Енот и Пума - Пит Рушо

Сзади раздался топот галопа неподкованной лошади.

— Кто бы это мог быть? — Вюртемберг вопросительно посмотрел на Быстрого Оленя.

— Я думаю, это Травяное Седло, — заявил Енот после небольшой паузы.

— Ты чувствуешь его?

— Да. Он очень сердит на нас за то, что мы движемся так быстро.

Из гущи кустов появился индеец на белой лошади и поскакал к ним через луг.

Кузнечики выпрыгивали из высокой травы и разлетались в стороны. Всадник подъехал вплотную и остановился. Лошадь фыркнула, клочья пены упали с ее усталой морды.

Вюртемберг потрепал белую гриву, в лошадином глазе, как в выпуклом темном волшебном зеркале, отразились солнце, небо с облаками и земля.

— Хау! Травяное Седло, за тобой кто-то гонится?

— Нет, Джо! Это я гонюсь за тобой. Здравствуй!

— Когда я вижу тебя, Седло, мое амбивалентное отношение к апачам заканчивается.

— Какое-какое? — из-за пазухи Вюртемберга вылезла рогатая голова.

— Амбивалентное… двойственное, неоднозначное. С апачами никогда наперед не знаешь, убьют они тебя или накормят. Быстрый Олень, поздоровайся с дядей!

— Здрассьте, дяденька Травяное Седло, — пропищал Енот и поклонился, сначала одним ухом, потом другим.

— Хау, мой мохнатый брат, — торжественно произнес индеец, — а, теперь, — он рухнул на землю со своего знаменитого седла, — хватит придуриваться. Надо развести костер, поесть и поговорить. Я неделю уже за вами гоняюсь.

Кормление Травяного Седла было делом приятным, ибо ел он охотно и с интересом. Енот старался: делал вид, что обжег лапу об головешку, раздувал угли в костре, смахивал хвостом золу с крышки котелка, что, впрочем, не мешало ему быстро и хорошо готовить. Себя побаловать Енот тоже не забывал.

Когда Седло пришел в себя, он выколотил остатки старого пепла из трубки, ударяя ею об корягу. Потом набил свежий табак, разминая его пальцами, и закурил. Закурив, он наконец стал говорить о том, ради чего гнался по следу золотоискателей так долго. Он говорил, за разговором подолгу забывая затягиваться. Трубка гасла, и он не спеша раскуривал ее вновь тлеющим сучком из костра.

— Знаешь ли ты, Джошуа, человека по имени Кархада? Дон Кархада, — спросил Травяное Седло, не выпуская трубки изо рта.

— Кто это?

— Искатель сокровищ. Этим он похож на тебя.

— Нет, не слышал.

Седло посмотрел на Вюртемберга с сожалением и вздохнул, закашлялся и стал раздумывать, с чего начать.

— Очень давно, лет тридцать или сорок назад, через испанскую деревню Кархада прошли двое. Не совсем прошли, потому что один из них был безногий калека на тележке, и он скорее ехал, чем шел. Он ехал на своей подставке, отталкиваясь от неровной дороги деревяшками, наподобие утюгов. Одет он был в лохмотья, а голову ему прикрывала широкая шляпа, надетая на красный платок. Вместе с беднягой шла старуха. Про старуху не принято много рассказывать, но некоторые утверждают, что одна ее нога оставляла петушиный след.

В это время трубка погасла, и апач продолжил рассказ только после того, как ему удалось извлечь облако голубого дыма.

— Эти двое миновали деревню и остановились за околицей. Там дорога делала поворот у каменистого обрыва. Они расположились в тени старой оливы на отдых. Тут между бродягами неизвестно из-за чего возникла склока, старуха ударила человека на колесах, и он упал, ударившись о камень. Упал и остался лежать неподвижно. Никто из деревни этого не видел, кроме мальчика по имени Хьюго, или Хаги, сына местного барона или что-то вроде того. Он испугался, и испугался еще больше, когда старуха поманила его к себе и попросила помочь.

— Я хорошо тебя отблагодарю, — сказала она, запустила грязную руку под красную косынку безногого и вытащила золотой шарик, как показалось Хаги Кархаде, прямо из его пробитой головы. Шар был размером с куриное яйцо, только совершенно круглый.

— Получишь, когда закончим, — они сбросили старухиного приятеля с обрыва, спустились следом и завалили его камнями.

Когда мальчик получил свою плату, бабка сказала, что вещь эта очень дорогая. Во много раз дороже, чем кажется. И еще она сказала, что настоящую цену этой вещи Хьюго узнает не сразу.

— Я догадываюсь, какую штучку отдала мальчишке бабуля. Не был ли в шарик врезан круглый неграненый, гладкий черный алмаз? — спросил Вюртемберг, выкатывая из золы потухшего костра забытую картошку.

— Алмаз был.

