Усмешка тьмы - Рэмси Кэмпбелл

Похоже, труппа ждет, что кто-то из нас шелохнется – чтобы начать нас передразнивать. Их застывшие взгляды и намалеванные двусмысленные ухмылки не дают ни намека на их намерения. Я вскоре начинаю ерзать – поза оказалась слишком уж неудобной, но при этом меня не оставляет чувство, что ни я, ни Марк не должны были первыми нарушать это воцарившееся в шатре оцепенение. Быть может, мы ждем новых посетителей? Разве что Натали все же явится – а что, это было бы забавно. Я делаю сдавленный вдох, Марк тихонечко хихикает, а потом мы оба чуть вздрагиваем – тишину прорезает рингтон мобильного.

Клоун с маленькой головой оборачивается – костюм плотно обтягивает его массивные телеса – и достает откуда-то из-за спины трубку. Не отвечая, он протягивает ее нам.

– Я возьму? – шепотом спрашивает Марк.

– Валяй.

Когда Марк бежит за телефоном, его тень скатывается с холщовой ткани шатра позади клоунов и сжимается, встречаясь с ним в центре арены. Главный в труппе указывает на меня мобильным телефоном и вкладывает его в руку Марку. Трубка раз за разом выдает один и тот же скрипучий звук – звонок телефона из прошлого века, пока Марк несет ее мне. Он так возбужден, что мне хочется верить: хотя бы этот номер не окажется сплошным разочарованием. Я тыкаю кнопку, чтобы принять звонок, и держу мобильный телефон так, чтобы Марк мог услышать голос звонящего.

Голоса нет – только какие-то помехи. Когда я прижимаю трубку к уху, я понимаю: звуковые волны слишком причудливые, чтобы быть случайными. Хотя шипение и усиливается, становясь все более резонансным, я все же узнаю звук – закадровый смех. Догадываюсь включить громкую связь, чтобы Марку тоже было слышно, и смех заполняет шатер от края до края, словно сотрясая холщовые стенки… или это лишь ветер? А сами клоуны – они что, тоже смеются? Их лица дрожат, как желе, они обнажают свои выпирающие зубы и хватаются за животы, но все это экзальтированное веселье как будто исходит из одной-единственной глотки.

Мобильный в руке вдруг тяжелеет, однако я в таком смятении, что даже не могу пошевелить ею. Но вот смех стихает – вместе с беззвучным весельем клоунов, теряется в волне шипения, растворяется в непрерывной статике… Наконец телефон гаснет.

Марк смотрит на меня во все глаза. Клоуны не менее пристальны. В чем фишка номера, мне, похоже, не суждено понять. Телефон больше не подает признаков жизни.

– Что-нибудь еще покажете? – интересуюсь я вслух.

Можно было и не тратить попусту слова. Когда я протягиваю телефон клоунам, ответа, по сути, нет, и тогда, пожав плечами, я кладу его на скамью справа от Марка. С какой стати мне подыгрывать дальше? Веселить публику – задача этих ребят, не моя. Мне даже хочется озвучить эту мысль, как вдруг я замечаю, что фигуры их уже не столь безответны, как мне казалось. Их глаза в унисон поворачиваются влево – и снова обращаются к нам. Так происходит несколько раз, пока до меня не доходит, что таким вот образом нам указывают на выход.

– Значит, всё на сегодня, – бормочу я.

Марк выглядит вполне счастливым. Его подкупило то, что представление вышло таким, мягко говоря, необычным. Когда мы направляемся к выходу, внутренне я весь подбираюсь в ожидании последней шалости, но клоуны остаются смирно сидеть на своих местах. Их взгляды скрещиваются на нас, и они, подняв руки, перебирают воздух пальцами – видимо, в прощальном жесте. Когда я отворачиваюсь от них, никто не скачет за нами следом. Даже гиганты на ходулях явно не намерены грохнуться на нас. Марк глазеет на них – с восхищением, ожиданием и трепетом, но я увлекаю его во тьму, подальше от их шатких опор.

Снаружи нет никого – ни следа разбежавшейся публики. Мы направляемся к тусклой затенённой аллее за тентом, когда земля под ногами внезапно темнеет, проглатывая слабую тень Марка – и мою заодно. Все огни внутри шатра погасли, и без этого белесоватого свечения он напоминает какой-то древний памятник. Мне становится интересно, каково клоунам там, во мраке. Быть может, они сейчас высыплют на улицу? Хотя с какой стати. Глупо было бы торчать тут и ждать их появления.

– Знаешь, пожалуй, у нас будет время еще раз глянуть фильм, – говорю я, чтобы поторопить Марка.

