Тамбу-ламбу. Три звонка - Галина Карпенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама разливает по тарелкам борщ, а Шура сыплет зелёной петрушки и укропу.
— Тебе? — спрашивает она отца.
— Сыпь, — говорит он. — Не жалей!
— Молодец! — хвалит мама папу. — Очень вкусный борщ.
— Какие повара, такой и борщ, — отвечает с важностью папа, но, взглянув на Шуру и Дима, которые молчат, смущённо добавляет: — Я, понимаешь, только помогал. Они оба такие специалисты, беда! Всё знают.
— Значит, вы все готовили? — удивляется мама. — Ну, тогда все молодцы! В награду все три следующих дня я буду готовить вам вареники.
— Это как же?
— А вот так: взяла отпуск.
— Три дня выходная, как на Первое мая? — радуется Шура.
— Не в мою ли честь? — спрашивает капитан.
— Нет, не в твою, — улыбается мама.
— В твою! В твою! — кричит Шура.
Дим наклоняется над тарелкой. А Шура ему шепчет:
— Конечно, в твою. Неужели ты не догадался? Мы знаешь как тебя ждали? Я тебе после обеда всё расскажу.
Скворцы
После обеда дядя Дим открыл чемодан, и Шура, которая в этот вечер была неотступно возле него, увидела, как он вынул большую коробку и маленький свёрточек. Коробка была замечательная, на ней из жёлтого песка росли зелёные пальмы, упираясь вершинами в синее небо. «В этой коробке, наверно, разные диковины», — подумала Шура. Но ни о чём не спросила, чтобы дядя Дим не сказал: «Любопытны только обезьяны».
Коробку Дим не открыл. А в маленьком свёртке была большая карта океана.
Целый вечер они вчетвером сидели вокруг стола, опустив пониже лампу. Капитан Проценко бороздил океан карандашом, а папа, мама и Шура следили, как он, осторожно огибая острова и рифы, вёл своё судно по намеченному курсу…
— Мы по волнам, а птицы — в небе, — рассказывал капитан.
— Какие птицы? — удивилась Шура.
— Перелётные, — ответил Дим, попыхивая трубочкой. — Они без карт летят, а тоже точно, по своему курсу. Беда, если застанет их непогода.
И дядя Дим показал карандашом, где в океане над его кораблём опустились тёмные тучи.
Шторм!
Капитан отдавал команду, чтобы судно встретило шторм во всеоружии.
И вот хлынул дождь. Шквальный ветер старался помешать кораблю идти полным ходом.
Мокрые, усталые птицы стали опускаться на палубу.
Они садились на укрытые брезентом ящики с грузом, забивались между ними, укрываясь от ветра. Людей они не боялись, будто знали, что существует на кораблях неписаный закон для перелётных птиц. Капитан сам принимал гостей. Он оглядывал нахохлившихся путешественников и удивлялся их отваге.
Всё новые и новые пассажиры, тяжело взмахивая крыльями, прибывали на борт. У одного из скворцов, севшего на поручни капитанского мостика, вдруг подёрнулись серой плёнкой глаза. Он неловко повалился на бок, свесив крыло.
— Ну, ну, — сказал капитан и, подхватив птицу, не дал ей упасть.
Он упрятал закоченевшего скворца под плащ, и тот прижался, учуяв тепло.
— Что ты будешь делать! — ворчал капитан. — Небось летят из-под Калуги, а зимовать норовят в Индии. Небось, приятель, в Бомбей направляешься?
Капитан заглянул под намокший плащ. Уткнувшись носом в капитанский китель, скворец приоткрыл блестящий глаз.
«Может быть, и в Бомбей, но пока мне и здесь хорошо».
— Ну и сиди! — усмехнулся капитан и запахнул плащ поплотнее.
Новый порыв ветра донёс до корабля отставший табунок уже совсем обессилевших и замерзающих птиц.
Птицы на корабле не впервые, поэтому капитану не нужно отдавать распоряжений. Кок сам принёс из камбуза большую кастрюлю с кашей и мелко нарубленным мясом.
Скворцы пока отдыхали. Вот они чуточку обсохнут, их маленькие сердца перестанут стучать так напряжённо, тогда они начнут клевать и похваливать:
«Очень хорошая каша!»
Потом, когда ветер утихнет и, может быть, выглянет солнце, они начнут расхаживать по кораблю, заглядывать в каюты, слушать, как стучит в рубке у радиста передатчик, смотреть, как матросы убирают после бури палубу. Будут искать укромные места и дремать.
И вдруг, как по команде, они опять поднимутся в полёт…
— Я часто думал о том, — говорит капитан, — как устроена птичья жизнь. Для них всегда должно быть лето, греть солнце. В этом — птичье счастье, а за счастье нужно бороться, в непогоду лететь за океан.