— Интересно, что дальше случилось с парнем?

— Он нашел пару кладов в окрестностях деревни. Пришел с лопатой и выкопал.

Потом где-то бродяжничал, говорят, вместе с разбойниками. Разбойники разбогатели невероятно, но все равно его через год прогнали, заподозрив неладное. В Генуе и в Марселе Хьюго основал торговую компанию. Она существует и по сей день. Потом года три Кархада провел в Чехии. Якобы в лаборатории Ральфа Эриксона. Все утверждают, что их алхимические опыты не были неудачными. Но лаборатория сгорела после взрыва.

Чернокнижник и маг Эриксон погиб вместе со всеми записями. Дальше следы теряются.

Правда, кое-кто слышал о Гугоне, или Гуго Каргадье, прославившемся тем, что на спор (за деньги) мог вызвать на дуэль кого угодно под надуманным предлогом или нарочно, затеяв скандал. Он проделывал это с неизменным успехом множество раз, пока какой-то меткий маркиз не ранил его в голову шпагой. Сейчас дон Кархада с командой и кораблем находится в Коста де ла Сант-Яго.

— Значит, испанское золото он найдет.

— Но он все равно тебя боится. Боится, что ты отнимешь у него золото. И в то же время надеется на твою помощь. Он хочет, чтобы ты привел его к большому кладу. Чтобы ему самому не тратить время на поиски всякой золотой мелочи.

— Почему ты так решил? Откуда тебе это известно?

— Он пообещал нескольким подонкам хорошо заплатить, если они тебя поймают и приведут к нему.

— Заплатить сколько? — живо поинтересовался хозяйственный Енот.

— Очень много.

— Да… Со мной он золото найдет быстрее — это понятно.

— Объясните Еноту, почему он найдет золото, — осведомился Быстрый Олень.

— У него — Золотой Глаз, — сказали Вюртемберг и Травяное Седло хором, – Золотой Глаз заставляет своего владельца идти к золоту.

— Первым делом продаем Енота, выручку — пополам, — Вюртемберг сделался деловит, и даже тороплив. Интерес Енота к разговору сильно возрос.

— Да, — сказал Быстрый Олень, — пополам. Половину вам на двоих, половину мне.

— Идет. Я могу вообще отказаться от своей доли, но продать все равно надо.

— Еще не сезон, но осень скоро. На шапку к зиме было бы выгоднее, — Седло был серьезен и непроницаем.

Фон Вюртемберг испугался и побледнел, захотел скрыть свой испуг, занявшись раздуванием угольков в костре, но понял, что поздно, оставил уловки и рассмеялся.

— Травяное Седло, продай, пожалуйста, Енота поодаль от Коста де ла Сант-Яго.

Лучше его продать в Локвуд-Ист-Бич. Морякам. Желательно англичанам. Не испанцам, во всяком случае.

— И чего я не видел на корабле? — возмутился Енот.

— Постарайся быть хорошим енотом — тогда, тебя не пустят на мех. Это раз. Надо спешить, а то этот дон Гуго выудит золото и без нас. Ищи его тогда.

К вечеру следующего дня в единственном трактире бухты Сант-Яго сидел Джошуа фон Вюртемберг, окруженный тарелками оранжевых омаров, и пил черное пиво. Пил он очень много. За одним столом с ним сидели два дюжих матроса, которые только что с ним познакомились. Они сидели слева и справа на длинной скамье.

Матросы никуда не торопились. Лезли обниматься с Вюртембергом, как лучшие друзья. Поздно ночью шевалье закончил ужин. Выяснилось, что он великолепно пьян.

Потому что, когда встал — он перевернул скамью. Перевернутая скамья с грохотом подпрыгнула и ударила одного из его новых друзей под подбородок. Тот упал. Встать сам он смог только утром (через три дня). Шатаясь, рыцарь побрел к двери, но на пути почему-то оказался его второй приятель, наверное, он очень хотел помочь напившемуся другу. Все, что мог сделать в такой ситуации рыцарь, — это отдавить ему ногу шпорой.

Моряк сел на пол и завыл. На этот вой, видимо, из простого любопытства, откуда-то появился незнакомец. Человек был высок, строен и худ. Ему было за пятьдесят, каштановые волосы не тронула седина, зато один глаз закрывала повязка. Смуглое лицо уродовали розовые пятна от ожогов кислотой. За поясом торчал пистолет, одежда его была черна, как сажа.

— Куда же Вы собрались на ночь глядя, сеньор Вюртемберг? Оставайтесь ночевать!

В моей комнате Вам хватит места, — тонкая рука одноглазого легла на пистолет.

Вы оч- ой! — чень любезны, — Вюртемберг качнулся, зачем-то поворачивая шпору из стороны в сторону, прежде чем вытащить ее из ноги матроса, не прекращавшего орать в течение всего разговора.