Полночь мира (=Пепел Сколена) - Павел Буркин

  - Офонареть, - почему-то по-русски произнес Моррест. - Это что же выходит, я уже в Империи? И безо всяких там виз, таможен, паспортного контроля? А где же ведьмы, в честь которых лес назвали? Что ж, посмотрим на местную сверхдержаву...

  Сверхдержава Морреста не впечатлила. Нет, развалин, свидетельствующих о великом прошлом, тут хватало. Амфитеатры, храмы, портики, колонны, циклопические крепостные стены... Все как один полуразвалившиеся, потрескавшиеся, будто под ними плясали сами фундаменты. Теперь Моррест знал, отчего так получилось. Землетрясение, порожденное сейсмической волной от удара астероида, или взрыва вулкана - будто от запредельной мощности наземного ядерного взрыва. А может, того и другого сразу. В сумме пепел, дым подожженных лесов, выброшенные в атмосферу пар и измельченная порода и породили в теории знакомый землянам эффект "ядерной зимы". Именно Сколен был самой густонаселенной землей, охваченной Катастрофой, тут были самые высокие потери. Хотя сами-то морозы сильнее всего оказались на севере и в горах.

  До долины собственно Эмбры было еще далеко, на всякий случай он не заходил в села. У самого Леса, чужие бывают не каждый год, его наверняка запомнят, и если по следам еще идут люди Амори... Как-то раз глянул в спокойную воду какого-то озерца - и чуть не отшатнулся. Вот как истории про водяных да леших появляются: посмотрят на себя, любимого, и с лица сбледнут.

  Из спокойной воды на него глядел заросший по самые глаза, чумазый, как черт, бомж в неимоверно грязной одежонке, прожженной искрами. По сути, никакая это уже не одежда, а сальные от грязи черно-бурые обрывки. Глубоко запавшие глаза светятся каким-то нездоровым блеском. Бомж, ей-богу! Даже хуже, дикарь-людоед с какого-нибудь Голодного берега...

  Впервые со дня бегства из Самура Моррест извлек бритву. Вообще-то в Алкском королевстве не брились, но три века имперского владычества сказались: любители избавиться от лишней растительности на лице еще не перевелись, и потому никто не удивился, когда стал бриться придворный летописец. Сколенка Олтана помогала, доставая какой-то мылящий корешок. Поначалу он ходил весь в царапинах, но через месяц худо-бедно научился избавляться от лишней растительности. Поблизости мыльного корня не было, но, может быть, сгодится ил?

  Для начала Моррест заточил нож - обмакнул его в воду и долго скрежетал по ближайшему булыжнику. Пощупал лезвие: то, что надо, по неосторожности может отхватить пальцы. А теперь зачерпнуть полной пригоршней ил - неважную замену крему для бритья. И постараться не перерезать себе горло - говорят, такое нет-нет, да и случается. Почему-то такая смерть казалась Морресту особенно идиотской. М-да, бриться ножом вместо электробритвы, намазывая лицо озерным илом и вместо зеркала смотрясь в воду озера. Видела бы это филолог Ниночка...

  Получилось на удивление пристойно. Хотя, наверное, даже в столице сейчас бреются далеко не все. И точно не тратят время жители окраинных трущоб. Почему-то казалось, что в никогда не виденном городе они должны быть.

  - Ну вот, хоть на человека стал похож, - буркнул Моррест, смывая ил. - Тоже на бомжа, но побритого.

  Весь вечер он потратил на приведение в порядок одежды и обуви. Для начала сбросил пропотевшие, подмоченные дождем, вонючие тряпки. Зашел в спокойную воду лесного озерца. По земному счету, была как раз середина июля, солнце жарило в полную силу. Не хуже, чем до Великой Ночи. Вода оказалась теплой, вполне пригодной для купания. Забредя по пояс, Моррест лег на воду, оттолкнулся от вязкого заиленного дна и поплыл. Это было не просто хорошо, впечатление было такое, будто заново родился. В этом мире лучше бывало лишь в минуты близости с Олтаной... которые не повторятся уже никогда.

  Моррест размашисто греб, нарезая круги по гладкой поверхности озерца, плескал, фыркал, как большой довольный зверь. Теперь все, что осталось в Российской Федерации, и даже собственное, пропечатанное в паспорте имя вспоминалось с трудом. Там был сон, притом скучный и однообразный: работа, пивко по вечерам, телик, подружки на неделю, а тут - действительность. Местами прекрасная, местами страшная. Но яркая и непредсказуемая.

  Прохладная вода обволакивала вспотевшее на солнце тело, гнала прочь усталость. Моррест нехотя подгреб к берегу, с сомнением оглядел свои шмотки. И в этом появляться в столице великой державы? Пусть уже и не совсем великой... Чтобы подштопать дыры, нет ни иголки, ни ниток, а вот постирать необходимо. А то ведь воняют по-страшному, в приличном месте не покажешься, и наверняка зараза на них осталась. Не хотелось бы работать бактериологической бомбой, да еще на Амори. Лучше бы вообще спалить, но в чем тогда щеголять в городе? Выменять, что ли, что-то пристойное на кольчугу? Но Моррест не был уверен, что в итоге не предстанет перед трибуналом за дезертирство. Оружием тут никого не удивишь, а вот кольчуги есть только у военных.

  Сначала надо присматриваться к местным. И не обращаться абы к кому.

  Как постирать одежду без горячей воды и мыла, не говоря уж о стиральном порошке и супер-машине марки "Бош"? Мудреный вопрос. Но Моррест временами смотрел индийские фильмы, и недаром. Конечно, деловой костюм после такой стирки станет половой тряпкой, но его рванине уже ничего не страшно. Моррест свернул рубаху, намочил в воде и принялся что есть сил лупить о прибрежный валун. Потом так же безжалостно поступил со штанами, с остатками простыни, которые использовал в качестве портянок. Развесил на ветках кустов, подставил голое тело летнему солнцу. Тут, конечно, не Шарм эль-Шейх и даже не Сочи. Подобных пейзажей более чем достаточно и в Подмосковье, местами - в полукилометре от Кольца.

  И все-таки сегодня было как-то особенно жарко. Моррест дождался, пока солнце хоть немного просушило одежду. Портянки стоило бы еще посушить, да и с башмаками надо что-то придумать. Но с тем, что было, не сравнить. А идти можно и босиком, благо, тут ни битого стекла, ни тлеющих окурков.

  Выбирать дорогу стало труднее. Тропки, а то и дороги, попадались все чаще. Начали встречаться и путники. Несколько крестьян, купец - не верхом даже, а в повозке. Сидевший на облучке мальчишка был или слугой, или просто рабом: купец не стал бы сам править парой лошадей, тем более не оделся бы в такую же, как у Морреста, неприглядную рванину, не стал бы разгуливать босиком, да и возраст был не подходящий. Впрочем, заметил Моррест, босых попадалось куда больше, чем обутых. Все правильно: как раньше, пока не прижилось словечко "бомж", называли бездомных бродяг? "Босяки". Как ни крути, а обувь - первый признак социального статуса. Какая-нибудь ездовая тварь - второй, более крутой. Впрочем, у самого Морреста имелось оружие, а оно во все времена возвышало над толпой. "То же мне, белокурая бестия" - тут же осадил себя Моррест. В этом мире, если не повезло родиться хотя бы рыцарем, лишние понты могут стоить жизни.