— У нас в старом дворе на дереве был скворечник, — вдруг вспомнила Шура. — И у скворцов летом вывелись дети. Как же дети?
— Что — дети? — переспросил дядя Дим.
— Как же они летели через океан? Тот, которого ты согрел, был, наверно, ещё маленький? И летел в первый раз?
— Очень может быть, — согласился Дим.
Шура поглядела в тёмное окно.
— Теперь они тоже где-нибудь летят, сейчас осень…
— И теперь летят.
Дим сложил карту океана.
Мама накрыла стол скатертью, и они стали пить чай.
В этот вечер Шура нет-нет да и вспоминала Рогова, и ей очень не хотелось завтра идти в школу.
Девочки и мальчики
Вечер этот у Рогова был, наверно, самый счастливый в жизни.
В этом году как раз в день его рождения они переезжали в новый дом.
— После отметим, — сказал отец. — Вот переедем и отметим.
И вот сегодня Володя, возвратившись из школы, получил неожиданно подарки: отец принёс ему замечательную книгу Марка Твена «Том Сойер» и водяной пистолет, а мать дала ему мешочек с шоколадными медалями.
Никаких гостей не было, и Володька блаженствовал. Его послали мыться. Он лежал в ванне, ел шоколад, читал Марка Твена и пулял из водяного пистолета. Разве не жизнь?
Когда сели ужинать, Володька, сияющий и ещё мокрый, рассказал про первый школьный день.
— Меня посадили с девчонкой, но я пересяду! — пообещал он.
— С девчонкой, может быть, и лучше, — сказала мать. — Конечно, смотря какая девочка.
— Мальчишки тоже мешают друг другу, — сказал отец. — Я в школе сидел с таким балбесом — то в пёрышки, то в фантики играет, заниматься не дает. Вызовут тебя к доске, а ты ушами хлопаешь. — И отец показал, как он хлопал в школе ушами.
— Какая девочка, — повторила мать. — Девчонки бывают отчаянные.
…Второй школьный день уже прошёл спокойнее, и у ребят было время приглядеться друг к другу. На перемене девочки стали расспрашивать Шуру. Кто её мама? И кто папа? И какие ленты ей больше нравятся — шёлковые или капроновые? И пускают ли её вечером в кино?
А весёлая девочка, которую звали Наташей Левашко, сказала:
— Давай, Проценко, меняться: ты садись с Нинкой, а я сяду на твоё место, с Роговым.
— Зачем? — удивилась Шура.
Наташа засмеялась, но не сказала, зачем она хочет меняться. Неужели ей хочется сидеть с этим Роговым?
На уроке Рогов спросил Шуру:
— Тебя записать в полярный кружок?
— Я подумаю, — ответила Шура.
— Чего думать? Небось записалась в кружок вышивания: «Петушок, петушок, золотой гребешок — получился коврик»!
Рогов поставил против Шуриной фамилии минус и больше с ней до конца уроков не разговаривал.
На каждой перемене к Рогову подбегала Наташа Левашко, которая записалась в полярный кружок самая первая.
— Когда мы будем собираться, в среду или в пятницу? — спрашивала она.
Или:
— Рогов, у меня есть старый компас. Принести?
«Скажите, какие полярники!» — подумала Шура и решила в кружок не записываться.
Шуре больше всех нравилась девочка, похожая на Настеньку. Она кричала совсем как Настенька: «Тише, девочки, ничего не слышно!» Шура оглядывалась на неё во время уроков.
После занятий Шура хотела спросить у этой девочки: «Может быть, нам домой по дороге?» Но Таня — так звали эту девочку — накинула в раздевалке пальто и громко позвала: «Наташа Левашко! Пошли!» И они ушли вместе с весёлой Наташей совсем в другую сторону. А Шура пошла домой одна, через парк.
На дорожках парка лежали жёлтые, красные и ещё зелёные листья. Зелёные листья сами не упали, их, наверно, сорвал сильный ветер, пролетавший над городом ночью.
У самого выхода из парка Шура увидела Мишу Коршунова. Миша ползал по земле и подбирал тетради, карандаши — всё, что высыпалось из портфеля.
— Ручка оборвалась? — спросила Шура и стала ему помогать.
Фуражка на голове у Миши была повёрнута козырьком назад. Миша был растерян и очень торопился.
— Ты не бойся, мы подберём, — говорила Шура, собирая перья и укладывая их в пенал.
— Теперь-то я не боюсь, теперь порядок. — Миша защёлкнул портфель, и они пошли вместе.
— Ты записался в полярный кружок? — спросила его Шура.
— Нет, — сказал Миша. — Меня интересует животный мир.
Он остановился и, зажав портфель между ног, достал из кармана белую мышь. Шура потрогала мышонка пальцем.
— Хочешь, подарю парочку? Они быстро размножаются, — сказал Миша и вынул второго мышонка. — Возьми!