Поднятые на белой кошме. Ханы казахских степей - Турсун Султанов

Церемония интронизации хана происходила в специально возведенном по такому случаю шатре, который, согласно Плано Карпини (с. 76), монголы называли „Золотой Ордой“. После того как завершались долгие словопренья (когда присутствующие хвалили кандидата на престол, а тот, „как это обычно бывает“, отказывался, перепоручая это каждому царевичу) и наступал выбранный звездочетами благоприятный день, совершался сам акт торжественного восшествия избранника на престол и торжественной присяги. Все присутствующие, по обычаю, обнажали головы, развязывали пояса и перекидывали их через плечо. Двое самых старших по возрасту членов ханского рода брали за руки избранника и усаживали на „престол верховной власти и подушку царствования“.

По рассказу доминиканца Симона Сен-Кентина, который передает здесь слова Бенедикта, спутника Плано Карпини, перед избранником, сидящим на троне, царевичи клали меч и говорили: „Мы желаем, мы просим, мы приказываем, чтобы ты владычествовал над всеми нами“. А кандидат на престол верховной власти так обращался к присутствующим: „Если вы хотите, чтобы я царствовал над вами, то готовы ли все до одного делать то, что я прикажу, приходить, когда бы я ни позвал, идти туда, куда я пошлю вас, предать смерти всякого, кого я прикажу?“. Присутствующие отвечали, что они готовы. Тогда избранник говорил: „Мой приказ будет мой меч“. С этим они все соглашались. Затем кандидата на престол царствования сажали на белый войлок, говоря ему: „Смотри вверх и познай бога, и смотри вниз и увидишь войлок, на котором сидишь. Если ты будешь хорошо управлять своим царством, будешь щедр и будешь поступать справедливо, и почитать каждого из князей соответственно его рангу, то будешь царствовать во славу, весь мир преклонится перед твоим правлением и господь пошлет тебе все, что ты пожелаешь в сердце твоем. Но если ты будешь делать противное, то будешь несчастен, отвержен и беден так, что этот войлок, на котором ты сидишь, не будет оставлен тебе“. После этих слов царевичи сажали на войлок также жену коронуемого принца и вместе с ними обоими, сидящими там, поднимали вверх несколько раз и громогласными криками провозглашали: „Император и императрица всех татар“ [цит. по кн.: Путешествия в восточные страны, с. 219, прим. 207].

Все собравшиеся как внутри огромного шатра, „Золотой Орды“, так и вне ставки вместе с царевичами девять раз (так по Рашид ад-Дину: по Джувайни — три раза) преклоняли колени и вновь громогласно выкрикивали имя нового хана. Затем царевичи и высшая знать давали письменную присягу в верности новому суверену. По выходе из шатра совершали троекратное поклонение солнцу. А после все принимались за чаши и неделю, другую занимались пиршествами [Джувайни, изд., т. 1, с. 147–148, 206–207; пер., т. 1, с. 186–188, 251–252, 567–568; Рашид ад-Дин, т. 2, с. 19, 119, 132–133].

Небезынтересно отметить, что монгольский обряд избрания нового хана сохранялся примерно в той же форме у казахов и узбеков Средней Азии до конца XIX в. Вот описание церемонии торжественного провозглашения нового хана у казахов XIX в., которое дает А. И. Левшин (1799–1879). Для избрания нового хана назначалось определенное время и место, куда собирался народ и где открывались „частные совещания“ и „маленькие круги для решения, кого избрать себе главою и кому поручить быть представителем каждой толпы в верховном совете знатнейших правителей народных“. Когда число прибывших на церемонию людей считалось „довольно велико“, назначалось „решительное общее собрание“; тогда расстилались рядами ковры и войлоки, на которых султаны, старейшины, бии и родоначальники размещались по старшинству, знатности и власти; а простой народ становился за ними сзади. „Почетнейшие по летам и опытности“ открывали курултай, смелые оживляли оное, сильнейшие давали направление собранию; и, наконец, все вместе вели оживленные словопренья, которые продолжались два, три и более дней. Когда кандидат на престол получал согласие большинства султанов и знати на царствование, наиболее влиятельные лица ханства из султанов и биев объявляли ему о том, сажали его на „тонкий белый войлок“ и трижды приподнимали войлок за концы, провозглашая: „Хан! Хан! Хан!“. Едва белый войлок с ханом касался степной травы, как он снова подхватывался подбегавшей толпой, которая вновь поднимала и опускала войлок на землю. Затем белый войлок, служивший как бы троном, разрывали на мелкие части, и всякий старался унести лоскуток как память того, что он был участником торжественного провозглашения хана. Этот обряд вознесения на белом войлоке (в тюркоязычных источниках: хан кутармак; в ираноязычных источниках: хан бар даштан), начинавшийся торжественно и упорядоченно, завершался шумным многодневным пиршеством [Левшин, 1832, ч. 3, с. 126–127].

