Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.) - Виталий Витальевич Тихонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 11
Сталинская премия для историков: между наукой и идеологией
Проходившие в стране идеологические процессы и их влияние на концептуальный облик советской исторической науки наглядно проявились в многочисленных монографиях, статьях и докладах. Охватить весь этот круг историографических источников не представляется возможным. Поэтому целесообразно проследить рецепции идеологии на примере ограниченного, но репрезентативного комплекса исторических работ. Представляется, что таким комплексом являются исторические монографии и коллективные труды, получившие Сталинскую премию. Во-первых, присуждение премии обуславливалось актуальностью издания для действующей власти. Таким образом, можно выявить основную идеологическую линию, проводимую режимом. В то же время книга должна была быть действительно крупным научным исследованием, реально вносящим вклад в науку. Комбинация этих признаков превращала издания-лауреаты в полноценный феномен не только идеологии, но и науки. Во-вторых, книги-лауреаты были посвящены самой разнообразной исторической проблематике, что дает возможность оценить рецепцию идеологического дискурса историками самых разных специальностей. В-третьих, лауреаты Сталинской премии задавали концептуальный стандарт для остальных. Поэтому изучение именно этих трудов позволяет выявить историографический мейнстрим эпохи.
Появление премии стало знаковым событием. Она стала формой «мягкого» контроля над культурной и научной жизнью Советского Союза. Лауреаты премии становились ориентиром для научных работников и представителей творческих профессий, а награждение наглядно демонстрировало, какие исследования правящий режим считает актуальными и полезными и чего ждет от других. В области литературы, искусства и гуманитарных наук идеологический прагматизм проявлялся особенно ярко. Но идеологическая актуальность обязательно должна была сочетаться с фундаментальностью трудов-лауреатов. Ценились работы, не являющиеся просто набором клишированных идеологем. Идейная лояльность должна была соседствовать с научным качеством. Были прецеденты, когда идеологически верные, но научно слабые работы отклонялись по причине их недостаточной основательности.
Сталинская премия (премия имени Сталина) была учреждена в конце 1939 г. к 60-летию Иосифа Виссарионовича и стала высшей советской наградой в области науки и искусства. Критерии ее присуждения не отличались устойчивостью. По наблюдениям специалистов: «Характерной особенностью всего механизма (регламента?) учреждения и присуждения Сталинских премий является его постоянная корректировка, причем не всегда оформляемая документально (по крайней мере, в виде публикаций в прессе)»[1626].
Непосредственная связь с «вождем» ставила эту премию в особое положение, придавало ей своеобразный статус награды от самого Сталина, который лично принимал участие в отборе конкурсных заявок. Тем не менее, в общих чертах механизм присуждения был следующим[1627]. Выдвинутые работы рассматривал Комитет по Сталинским премиям, куда входили крупные деятели партии, искусства и науки. Согласно положению о Сталинских премиях, Комитет мог учреждать из своего состава секции по отдельным специальностям, а также привлекать к оценке экспертные комиссии, состоявшие из ведущих ученых, но не являвшихся членами Комитета[1628]. Комиссию по историческим наукам в годы войны до самой смерти в декабре 1943 г. возглавлял Е. М. Ярославский. Поскольку круг профессионалов, принимавших решение, был явно небольшим, то это, очевидно, приводило к лоббированию трудов хороших знакомых. Решение комиссии направлялось в Отдел агитации и пропаганды ЦК, где высказывались дополнительные соображения. Затем списки с краткими аннотациями рассылались членам Политбюро и Совета Министров, которые высказывали свои соображения. Видимо, особую роль в судьбе лауреатов играл В. М. Молотов. Последнее слово, несомненно, принадлежало Сталину. При этом, надо заметить, мнение комиссии по премиям могло серьезно разойтись с окончательным вердиктом правителей государства, хотя и в подавляющем большинстве случаев совпадало.
Списки победителей и их портреты печатались в главной газете страны — «Правде». Как указывалось в одной из статей в упомянутой газете: «Сталинские премии стали периодическим смотром советской науки, техники и культуры»[1629]. Семантика смотра предполагала не только парадность, но и мобилизацию, предельную концентрацию усилий. В этом смысле премии — это еще и мобилизующий фактор. Не случайно лауреатов называли «отрядом».
Лауреаты премии мгновенно возносились на вершину научного олимпа, получая своеобразный научный, а по сути социальный иммунитет в неспокойном и зыбком мире сталинской империи, где вчерашние кумиры в одночасье могли лишиться всего и оказаться в аутсайдерах. Например, С. В. Бахрушин, прошедший через «Академическое дело» и побывавший в ссылке, после присуждения Сталинской премии в 1942 г. получил как бы гарантию неприкосновенности, признания своих заслуг перед советской властью. Как пишет биограф С. В. Бахрушина, А. М. Дубровский: «Звание лауреата Сталинской премии упрочивало положение человека из “бывших”, который еще десяток лет тому назад находился в ссылке и не знал, вернется ли он когда-нибудь к занятиям своей наукой»[1630]. Сам Бахрушин признавался: «Вы понимаете, какое значение это обстоятельство представляет в моей жизни. Несколько дней я ходил как в тумане»[1631].
Сталинская премия, конечно же, не всегда спасала от гонений. Так, в годы борьбы с «буржуазным космополитизмом» форменному разгрому подверглись лауреаты Сталинской премии И. И. Минц и Е. Н. Городецкий. Все же Е. Н. Городецкий старался подчеркнуть свою принадлежность к сталинским лауреатам, возможно, тем самым стремясь смягчить удар[1632] (см. выше).
Присуждение премии носило ярко выраженный политический характер. Книги, получившие премию, как правило, образовывали достаточно отчетливую идеологическую линию. Об этом свидетельствует и К. М. Симонов: «Анализируя книги, которые он [Сталин. — В. Т.] в разные годы поддержал, вижу существовавшую у него концепцию современного звучания произведения, концепцию, в конечном счете связанную с ответом на вопрос: “Нужна ли эта книга нам сейчас? Да или нет?” И всякий раз — и за произведениями, получавшими премии, и за идеями о создании произведений о чем-то или о ком-то, произведений, которые впоследствии были обречены, как правило, на премию, стояли сугубо современные политические задачи»[1633]. Приведенная цитата касается художественной литературы, но и к научноисторическим трудам ее можно отнести в полной мере.
Поскольку в присуждении непосредственное участие принимал сам Сталин, то исследования, удостоившиеся этой чести, сразу же приобретали статус идеологического ориентира для других историков. Книги лауреатов вставали, пускай и две-три ступеньки ниже, но все
