Тур Хейердал. Биография. Книга I. Человек и океан - Рагнар Квам

Веревки, связывающие бревна плота, также вызывали опасения. Бревна находились в непрерывном движении, и, когда свободные от вахты члены команды залезали в хижину и ложились спать, они «слышали, как бревна скрипели, стонали, терлись одно о другое и шуршали». А что если веревки перетрутся?

Когда они в Кальяо готовились к отплытию, в порт зашло норвежское торговое судно. Капитан и несколько опытных матросов внимательно осмотрели плот и вынесли приговор: эта куча досок никогда не поплывет, а если ее понесет течением, то путешествие через океан займет годы. Но пусть Хейердал не беспокоится — плот развалится гораздо раньше. Через четырнадцать дней бревна перетрут веревки. Если не скрепить бревна железными болтами, «Кон-Тики» не имеет ни малейшего шанса{562}.

Таковы были ясные аргументы людей, которые, должно быть, знали, о чем они говорят. Тур честно признался в том, что он не моряк, и поэтому не может привести никаких контраргументов. Он действовал как ученый и в этом качестве отдавал отчет в своих действиях. В конечном итоге он решил положиться на солнечного бога и своих спутников, а не на матросов, привыкших к стальной палубе под ногами.

И все же это предостережение не могло не вызывать опасений. Озабоченные душераздирающими звуками, которые издавали бревна, они ежедневно осматривали веревки. Однако веревки держались, и мало-помалу стало ясно почему. Бальзовая древесина была так мягка, что веревки постепенно врезались в дерево, и бревна предохраняли их, вместо того, чтобы перетирать.

Постепенно проникновение воды в бревна прекратилось. Древесный сок выполнил свою функцию.

Тур Хейердал мог поздравить себя. Ни одно из страшных пророчеств пока не сбылось. А у него на руках оставались все козыри.

Жизнь на борту вошла в более спокойное русло. Плот скользил по воде, попав под власть устойчивого пассата. Мореплаватели жили среди сардин, тунцов и дельфинов, иногда к ним наведывались киты и акулы. Каждое утро они подбирали летучих рыб, упавших ночью на палубу. Зажаренные на сковородке, они по вкусу походили на скумбрию.

Эрик бренчал на гитаре. Кнут, искусный плотник, мастерил модель «Кон-Тики». Торстейн рассказывал небылицы. Бенгт устраивал театральные представления. Герман ходил с приборами и измерял давление и силу ветра.

Проблемы. Кнут Хаугланд и Торстейн Роби были на «Кон-Тики» телеграфистами. Им часто приходилось трудиться, чтобы поддерживать оборудование в исправности

Любительское радио. Позывными «Кон-Тики» был сигнал «Lima India 2 Bravo». Команда поддерживала связь с радиолюбителями, особенно из Норвегии и США

Тур вел дневник путешествия. Как обычно, он внимательно следил за всеми проявлениями природы. Он описывал пылающее ярко-красное солнце, которое в течение нескольких минут каждый вечер медленно проплывало вдоль горизонта и точнее любого компаса показывало путь на запад. Описывал луну, которая как тяжелый и круглый шар поднималась на востоке и показывала, откуда они пришли. Описывал рыб и птиц, а также моллюсков, начинавших прирастать к плоту. Описывал жизнь на борту, заносил в дневник координаты и курс, а также расстояние до ближайшей суши.

Общались они на плоту по-норвежски, но он писал по-английски, водоустойчивыми чернилами — вдруг что-то случится с плотом и людьми или пропадет судовой журнал; английский язык в любом случае давал лишние шансы на то, что дневник будет прочитан. Кроме того, Тур готовился к будущей книге о путешествии. Ведь он рассчитывал на широкий круг читателей из разных стран, и почему бы ему, человеку, который привык мыслить системно, не начать подготовку издания на английском языке прямо сейчас?{563}

Один день на плоту «Кон-Тики» мог иметь несколько кульминационных моментов. Вот, к примеру, Эрик в двенадцать часов замеряет высоту солнца и наносит на карту новую отметку — смотрите: еще один рекорд! Со вчерашнего дня плот прошел шестьдесят морских миль! А Бенгт вдруг обнаруживает номер гётеборгской газеты трехмесячной давности, который он захватил с собой в шведской миссии в Лиме. Не говоря уже о тех минутах, когда удается установить связь по радио и узнать о том, что с родными и близкими по другую сторону земного шара все в порядке.

Самые знаменательные события были, однако, впереди. Семнадцатое мая, День Конституции, норвежский национальный праздник, отмечен свежим ветром и легким волнением на море. «Кон-Тики» неспешно плывет вперед, и Тур хвалит его изо всех сил. «Отличное мореходное судно, гораздо лучше, чем мы представляли себе в наших самых смелых мечтах», — отмечает он в судовом журнале. Они устанавливают связь с радиостанцией в Кальяо и посылают статью в американский информационный синдикат и в «Нью-Йорк таймс». Статья появляется через несколько дней и повествует среди прочего об акулах, представляющих большую опасность для экипажа «Кон-Тики». Герд Волд, давно вернувшаяся в Вашингтон, упоминает об этой статье в одном из писем, которые она еженедельно шлет семьям мореплавателей, и добавляет: «Будем надеяться, что наши ребята настолько научились уважать акул, что держатся на плоту, а не под ним»{564}.

Семнадцатое мая решено отпраздновать как следует — в этом отношении маленький кусочек Норвегии, плывущий в Тихом океане, не должен быть исключением. Тем более что на борту достаточно виски и акевита[34]. Звенят стаканы, звучат песни и снова звенят стаканы. Все за исключением Кнута, напиваются{565}.

Посреди пиршества на корму накатывает большая волна и смывает небольшой деревянный ящик, на котором лежит компас. К счастью оказывается, что Тур несколько дней тому назад привязал ящик веревкой, и драгоценный прибор удается спасти{566}.

Однако это происшествие пугает Тура, и он объявляет сухой закон до конца путешествия{567}.

Суббота, 24 мая, полдень. Стоит тихая погода, море спокойно. Кнут несет вахту у рулевого весла. Солнце в зените, и ему становится жарко. Он наклоняется над бортом, чтобы смочить лицо и руки водой. И в этот момент слышит какой-то шум в воде, который доносится непонятно откуда. Он поднимает глаза, и от удивления теряет дар речи. «Всего в каких-то трех метрах от меня возникла акула гигантских размеров. Ее голова была настолько широкой, что я вряд ли смог бы обхватить ее. Тело… <…> вздымалось над поверхностью воды как плавучая скала. Рядом… <…> плыла целая стая рыб-лоцманов., <…> тут и там к ее туловищу присосались длинные прилипалы. Это было ужасающее зрелище», — записал Кнут в своем дневнике{568}.