220 сантиметров роста и, наверное, за центнер веса. Наступят на ногу, отдавят, считай, медведь или слон это сделал.

Руководство Госкомспорта во главе с Маратом Владимировичем Грамовым с доводами Гомельского соглашается, однако прибалтийская сторона нос воротит, видя в них закулисные происки Москвы, да и неоднозначное отношение к Грамову подстегивает их: не свой в спортивной среде, мол, партийный стиль давления на ситуацию, а какой иной может быть стиль, ведь Грамов – выходец со Старой/Новой площади, из отдела пропаганды ЦК КПСС. Над ним подтрунивают: не так выговаривает бадминтон и волейбол. А ведь человек если не памятника заслуживает, то уж бюста наверняка. Это же Грамов добился превращения Спорткомитета при Совете Министров в полноценное министерство спорта, вывел его совершенно на иной, государственный уровень.

Со своим предшественником Сергеем Павловичем Павловым они были совершенно разными. Грамов казался вечно угрюмым, на лице – строгость и недоступность. Наоборот, улыбчивый, располагающий к себе внешне и внутренне, с боевым комсомольским задором Павлов всегда был открыт. С моим коллегой по «Красной звезде» мы недолго согласовывали с ним день и место встречи для беседы в канун очередного Дня Советской Армии и Военно-Морского Флота. Упреждая ее начало, Сергей Павлович полез в боковую тумбу огромного стола и извлек оттуда томик Александра Трифоновича Твардовского. Перелистал несколько страниц, наткнулся на нужное стихотворение, начал громко читать вслух. Вот эти тяжелые проникновенные строки:

Я убит подо Ржевом,В безымянном болоте,В пятой роте,На левом,При жестоком налете.

Павлов же родился в этом городе. Ему было двенадцать, когда началась война, а в шестнадцать паренька наградили медалью «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Среди многочисленных правительственных наград Сергей Павлович ее особо ценил.

…Литва бурлит, жаждет золотых медалей, национальный же вид спорта. А полковник Гомельский, ежу понятно, отстаивает армейские интересы. В Москву на переговоры отправляется целая делегация, ее усиливают высоким чиновником из республиканского правительства. Гомельский вне себя, нервы, как натянутая струна, доказывает, не в местничестве дело, можем потерять для литовского, советского, всего мирового баскетбола блестящего мастера. Литовцы стоят на своем.

Какие это были классные матчи! Что первый, победный для «Жальгириса», в Каунасе, что оба последующих в Москве. С одной стороны Сабонис и его великолепные партнеры Йовайша, Хомичюс, Масальскис, с другой боевая армейская гвардия – Мышкин, Тараканов, Лопатов, Ткаченко… Специалисты утверждали, что по накалу, мастерству они ничуть не уступали матчам в NBA. Хоккеисты уступили свой Дворец спорта в Лужниках, но, казалось, под его сводами так и продолжает витать дух непримиримого соперничества ЦСКА со «Спартаком». К сожалению, худшие предположения сбылись – без травмы у Сабониса не обошлось. И хотя, завершив карьеру в «Жальгирисе», он продолжил ее сначала за океаном в «Портленде», а затем в мадридском «Реале», к огромному огорчению, это был уже не тот Сабас. Знаменитый литовец так и не смог восстановить свои былые кондиции.

…Когда с детьми мы как-то пересеклись с Гомельским в доме отдыха на Клязьме и Яковлевич вернулся к этой истории, глаза его повлажнели.

– Михей, ты же меня давно знаешь, я ведь этих литовцев люблю как своего Кирюшу. Простить себе не могу, что так случилось, видит Бог, я не хотел, – уже не слезинки, а слезы текли по его гладко выбритому лицу.

И смех, и слезы, и любовь. В этом случае было не до первой составляющей известной формулы жизни, и в другом, отделенном годами, – тоже, хотя сейчас вся та ситуация нагнетания ужаса и страха выглядит мышиной возней и ничего, кроме смеха, вызвать не может. Если бы не Александр Яковлевич, я бы ни за что не проник на матч нашей команды с израильской на Всемирной Универсиаде-1973, даже не узнал бы, где он проходил. Израильская делегация существовала для всего мира, кроме нас. Упаси Бог упомянуть о ней. Ну, нет ее и все, полная изоляция. Ни строчки не напиши, ни слова по радио не скажи. Место встречи было покрыто мраком политической ненависти и какого-то психоза (с чего вдруг? почему?), держалось в страшной тайне, и изменить его никак нельзя было, Гомельский тоже молчал, только позвонил мне по телефону и назначил свидание у гостиницы «Советская».