Темнота под дубами стала еще гуще. Переплетенные ветви словно нарочно не пропускают свет, льющийся из обрывков неба. Мощные стволы подогнаны друг к другу неожиданно плотно – никогда еще мне не приходилось видеть такой частокол из дубов. Маленькая холодная рука Марка крепко зажата в моей – мы рысцой бежим посредине аллеи. Мне бы не хотелось, чтобы он вырвался вперед и столкнулся с чем-то… неизвестным. Неужели мы заблудились? Тотемный столб мелькает за деревьями слева от нас, физиономии таращат на нас свои круглые глаза. Будто какое-то чудовище из сказки – многоглавое, с лапками, как у больного паука, – прячется от нас за деревьями всякий раз, когда я стараюсь разглядеть его получше. Может быть, где-то там нас поджидает один из клоунов-«ходульщиков»? Тогда где его напарник? Когда я оглядываюсь назад на аллею, та невинно демонстрирует поистине постапокалиптическое безлюдье, хотя дальний ее конец все еще перекрыт громадой шатра.

Марк сжимает мою руку крепко-крепко, и в этот момент в воздухе разливается трель.

Всего лишь мелодия моего мобильника – «Запомни, что любовь – одна из вечных тем…»[5]. Песня из «Касабланки» звучит совсем не так привлекательно здесь, средь мрачных дубов. Марк ослабляет хватку, мы продолжаем путь вместе. Я отвечаю на вызов.

– Что с твоим телефоном? – Натали, видимо, не нужен ответ, поэтому она сразу же переходит ко второму вопросу: – Где вы?

– Идем по дороге мимо «Фрагойла».

– Значит, уже все кончилось.

– Да, вроде как.

– Я подхвачу вас у ворот.

– Где… – начинаю я, но она кладет трубку.

Марк тянет меня куда-то влево, к повороту, за которым аллея уводит прямо к тотемному столбу у воды. Как только мы выходим из-под тени деревьев, лица со столба одобрительно ухмыляются нам. При виде фонарей по другую сторону пустыря я облегченно вздыхаю. Я отпускаю руку Марка, и мы выходим к воротам.

«Пунто» Натали уже поджидает нас.

– Понравилось? – спрашивает она у Марка, усевшегося на переднее сиденье.

– Да, было смешно!

– Очень смешно, – добавляю я, закрывая за собой заднюю дверь. – Что там у твоих родителей? Что им было нужно?

Наши взгляды встречаются в зеркале заднего вида.

– Расскажу позже, – говорит она, и я уже понимаю, что ничего хорошего не услышу.

8: Двусмешник

С Оруэллом Хартом тоже было что-то не то.

Он работал на Мака Сеннета, когда в поле его зрения попал Табби Теккерей. Сценарии они писали на пару – во всяком случае, к ранним фильмам; позднее в титрах значился один лишь Теккерей. А вот режиссировал Харт от начала и до конца. Как только софиты отвернулись от Табби, Харт устроился работать на студию Хэла Роуча – сценаристом; при случае сел в режиссерское кресло «Всемогущих Братцев» с Оливером Харди и Джеймсом Финлейсоном. На протяжении нескольких лет он, вроде как, был связан с жанром короткой комедии – до 1932 года, когда вышел «Чокнутый Капальди», его первый полнометражный фильм. «Самая крутая гангстерская киношка Уорнеров», — так прокомментировал эту работу некто под ником «Двусмешник» на «Интернет Муви Датабейз». Запретили в Бриташке, зацензурили в Штатах в угоду возмущенной общественности, а выпущенная покоцанная версия оказалась пшиком. Я смотрю на эти слова, и до меня доходит смысл, заложенный в них – возможно, умышленно.

Харту, видимо, не стоило сходить с комедийного русла, и в 1934 году он снова пробует себя в этом жанре, написав сценарий для пародии на «Франкенштейна» «Мозгов бы мне!» с Тремя Балбесами Мо, Кёрли и Ларри в роли непутевых горбатых помощников доктора. «Для Кёрли эта киношка едва не закончилась печально», — авторитетно заявил Двусмешник. В 1935 году Харт попробовал возродить звезду Чарли Чейза – или свою? – сняв второй фильм-полнометражку «День Дурака». «Сумасброд нелепейшшим образом испортил свою карьеру», — так отозвался Двусмешник об этой попытке. Опередил ли Харти свое время или тупо ссошел с ума? Решшайте сами, если сумеете откопать это старье.

Когда Харт стал снимать третий фильм, «Щекочущее Перо», студия так и не получила шанс оценить реакцию публики. «Перо» было задумано первым из серии комедийных вестернов об индейце-чероки с таким вот нелепым именем. «Ну, тут у нас, короче, едет он в маленький городок на осле по имени Недди Кантер, ниччего не напоминает?» Намек Двусмешника я не понял… И уж полнейшей тайной для меня осталось то, каким образом этот критик-язва узнал какие-то подробности о сюжете фильма, коль скоро тот так и не был выпущен.

В этом-то и крылась главная странность: и Оруэлл Харт, и Табби Теккерей окончили свои карьеры фильмами, не попавшими на экран. Понятное дело, почему после этого они оказались невостребованными; интересно другое – почему две разные студии отказались от полностью отснятых фильмов?