Счастье в мгновении - Анна Д. Фурсова

— Ты действительно его любишь, так как только говоришь о нем, ты светишься. Ему повезло очень.

Вижу в нем искренность. Удивительно, но это так. Так эта искренность и есть его главная составляющая его сущности? Или это снова прикрытие? Но он что-то скрывает от меня. Я уверена. Есть какая-то тайна в нем.

— Спасибо тебе за эти слова! Питер, я чувствую, что ты для меня близкий человек, поэтому говорю все, как есть.

— Также как ты и ты для меня, — отвечает Питер и добавляет: — Так, мы пришли.

— Питер, а можно еще вопрос? — прорывает меня на любопытство.

— Да, спрашивай.

— Ты любил в своей жизни кого-то по-настоящему?

Вопрос застал врасплох Питеру, от чего он мгновенно отвечает:

— Вот это у тебя вопросики.

Питер начинает смущаться.

— Так что?

— Потом, — коротко бросает он. — Я сейчас возьму напрокат ролики, жди здесь.

Я сажусь на первую ближайшую лавочку в парке, которая оказалась такой горячей от ярких лучей солнца, и раздумываю о том, почему Питер не захотел мне отвечать на мой вопрос.

«А зачем я спросила? — спрашиваю я себя. — Чтобы услышать в ответ фразу «тебя»?».

— 38 размер? — кричит вдалеке Питер.

— Да.

Питер с двумя парами роликов доходит до лавочки, на которой сижу я.

— Подумать только, тебе удостаивается честь получить урок катания на роликах. У меня столько заявок на ученичество, но я выбрал именно Вас, Милана Фьючерс.

От Питера снова поступают шутки, как товары в торговый центр.

— Мужчина, так я, значит, vip-персона?

— Бесспорно. Секундочку, кто-то звонит. Я отвечу, Милана.

— Конечно.

Я наблюдаю за ним. Смотря на экран вибрирующего телефона, лицо Питера изменяется в худшую сторону. Он озабоченно стоит посреди поляны и поглядывает на экран, не зная отвечать ему на звонок или нет. В его глазах — страх. Он все же осмеливается и нажимает: «принять». Я слышу, как он грубо сообщает трижды, грозным тоном «нет». Мне становится не по себе от того. Кто же ему звонит?

Он подходит ко мне и молча надевает ролики.

— Питер, все в порядке?

— Да. Идем кататься.

— Питер, не уходи от темы! — заявляю я, обводя его глазами. А он напрягся. — Кто тебе звонил и почему твое состояние организма резко сменилось?

— Нет, не имеет смысла тебе говорить. Это мои проблемы.

— Почему? Не понимаю, Питер, поделись со мной.

— Смотри, я уже улыбаюсь, — неискренно натягивает он улыбку, продолжая от меня скрывать что-то.

— Я не сдвинусь с места, пока ты не мне скажешь! — угрожаю я.

— Не ставь условия, Мила, — спокойным голосом отвечает он. — Эта ситуация только касается меня.

— Но, Питер, почему ты не хочешь сказать мне, что произошло? Я — твой друг, так расскажи же правду.

Питер пару секунд сидит беззвучно, думая о чем-то.

— Звонил Макс, — быстро молвит он.

Одно имя Макс вызывает во мне неприятные чувства, ассоциации. Питер напуган по-настоящему.

«Все-таки что же скрывает Питер? Что Максу нужно от Питера?».

— Что ему снова нужно от тебя?

— Спрашивал, придем ли мы с тобой сегодня на вечеринку, на которую он нас приглашал.

— Ты выразил отказ, так?

— Да, но…

— Питер, какие «но»? Ты знаешь сам, чем заканчиваются встречи с Максом!

— После катания на роликах, возможно, я зайду к нему на пару минут, — бормочет Питер, находясь в замешательстве.

— Питер, ты в своем уме? — повышаю я на него голос.

— Я ему обязан, Мила, — вздыхает с болью он. — Это долгая история, не бери в голову.

— Чем? — фыркаю я. — Никто никому ничем не обязан!

— Но это не мой случай. Я исключение.

— Питер, — командую я, — расскажи всю правду, прошу тебя.

— Не думаю, что ты меня поймешь. И, вполне вероятно, можешь после рассказа изменить свое отношение ко мне.

— Я не изменю к тебе отношения, честно.

Питер принимается повествовать мне, что с ним произошло в Нью-Йорке:

— В Нью-Йорке я злоупотреблял не только спиртным. При первой встрече с Максом, когда я не находил для себя смысла жизни, каждый день был для меня бременем. Макс дал мне попробовать курить наркотик, опиум. Попробовав, я ощутил себя вне окружающей меня действительности. Я будто стал осознавать, что мне комфортно не получать те страдания, которые я получал в реальной жизни. Затем я начал просить Макса доставать мне наркотики так, чтобы об этом никто не узнал. Мое стремление колоть себе наркотики сформировалось в привычку, от которой мне тяжело было избавиться. В один из вечеров, нас заметили в наркотическом опьянении соседи квартиры и рассказали об этом местным копам. Поймали только меня. И я оказался в четырех стенах тюрьмы в свои семнадцать лет. Макс, в свою очередь, отдал за меня в виде залога деньги, чтобы я не рассказывал о других наркоманах полиции. После я отдавал Максу деньги постепенно. Но он сказал, что ему нужны не только деньги, но и то, чтобы я доставал им наркотики, но я отказался от этого. Поэтому Максу, согласно его словам, я обязан до конца своей жизни.

Слушая каждое слово Питера, я покрываюсь мурашками.

«Что эта за тайная личность Макса, и какие у него мотивы, чтобы манипулировать Питером? Нужно с этим разобраться раз и навсегда!» — твердит мне мой внутренний голос.

— Я не знаю, что и сказать, чтобы описать все то, что я чувствую сейчас… — качаю я головой, теряясь от того, что он рассказал.

— Милана, только не думай о том, что сейчас я такой же, как раньше. Я изменился. И можно сказать, благодаря твоему отцу, поэтому ему я искренне всегда говорю «спасибо» за всё…

МОЕМУ ОТЦУ? Я чуть ли не давлюсь.

— Что ты сказал? Моему отцу? — кричу я, не замечая этого.

— Ух, какая реакция. Да.

— Но кааак? — ошарашено спрашиваю я.

— Когда все это случилось, я хотел признаться своей матери об этом, но начиная звонить ей по телефону, взял трубку твой отец — Ник, и мы с ним поговорили по душам, так сказать. Он решил поддержать меня, приезжал некоторое время ко мне на квартиру в Нью-Йорке и также впоследствии оказал помощь в реализации моих способностей в области писательства. Но мама все равно потом узнала об этом от твоего отца…

— Так вот куда уезжал мой папа, говоря нам с мамой, что у него какие-то дела в Нью-Йорке. Но, подожди, я не могу поверить, тебе помог мой папа. МОЙ ПАПА. Это же противоречит всем его принципам жизни…

Сказать, что я в настоящий период времени нахожусь в шоке, то это, значит, ничего не сказать.

— На самом деле, я, кажется,