Царствующий хан являлся верховным носителем светской власти в государстве. Ханская власть традиционно рассматривалась как гарант общего блага, стабильности и правопорядка в обществе. Эта идея выражена, например, у Хамдаллаха Мустауфи Казвини (годы жизни: 1280–1350) такой максимой: „Если бы не султан, то люди съели бы друг друга“ [Зайл-и Тарих-и гузида, с. 109]. В общих чертах характер ханской власти в обществе определяется в средневековых источниках так: хан обязан заботиться о своих подданных и войске „как мать“ о своих детях, а подданные и войско должны считать государя „отцом для себя“ и искренне ему повиноваться, верно служить и жертвовать своими жизнями для поддержания его власти. Если же говорить конкретно, то власть хана определялась известными правами и была связана с исполнением ряда функций. Этих прав и функций хана было по меньшей мере пять. Вот их перечень.

1. Хан как глава царствующего рода и верховный сюзерен всех подданных государства имел верховное право распоряжаться всей территорией страны, всеми землями, принадлежавшими улусам, право, которое было следствием его основной функции и главной обязанности — вооруженная охрана страны от внешних врагов.

2. Хану принадлежало право объявления войны и заключения мира, бывшее следствием его функции верховного руководителя войск.

3. Хану принадлежало верховное право переговоров с иностранными государствами, что являлось следствием его функции определять внешнеполитический курс государства.

4. Хану принадлежало право убить или оставить в живых своего подчиненного — право, бывшее следствием его функции верховного судьи.

5. Наконец, хану принадлежало право издавать законы и обязательные для всех членов общества приказания — право, бывшее следствием его функции сохранять существующее общественное устройство и порядок.

Приведем теперь примеры из источников, характеризующие единоличную верховную власть монгольского хана. „Было не в обычае, — пишет Рашид ад-Дин, — чтобы кто-либо переиначивал решение и указ каана, а тот, кто бы это совершил, являлся бы преступником…“ [Рашид ад-Дин. т. 2, с. 12]. Более развернутую характерист ику власти монгольского хана дает Плано Карпини: „Император же этих татар имеет изумительную власть над всеми. Никто не смеет пребывать в какой-нибудь стране, если где император не укажет ему. Сам же он указывает, где пребывать вождям, вожди же указывают места тысячникам, тысячники сотникам, сотники же десятникам. Сверх того, во всем том, что он предписывает во всякое время, во всяком месте, по отношению ли к войне, или к смерти, или к жизни, они повинуются без всякого противоречия…“ [Плано Карпини, с. 45].

Понятно, конечно, что власть хана лишь в редких случаях достигала описанной выше полноты. В ряде случаев хану приходилось делить верховную власть с какими-либо другими политическими силами внутри государства или с отдельным, наиболее могущественным членом „золотого рода“ (этой теме посвящена специальная работа: Трепавлов, 1991, с. 249–278). В истории чингизидских улусов были периоды, когда одновременно правило даже несколько соправителей. Так, после смерти золотоордынского хана Менгу-Тимура (по одним известиям в 1280 году; по другим — в 1282 году), внука Бату, на престол воссел его брат Туда-Менгу. Сыновья Менгу-Тимура, Алгу и Тогрыл, и сыновья Тарбу, брата Менгу-Тимура, Тула-Буга и Кунчек, по словам Рашид ад-Дина, „свергли Туда-Менгу с престола под тем предлогом, что он помешанный, и сами совместно царствовали пять лет“ [Рашид ад-Дин, т. 2, с. 83].

Однако здесь следует особо подчеркнуть, что как приведенный пример „совместного царствования“ четырех Чингизидов вместо здравствующего хана Туда-Менгу (ум. в 1287 г.), так и известные исторические примеры двоевластия являются лишь следствием практического развития конкретных событий, каждого данного обстоятельства и не отражают таким образом норму политического порядка в Еке Монгол улусе и государствах Чингизидов (Золотой Орде, государстве Чагатаидов, Хулагуидов). Нормой политического порядка в Еке Монгол улусе и государствах Чингизидов было единовластие; все случаи двоевластия и „совместного царствования“ нескольких Чингизидов следует рассматривать как отступление от этого порядка.